Побег - Бекс Хоган

– Лучше бы тебе было утонуть во фьорде, – сиплю я, что непросто, когда даже вдох сделать не получается.

«Дядя» награждает меня злобной улыбкой.

– Ну, ну, ты ведь скучала по мне.

– Как по чуме.

– Твой папочка ждет не дождется, когда ты вернешься домой. Ты даже представить себе не можешь, какой прием он намерен тебе оказать.

Дыхание у него зловонное, так что не может заменить отсутствующий воздух. Я должна от него освободиться, не то отключусь.

– Пожалуй, я пас.

Клив смеется. Ему нравятся мои ответы, нравится со мной играть.

– Он обещал дать нам всем по очереди продемонстрировать тебе, как много ты для нас значишь. Миллиган будет первой и вся в предвкушении. Говорит, что так и не успела научить тебя всему, что знает, а ты была такой старательной ученицей.

Перспектива превратиться в игрушку Миллиган сродни кошмару. Мне нужно отсюда сматываться. Сейчас же.

Колено вонзается ему в пах, заставляя ослабить хватку настолько, что у меня получается вырваться, однако он сразу же приходит в себя и снова вцепляется в меня, еще сильнее. Глаза горят жаждой крови. Я лишь возбудила в нем аппетит.

Сейчас или никогда. Бороться или умереть. Поэтому я вскидываю ногу и попадаю ему пяткой в шею. Он отпускает меня и не успевает схватить снова, как я с разворота бью кулаком в живот. Он пятится, моя атака застала его врасплох, но быстро собирается, отражает удары, и вот уже он ведет бой, а я вынуждена отбиваться.

Мой взгляд падает на нож, лежащий без дела на земле. Я пытаюсь приблизиться к нему в надежде подобрать и воспользоваться шансом. Но Клив разгадывает мой план и рычит от ярости. Ему обрыдло играть в игры. Мое отношение его разозлило и унизило, и он проводит точный удар мне в лицо, после чего, не давая восстановить равновесие, толкает в речку. Она неглубокая, я тону лишь потому, что лежу в ней на спине, однако приступ паники лишает меня здравомыслия. Важнее воздуха нет ничего на свете. Но когда я выныриваю на поверхность и делаю глубокий вдох, его смертоносные руки ухватываются за меня и ощупывают каждый уголок моего тела, пока я лягаюсь, кусаюсь и извиваюсь, – лишь бы только его отогнать. За ним преимущество, и он пригвождает меня ко дну, садится верхом на грудь, держит мою голову над водой, а нож – у горла, чтобы я не рыпалась.

– Думаешь, ты мне ровня? Твой отец наказывал лишь, что ты должна вернуться живой. Он никогда не пояснял, что это значит «целой и невредимой». Миллиган расстроится, но она мне вообще-то никогда не нравилась.

Клив с удовольствием рассматривает порез, которым еще раньше украсил мое лицо, и наклоняется, чтобы его лизнуть. Я снова пытаюсь его оттолкнуть, но это невозможно. Он водит ножом по моей шее, опускает его к ключице, кожа его при этом сверкает от пота, пока он размышляет о награде, которую вот-вот заполучит. Интересно, какую мою часть он отрежет первой? Ноготь, быть может, чтобы растянуть удовольствие? Или оттяпает всю кисть, чтобы оставить неизгладимый след?

Однако он ничего не оттяпывает, потому что в это мгновение валится вперед и давит меня своим весом, вынуждая снова уйти под воду. Я яростно сталкиваю его с себя и умудряюсь сесть, после чего замечаю топор, торчащий из его башки.

Мой спаситель стоит надо мной, и, когда я понимаю, кто это, благодарность снова сменяется страхом. Рен. Боцман, известный своей преданностью Змеям. Если он убил Клива, то лишь затем, чтобы самому презентовать меня отцу. Когда он протягивает руку, чтобы помочь мне подняться, я игнорирую ее, сомневаясь в его истинных намерениях, и самостоятельно встаю на ноги. Он извлекает из безвольного трупа свой топор и лягает бывшего напарника.

– Дерьмо собачье.

– Что ты делаешь?

Если он собирается причинить мне вред, лучше узнать об этом раньше, чем позже.

– Спасаю твою задницу. – Рен выдирает пучок травы и стирает кровь с лезвия. – Пожар уже добрался до леса, так что скоро будет здесь. Тут повсюду разбросан порох. Ты должна делать ноги.

Я теряю дар речи, сбитая с толку и обрадованная одновременно. Он поворачивается, чтобы уйти, но я хватаю его за рукав.

– Погоди. Зачем ты мне это говоришь? Почему помогаешь?

– Потому что ты заступилась за моего мальца. Против этого дерьма.

Он плюет в сторону Клива.

Я понятия не имею, о чем он, но тут меня осеняет.

– Тоби?

– Он мой сын. Эта крыса испортила ему жизнь. – Он перекидывает топор через плечо и пристально на меня смотрит. – Я не единственный на борту, кто готов изменить присяге, если вызов капитану бросит правильный человек.

Я не сразу понимаю смысл его слов, а когда до меня доходит, то не готова поверить.

– Хочешь сказать, что предан мне ?

Он смотрит на меня дольше обычного и снова сплевывает.

– Постарайся уцелеть.

Отворачивается и бежит к берегу, спасаясь от надвигающейся огнедышащей печи, так что компанию мне теперь составляет только Клив, чья кровь окрашивает речку красным. Вид пробитой головы мало приятен. Однако приближающийся треск горящей листвы означает, что скоро Клива кремирует им же зажженный костер и, если я не хочу к нему присоединиться, мне лучше поспешить.

Трещит ветка, и я замечаю застывшего на бегу Густава, пораженного зрелищем: меня, стоящую над искалеченным трупом Клива. Если я его отпущу, он расскажет отцу. Но если сейчас начать с ним драться, я рискую оказаться в пламени. Мои руки не находят себе места, пытаясь угадать, что предпримет Густав. Наши взгляды скрещиваются, и я понимаю, что он думает о том же, о чем и я: если мы будем и дальше так стоять, нас поглотит пожар, который убивает всех вне зависимости от того, кто на чьей стороне. Он первым принимает решение и чуть не падает, припуская к морю.

Спорить я не намерена и мчусь той дорогой, какой сюда пришла, больше не обращая внимания на производимый шум. Огонь уже не остановить. Он сам питает себя, жадно пожирая цветы и лес и превращая былую красоту острова в пепел.

Я не справилась. Впервые попыталась противостоять отцу и не смогла его остановить. Не уберегла остров, как не уберегла Томаса. Не смогла защитить цветы, как не защитила Йорена. Не смогла спасти людей, как не спасла Клару. Возможно, Бронн был прав. Возможно, мне не следовало здесь появляться.

Сила близкого взрыва бросает меня на землю, в ушах звенит, я поднимаюсь на ноги и мчусь дальше.

Приближаясь к тому месту, где мы высаживались, я натыкаюсь на маленькое семейство, убегающее слишком медленно. Младшая дочка с трудом тащит шелудивого пса, отказываясь его оставить вопреки увещеваниям матери.

– Корабли ждут, но вы должны поторапливаться, – кричу я им и надеюсь, что не обманываю. – Давайте я понесу собаку.

Я протягиваю руки, и ребенок рассматривает меня, взвешивая, можно ли мне доверять. Я не жду ее решения, хватаю псину.