Белый ворон - Ольга Игоревна Елисеева

Простодушная Лиза легко покупалась на посулы. Михаил был не так доверчив. Он собрался в поездку весьма основательно, как если бы им с женой пришлось самим заботиться о хлебе насущном и спать на лоне природы. Помимо денег, граф взял оружие: отличные саксонские пистолеты, турецкий нож-бебут с двойным лезвием, раскрывавшимся уже внутри тела, и свой старый кавказский трофей — кинжал из дамасского булата, захваченный в Закатальском ущелье. На его лезвии золотом был выгравирован стих из Корана. Потом Михаилу перевели. Сура называлась «Слон», и новый хозяин так поименовал своё приобретение.

Солнце светило в макушку. Мулы вяло перебирали ногами. Через полдня такой езды Воронцов рассчитал проводника, тем более что «настоящий итальянский» обед в прибрежной деревеньке ограничился плохо проваренным рисом с виноградом. Граф предпочёл бы мясо с красным вином. А Лиза — на худой конец сыр. Взяв дело в свои руки, Михаил нанял в селении двух верховых лошадей и одну для поклажи. Сам оседлал и навьючил их. Причём первую пару, расхваливаемую хозяином, забраковал. Потом помог жене сесть верхом, пожелал владельцу мулов проваливать подобру-поздорову и тронулся в путь.

Лиза была сбита с толку его поведением. Она плохо понимала по-итальянски и во всём полагалась на мужа. Поднявшись по дороге чуть выше, Михаил сделал привал в сосновой роще на склоне холма. Толстенные пинии с медово-рыжими стволами, плотно переплетёнными ветками и длинными, как вязальные спицы, иголками давали много тени. Воронцов быстро собрал сучья, развёл костёр и обжарил, вернее, опалил копчёный окорок, захваченный из города. Лиза разложила на земле скатерть, бросила возле неё ковровые подушки, набитые тростником — жёсткие и потому пригодные для сидения — и вынула остальную провизию. Деревенские лепёшки, зелень, козий сыр. Муж раскупорил бутылку кьянти и заставил молодую женщину выпить стакан для поддержания сил. Лизу сморило, и жару они переждали под смолистой зеленью пиний, вдыхая запах разогретого дерева.

— А ты точно знаешь, куда ехать? — с сомнением осведомилась графиня.

— Не бойся. Я в детстве компас проглотил.

На лице жены отразился ужас. Все его шутки она принимала за чистую монету. Зато граф отметил, что Лиза наконец перешла с ним на «ты». Великое достижение! Ибо большинство супругов в свете так до конца жизни и остаются по-французски вежливы друг с другом и на «вы».

Пересидев пекло, путешественники решили двинуться дальше. Михаил отправился вверх по склону по известной надобности. Лиза собирала скатерть и упаковывала съестное, как вдруг прямо на неё из-за деревьев вышли два колоритных субъекта. Один маленький, толстый и чёрный, как таракан, с усами щёткой и грязной тряпицей, повязанной на голову наподобие косынки. Это сочетание грозного разбойничьего вида с совершенно женской деталью туалета насмешило Лизу, как если бы незнакомец напялил кружевной чепчик и взял в зубы кинжал. Второй — длинный, флегматичный, с лицом в крупных оспинах — смотрел тяжело и неподвижно. Оба были одеты в ветхие обноски, которые, казалось, удерживались на теле только широкими кожаными поясами.

