Побег - Бекс Хоган

До наступления ночи мы сооружаем нечто, напоминающее мачту с парусом, и движемся, хотя и медленно, в правильном направлении. Дождь наконец-то прекратился, ветер снова подобрел, будто извиняясь за доставленные неудобства, и мы решаем стоять у штурвала посменно, чтобы дать друг другу слегка отдохнуть.

Бронн сидит рядом со мной, наблюдая за тем, как я смешиваю травы, которые купила в аптеке как будто лет сто назад. Я рассчитывала сделать это еще на Первом острове до нашего расставания. Не ожидала, что появление отца превратит все в хаос. И снова нас соединит. Я не смогла достать землесусло, однако у меня есть храброкорень, и я смешиваю его с моркосеменем и волкомятой в темную пасту, которая, несмотря на отталкивающий запах, я уверена, окажется эффективной.

– Пожалуйста, скажи, что это не наш ужин, – просит Бронн, воротя нос.

– Через парочку дней, когда мы застрянем на этом суденышке и нам будет нечего есть, ты пожалеешь о сказанном. – Я криво улыбаюсь. – Задирай-ка рубашку.

Он поднимает брови, но сейчас мы с ним не настолько близки, как несколько лет назад, чтобы в этом месте многозначительно шутить. Мы давно друг друга не подначивали, зато сказали слишком много слов со зла, и его ответное молчание кажется пустотой. Хотя работать я могу только при свете луны, мне видно, что рваные раны от кошки-девятихвостки на торсе Бронна глубоки и инфицированы. И наверняка доставляют ему постоянную боль.

– Неужели Миллиган тебе ничего не дала?

Бронн качает головой:

– Я не из числа ее любимчиков.

– Прости.

Это все я виновата.

– Могло быть и хуже. Адлер не стал пропускать меня под килем.

– Еще не вечер, – тихо говорю я, начиная втирать мою стряпню в раны Бронна.

Он вздрагивает при моем прикосновении, но не возражает, хотя я знаю, что должно жечь, как огнем.

На обработку порезов уходит довольно много времени, и с каждой минутой во мне все сильнее закипает возмущение оттого, что Миллиган ничем его не подлечила. Даже последствия наказаний должны обрабатываться, если отцу нужна работоспособная команда, и я прихожу к выводу, что неприязнь Миллиган по отношению к Бронну, вероятно, вызвана ее ненавистью ко мне.

Любая порка с применением кошки всегда осуществляется рулевым, и мне невыносимо представлять, как Клив наслаждался каждым варварским ударом, каждым содранным шматком плоти. Отец избрал жестокое наказание, и мне на память приходят слова, которые он прокричал мне вдогонку во фьорде. Многие моряки королевского флота называют кошку «капитанской дочкой», и мне приходит мысль о том, что выбор орудия пытки был не таким уж случайным, как может показаться на первый взгляд.

– Что мой отец имел в виду, когда говорил, будто знал, что ты приведешь его ко мне?

Задавая вопрос, я не в состоянии заставить себя взглянуть на Бронна, боюсь услышать ответ.

Отвечает он не сразу. Очевидно, что я не одинока в своем страхе от этого разговора.

– Ты не была на моем Посвящении, – говорит он наконец почти шепотом. – Оно было совершенно не похоже на твое.

Он умолкает. Странно слышать, что его тоже преследуют воспоминания.

– Ты никогда о нем не рассказывал.

Во всяком случае мне.

Бронн отворачивается, словно ему трудно об этом думать.

– Тому были причины.

Я жду, не желая говорить ничего, что может причинить ему боль.

Он не смотрит на меня.

– Оно заняло несколько недель.

Я потрясена. Как такое возможно?

– Началось, как я и ожидал. Испытания, задания, подтверждение моего знания островов, практические навыки. Потом настала очередь первого убийства. Я должен был убить дипломатку с Туманного острова, ставшую головной болью короля. Все должно было выглядеть случайностью.

Бронн никогда прежде не рассказывал мне о своих поручениях, и я замечаю, что перестаю дышать.

