Любовь и выборы - Лана Барсукова

– Премного польщен. Балуете вы меня, ой балуете! Так что насчет коньячка?

– Не откажусь.

«Эка ее приперло. Сроду коньяк со мной не пила», – продолжал тревожиться мэр. Но вслух он сказал:

– Ну вот и славненько, вот и правильно. Коньячок, он всегда на пользу идет. Для здоровья полезно, говорят. Ой как полезно!

Он резво извлек из барного отдела дорогую бутыль и натренированным движением разлил коньяк по широким бокалам.

– Ну, для здоровья, может, и полезно… – многозначительно протянула Ирина, принимая бокал.

Иван Игнатьевич уловил недосказанность и задал вопрос, который вывел разговор в то направление, которое и замыслила Ирина.

– А для чего вредно-то?

– Для карьеры. Всего лишь для карьеры, дорогой Иван Игнатьевич.

Повисла пауза.

– Так вроде до этого не вредило, – неуверенно сказал мэр.

– Времена меняются.

Ирина прямо посмотрела ему в глаза и неспешно пригубила коньяк. Мэр пить не стал.

– Что ж за времена такие?

– Сами знаете. Все, начиная от президента, ведут активный и по мере сил здоровый образ жизни. Если не молодость, то моложавость начинает входить в моду. И эта мода спускается по всей вертикали власти. Новая генерация руководителей скорее минералочку в кабинетах пьет, а не коньяк. Ну что я вам говорю? Это же для вас не новость.

– И правильно! Полностью поддерживаю! Хорошие времена настают. Только вот мы – люди другого поколения, мы по-другому привыкли и жить, и работать. И выпить за закрытыми дверями нам никогда грехом не казалось.

– Это ваше, как вы выразились, другое поколение уже на пенсию уходит.

И опять этот прямой и жесткий взгляд. Иван Игнатьевич почувствовал недоброе. Ему хотелось спросить в лоб: «Что ты хочешь?» Но он понимал, что такая прямолинейность неуместна, и продолжил плести кружево разговора.

– Ну, кто-то уходит, а кто-то остается. На все воля божья.

– Ну, допустим, у бога есть дела поважней, чем решать кадровые вопросы. Думаю, он этим заниматься не будет. Отдаст на усмотрение обычных смертных. Вы так не считаете?

Ирина опять отпила коньяка. Иван Игнатьевич не составил ей компанию.

– Так, все так. Только смертные и ошибаться могут, – сказал он неуверенно. – Откажутся от услуг старшего поколения, отправят на пенсию, а потом локти кусать будут.

– Это конечно. Смертные часто ошибаются. Еще как ошибаются! – Ирина вновь поднесла к губам бокал. – Иногда случаются трагические ошибки. Вот работает человек, еще полон сил, а его с почестями – и на заслуженный отдых. И не узнает он, бедняга, кому за это спасибо сказать. А как вы думаете, кому?

Мэр молча ждал ответа. Ирина с удовольствием отметила, что Иван Игнатьевич даже не пригубил коньяк. Значит, он полностью в ее власти, ловит каждое слово. Все складывалось самым лучшим образом.

– