Составительница ядов. Не влюблю, так отравлю - Инесса Иванова

Мне дали время на раздумье.

— Ты любишь запах лаванды, София? — спросил меня Рысь, когда мы возвращались к экипажам и оставленным возле них людям.

Я вздрогнула от неожиданности, Кестер вторгся в мои мысли, нарушив их ход так же бесцеремонно, как и много дней назад этот Маг вошёл в мою жизнь. Сначала я сама пришла к нему по деловой надобности, но потом…

Иногда мне казалось, что с той поры он следил за мной.

— Люблю, — ответила я с лёгкой полуулыбкой кокетки.

Ванда и рябой шли впереди, они не разговаривали и держались друг от друга  на почтительном расстоянии. Я вдруг подумала, что мужчина боится моей хозяйки не меньше, чем она его.

А вот Кестеру, кажется, неведом страх.

— Лавандовые ванны дарят вещие сны, — продолжил беседы Рысь. Он нарочно шёл так медленно, тем самым заставляя и меня подстраиваться под его шаг.

— Это ложь, — ответила я излишне резко. Близость мужчины меня тревожила. Вдруг он решит, что раз я так мило с ним беседую, то и согласна стать его любовницей на время пути? — Лаванда только дарит успокоение и здоровый сон.

Я покосилась на Рысь, но он шёл, засунув руки в брюки и смотрел себе под ноги.

Слава богам, он не стал продолжать мысль, что эта трава способна подарить двоим страсть и невероятно обострить телесные переживания любви. Хотя, конечно, разговор о лаванде зашёл не просто так!

У Кестера ничего не бывает просто так!

— Я знаю в Непроторенном лесу одну поляну, где она цветёт так буйно, что глаз радуется. Прости за высокопарность. И не сердись на меня. Но моё предложение в силе, я бы мог защитить тебя.

— А так не можешь? Просто по велению души? Только за услугу? — ответила я и остановилась, заметив, что незаметно перешла на «ты».

Настроение было хуже некуда, а в раздражённом состоянии  я могу наговорить ужасные вещи. Те, что неприлично высказывать вслух, но о которых все думают.

— Зачем мне это? — пожал он плечами и обернулся с насмешливым взглядом. Его голубые глаза приняли хищное выражение. Так ведут себя те, кто знает цену своему покровительству. — В Плауполисе полно юных и прекрасных дев, понимающих правила игры. Думай, София. Я не всем делаю предложение дважды.

И он ушёл вперёд походкой оскорблённой добродетели. Мол, я тут с тобой вожусь, а ты ещё и губки дуешь да смеешь раздумывать. Ложись, вон, под меня на этом поле с лавандой и получай удовольствие!

В приюте часто говорят вслух такие вещи, от которых бы покраснела приличная барышня. Да только приличные туда не попадают, а раз подкинули, значит, судьба стать чьей-то содержанкой. И радуйся, если к тебе будут добры и щедры.

Так рассуждали все. И приютские ханжи-воспитательницы, они словно радовались, что им, старым девам, посчастливилось хоть на медную монетку, но больше.

Так рассуждала и директриса, важно кивая нам с трибуны во время очередного праздника. Я до сих пор помню её тонкие сиреневые губы и чёрную шаль, с которой дама не расставалась.

Смотрите, говорила эта накидка окружающим, я почтенная вдова и забочусь о сиротах, я не такая, какими, как бы я не старалась, станут эти девчонки с затравленным взглядом брошенного матерью лисёнка.

Я думала, что Кестер хотя бы постарается сделать вид, что он рассуждает иначе. Что он ценит мою настойчивость в достижении цели, моё стремление к знаниям и обретению ремесла, которое не полагалось по праву рождения. Нет, дулю вам с маслом!

Как и остальные, Рысь думал только о том, как бы попользоваться мной побыстрее.

Я оглянулась. Непроторенный лес манил, вон он, только руку протяни. «Каждому я воздаю по заслугам. Я — дерево правды», — шептал лесной орех, шелестя листьями.

— Пойдём скорее, здесь нельзя останавливаться, — увлекла меня за руку Ванда, хотя я уже хотела повернуть обратно в чащу.

Форин, или как там называли этого лесного духа, казалось, искренне заинтересована в моих способностях.

— О, вернулись, — принялся прыгать вокруг меня алхим, когда мы подошли ближе. — Я уже хотел на помощь бежать.

И Ле Шатон так посмотрел на державшего поводок Гастона, что тот немедля его отпустил.

— Что-то не очень торопился, — хмыкнула Ванда, и я впервые увидела, как львёнок смутился. Его морда из песочной стала пунцовой, а потом побледнела.

Я подхватила животное, а я предпочитала думать об алхиме, как о диковинном звере, а не сгустке магической энергии,  под брюхо и подняла на уровень своих глаз.

— Ты боишься леса? — тихонько спросила я, и алхим только вздохнул.

Держа его на руках, я осторожно вернулась к экипажу и заняла привычное место внутри. В тишине да без посторонних глаз говорится легче.

— Боюсь, — признался алхим, чем заслужил мою ласку. И вовсе не потому, что как утверждала хозяйка, устроившаяся напротив, что я привечаю всех слабых, а потому что имел смелость сказать правду. Не каждый на это пойдёт.

— Я буду рядом. А почему боишься? — продолжала я расспрос, выразительно взглянув на хозяйку, чтобы та не вмешивалась.

Гладила алхима по бархатной шёрстке, чесала за ушками, увенчанными кисточками, и тот расслабился. Устроился на моих коленях и, зевнув во весь рот, издав что-то среднее между рыком и вздохом, произнёс:

— Я создан человеком. Мне чужда и непонятна магия леса. А здесь она такая…

— Мощная? — подсказала я, чувствуя, что сейчас услышу что-нибудь важное.

— Приворотная и вязкая, — ответил алхим  и тут же заснул.

— Вот прав, стервец, — зашептала хозяйка, когда мы тронулись и медленно покатили в сторону леса. Ванда выглянула за занавеску и тут же плотно задёрнула её.  — Непроторенный лес — место сильное, не сказать чтобы гиблое, но явно неприветливое.

Я быстро пересказала то, что говорила мне Форин, и Ванда только нахмурилась:

— Ничего хорошего не жди. Поняла она, что ты душа неискушённая, знала, чем завлечь. А ты не поддавайся! Никому!

Какое-то время мы ехали молча, а потом я решилась спросить напрямую:

— Скажите, вы, правда, не знаете, зачем Рысь взял в путешествие меня?

— Ты у него самого спрашивала? Ну так, что ты с меня хочешь?! — был мне недовольный ответ. — Я так тебе скажу, девонька, я потому всё ещё работаю да жильё справное имею, что не лезу в чужие дела. И тебе не советую.

— Это не чужое дело, оно касается меня, я чувствую это, — упрямо возразила я.

Ванда только усмехнулась.

— Значит, примечай детали. Раз Рысь ничего тебе не сказал, то и не скажет. В любом случае, София, даже не думай сбегать в Непроторенном лесу. Дороги там круговые, захочет Форин, не найдёшь путь обратно. Навеки её станешь.