Составительница ядов. Не влюблю, так отравлю - Инесса Иванова

— Мы здесь надолго? — спросила я у амбала, когда экипажи, проехав полдня по относительно гладкой дороге, остановился у вполне обжитого домика, обнесённого крепким тыном.

Конечно, мужчина и знать не знал ответа на мой вопрос, но задала я его нарочито громко, надеясь, что тот, кто владеет сведениями, услышит и как-то даст о себе знать.

Ванда выбралась из экипажа последней, когда в двухэтажный дом уже начали вносить вещи, выгруженные из экипажей.

Ко мне снова подошла Лада, красавица заплела густые волосы в косу, толщине которой позавидовала бы любая и доверчиво шепнула:

— Пьетр сказал, мы здесь задержимся на пару дней.

— Надо же, — пробормотала я. — А нам говорили, что всё путешествие займёт несколько дней.

В поисках поддержки своим словам я оглянулась на Ванду, но та только хмуро пожала плечами и снова отвернулась к корзине и сумке, указывая амбалу, что с этими вещами надо быть предельно аккуратной.

Я видела только, как съехала на затылок её косынка, обнажив посеребрённые временем и припорошённые инеем волосы, уложенные на прямой пробор.

— Спасибо, что держишь меня в курсе, — обернулась я к Ладе, которая продолжала на меня смотреть с медовой улыбкой на полных губах. — Буду рада, если ты узнаешь о цели нашего путешествия чуть больше.

— Как пойдёт, София, — ответила она. — Я уже и так сказала тебе много. Продадут тебя, а кому, это и Пьетр вряд ли знает. Наш предводитель скрытен.

Лада говорила вполголоса, даря тем, кто кидал в её сторону взгляды, соблазнительные улыбки. Мол, стою, щебечу себе в удовольствие, как птичка. Рада солнцу и теплу. И сплетничаю ни о чём.

Девочка в борделе — профессия, предполагающая не только ублажение мужчин. В некоторых городах, включая столицу, девочки получали жалование и от бандитов, и от полиции. Сведения, которые они добывали, порой спасли жизни, но чаще губили их.

Ладе такая жизнь была по душе, хотя я всегда думала, что моя добрая знакомая бы с удовольствием вела жизнь содержанки. Дамы полусвета, стоящая вне условностей, не обременённая обязанностями жены, свободная в рамках своей роли.

О будущем такие, как мы с ней, задумывались редко. Для нас оно не предусмотрено.

И лишь я посмела бросить вызов этому незыблемому правилу. Надолго ли? Вот продадут меня какому-нибудь извращенцу в городе, откуда и сбежать сложно, и поминай как звали! Так что, София, твоя цель — выяснить всё до того, как это случится.

«Тот, кто владеет информацией, — говорил сам Кестер, — владеет судьбой».

Однако Ванда права: бежать в Непроторенном лесу — затея плохая. Гибельная.

Если, конечно, ты не хочешь превратиться в лесавку — духа девы, сгинувшей в чаще, и теперь, пока кто-то не найдёт её тело и не предаст останки земле по специальному обряду, она будет скитаться и заманивать путников на потеху Форин.

— О чём ты печалишься? — спросил алхим, когда Лада отошла от нас, а Ванда кивнула мне, мол, давай двигайся за мной.

Я взяла львёнка на руки и погладила.

— О своём будущем.

— А что это?

Ле Шатон был жаден до знаний о людях, он питался магической энергией, которую брал от нас и прежде всего, от своего создателя.

Когда я гладила алхима по шёрстке, кончики пальцев горели, и на них вспыхивали золотистые искорки. Общение с Ле Шатоном шло мне на пользу.

Я так же, как и он, подпутывалась энергией. Или всему виной тот злополучный серебристый артефакт, так похожий на пудреницу? Впрочем, так ли это важно?

— Это то, что ждёт меня завтра или послезавтра. Может, на следующей неделе.

— Точно ждёт?

Вопрос застал меня врасплох.

— Я не знаю. Никто не знает, даже прорицатели не видят всей картины будущего.

— Тогда почему ты о нём печалишься?

Львёнок поднял голову и посмотрел мне в лицо. Его большие умные зелёные глаза светились любопытством.

Мне не осталось ничего иного, чем согласится с таким подходом. Очень мудро. Жизнь — штука серьёзная, если ты принимаешь её всерьёз. И совсем иная, если получаешь удовольствие от происходящего в настоящем.

Как Лада, как Ле Шатон, как Рысь и компания.

Нам в Вандой была отведена огромная гостиная на первом этаже по соседству с лабораторией. Не знаю, кто здесь жил до нас, но дом и внутри был обжитым, словно хозяева только что покинули его ради прогулки по лавандовому полю, которое, как я и сама чувствовала, находится неподалёку.

В гостиной стояли два одинаковых дивана, застеленных шкурами животных. Я покосилась на алхима, но тот только чихнул.

Само наличие шкур и тот факт, что когда-то они кому-то принадлежали, не возмутил Ле Шатона. Всё-таки я забываю, что он совсем не животное, хоть и выглядит таковым.

— Не люблю бытовую магию, — забурчала Ванда, засучив рукава и скинув рабочий передник. — Но руками здесь отдраивать ничего не собираюсь.

Я уже было хотела возразить, что в уборке гостиная и не нуждается, но вовремя вспомнила, что хозяйка считает даже лёгкий беспорядок или само наличие пыли уже поводом для генеральной уборки. Ванда была патологической чистюлей, что меня, не приученную к подобному, потому как в приюте платье выдаётся девочкам на неделю, это удивляло.

— Помогать будешь? Или ты уже возомнила себя высокородной леди? — бросила хозяйка через плечо странную фразу, но расспрашивать её сейчас было не время.

Отвелась бы, прищурилась и сказала бы так, что охота задавать вопросы пропадёт надолго.

— Конечно, буду. Только и я в этой магии не сильна.

— И я, но посмотреть хочу, — отозвался алхим и спрыгнул с моих рук, тут же взгромоздившись на диван.

Ванда на него только рукой махнула, а мне принялась показывать различные бытовые закличи. Худо-бедно, но мне удалось заставить веник мести пол, а тряпкам протирать окна.

— Ничего не забыла? — сурово спросила хозяйка, когда я отступила на шаг, любуясь собственной работой.

В приюте бытовой магии не обучали, потому что бедной девочке ни к чему растрачивать свой мизерный магический объём на подобные вещи, которые можно и руками сделать. Да, долго, нудно, вредно для кожи рук, но кого это заботит?!

Родилась без роду без племени, так терпи. Не прачка, и то возблагодари судьбу!

— Не поняла, — обернулась я к хозяйке. — Вроде нет.

— А метла? Оно сама паутину снимет? Вот так, дотрагиваешься до черенка и говоришь: «Вымети живое и мёртвое, ползучее и живучее». И смотри внимательно!

Ванда оглянулась на дверь, потом проворно достала из корзины три листочка сухого лавра и сунула их в метёлку. Та мгновенно встрепенулась  и принялась за дело. Даже дым пошёл.