– Как тебе это удалось?

– Поймал ядоската на южном мелководье Целинного острова, выцедил яд и смазал им стилет. Далее мне осталось лишь пройти мимо нее в рыночной толпе. Укол в шею. Наверное, она решила, будто ее укусила оса. Через две минуты она была мертва. Ни вопросов, ни подозрений. Идеальная казнь. Я думал, что этим все закончится. Я честно предполагал, что прошел испытание.

– Ошибался?

Бронн смотрит мне в глаза.

– Тебе лучше всех известно, что Посвящение сводится к проверке Адлером наших слабостей. Он знал обе мои.

Тут я осознаю, что по-прежнему смотрю на Бронна юными, невинными глазами. Пока мы росли, он был для меня идеалом. Какие-такие изъяны можно было подвергнуть испытаниям? Очевидно, что отец знал его лучше.

– На следующую ночь после празднования того, что я посчитал завершением Посвящения, меня подняли с кровати, надели на голову мешок, связали по рукам и ногам и засунули в бочку, а бочку бросили за борт. Я не знал, что она привязана к кораблю. Знал лишь о темноте и поднимающейся воде. Думал, меня оставили тонуть.

У меня болит сердце его слушать. Поскольку он был сиротой, невесть на каком острове родившемся, очевидно, что одним из его страхов, преобладавшим над остальными, был страх лишиться дома, места, которое он обрел на корабле, семьи, которую заменила ему команда. Умереть в одиночестве, покинутым. Должно быть, он пришел в ужас.

– Не знаю, сколько меня так продержали, – говорит он, – но когда снова вытащили на борт, я был слаб, потерян. Чего твой отец и добивался. – Он делает паузу и удивляет вопросом: – Помнишь Дарта?

Имя звучит знакомо, и я задумываюсь. В команде постоянная текучка, и когда я была помоложе, то не обращала на это внимания. Однако да, я вспоминаю долговязого паренька одного возраста с Бронном, который всегда казался не в своей тарелке. Слишком порядочным для «Девы». Не помню, чтобы он задержался в команде надолго. У меня возникает жуткое ощущение, что сейчас я узнаю почему.

– Когда меня вытащили из бочки, поглазеть собралась вся команда. Меня окружили, как тебя. Отец стоял в центре рядом с Дартом, который выглядел растерянным. И тут капитан объявил последнее испытание. Только один из нас пройдет Посвящение – тот, кто выживет в конце боя.

Ох…

– Поначалу мы думали, что это какая-то хитрость. Может быть, шутка. Но мы ошибались. – Теперь глаза Бронна зло сверкают. – Дарт мне нравился. Когда он появился на судне, я взял его под свое крыло. И мне пришлось его убить. Голыми руками. Так, будто он был зверем каким-то. Постарался, чтобы все кончилось быстро. Свернул ему шею. Но я возненавидел себя за это. И ненавижу до сих пор.

Мне хочется его успокоить, но нечем.

– Потом отец отвел меня к тебе в каюту. Ты спала. Он сказал, что моя слабость в том, что я схожусь не с теми людьми. Я должен был доказать, что могу рвать эти узы и быть верен исключительно ему. Я показал, что могу справиться с этим, на примере Дарта. Теперь же я должен был оставить тебя. Если я откажусь, то вернусь в бочку, только на сей раз компанию мне составят камни. Я оказался эгоистом. Я выбрал жизнь. Прошел Посвящение самой дорогой ценой. – Он медлит, и его вина обнажается передо мной. – В тот день, когда я толкнул тебя за борт… Твой отец наблюдал. Не знаю, видела ли ты его, но он следил за мной. Я зашел слишком далеко, слишком отчаянно стараясь сделать вид, будто ты мне безразлична, и с тех пор ненавижу себя за это. Однако это сработало – на какое-то время. Пока я не застрелил того человека на Черном острове. Тогда капитан все понял. Он недооценил мои чувства к тебе, а я переоценил свою способность их скрывать.