При виде графини толстый выпустил из рук охапку сучьев и, издав неопределённый звук, обменялся с товарищем понимающим взглядом. Неясно, что их больше заинтересовало — женщина или лошади с поклажей. Во всяком случае, они не собирались упускать ни того, ни другого. Чёрный вынул нож. От страха у Лизы перехватило дыханье. В этот момент Михаил показался на склоне. Он быстро спускался, скользя сапогами по осыпи, и больше смотрел под ноги, чем вперёд. Появление чужаков оказалось для него полной неожиданностью. Граф всплеснул руками, и женщина испугалась, что муж упадёт. Дальше всё произошло быстрее, чем она могла уследить глазами. Михаил оттолкнулся от земли, пересёк расстояние, отделявшее его от нападавших, сбил толстяка с ног, заломив ему руку за спину и мигом выкрутив нож. А потом ударил поверженного локтем в основание черепа. Раздался неприятный хруст, как если бы кто-то разгрыз куриную кость. Подавшийся к ним длинный не успел помочь товарищу. Граф, даже не взглянув на него, вскинул руку с ножом вверх. И второй разбойник напоролся на щербатое, грязное лезвие.

— Не смотрите сюда, мадам, — бросил Михаил, вставая и стряхивая землю с ладоней.

Потом оттащил убитых к ближайшей расщелине и спихнул вниз. По недалёкому звуку шлепка графиня поняла, что тела упали не так уж глубоко.

— Я напугал тебя? — спросил Воронцов, возвращаясь.

Она вцепилась ему в руку.

— Господи, Миша! Ты? Напугал? Они же могли...

— Ничего они не могли, — отрезал муж. — За кого ты меня принимаешь?

Он взял лошадей под уздцы и повёл вниз к дороге. Там помог жене сесть, сам вскочил в седло и галопом погнал вперёд. Версты через полторы граф позволил Лизе остановиться.

— Кто эти люди? — с усилием выговорила она.

— Не знаю, — он пожал плечами. — Может быть, разбойники. Может быть, друзья нашего погонщика из деревни. А может, карбонарии. Говорят, они прячутся в старых угольных шахтах. У меня есть для тебя одна вещица. — Воронцов порылся в сумках и вытащил дамский дорожный пистолет-терцероль с крошечным лезвием, прикреплённым к дулу наподобие штыка. — В следующий раз, перед тем как уйти, я его заряжу. А ты запомни: пальцем нажимать сюда. Дуло отворачивать от себя и наставлять на противника. Бояться тут нечего.

Лиза заверила его, что не боится.

К вечеру путешественники добрались до Помпей. У самого въезда им встретился пансионер Академии художеств Яков Яненко, копировавший мраморную герму. Он страшно обрадовался, услышав русскую речь, и тут же навязался соотечественникам в провожатые. По его словам, итальянцы были ужасными крохоборами, обдиравшими чужеземцев без малейшего сострадания.

— Мне пришлось продать почти весь багаж, — жаловался он. — Но кисти и краски, прошу покорно. Они казённые, даже заложить не могу.

— Где бы здесь можно было остановиться на ночлег? — осведомился граф.

— Да где угодно, — художник широко развёл руками. — Я живу в развалинах терм. Есть театр. В любой дом заходи на постой. Римляне оставили их в полном порядке. Кое-где на столах даже стоят миски.

— Мы предпочитаем на открытом воздухе, — сказала Лиза. Ей показалось кощунственным тревожить тишину жилищ, в которых разом в один день погибли тысячи людей.

Воронцов кивнул. Он щедро поделился с голодным пансионером провизией и взял с того слово завтра разыскать их, чтобы показать город. Взобравшись на одну из обрушившихся стен, граф огляделся окрест и выбрал место для «лагеря»: в ближайшем атриуме у бассейна, забитого сухой землёй. Пока он рассёдлывал лошадей, треножил их, возился с сумками, Лиза прогулялась в руины дома, чтобы хоть что-то осмотреть до темноты. Её удивлённый возглас заставил Михаила бросить седло.

В квадратной комнате перед прекрасно сохранившимися фресками молодая графиня застыла, как соляной столп. Шедевр древнего живописца представлял собой нечто вроде пособия для юных жриц Венеры. И Михаил должен был признать, что за прошедшие столетия мало что изменилось. Скосив глаза на супругу, он вспыхнул, схватил её за руку и поволок вон. А на улице как следует выбранил, чтобы не разгуливала где попало.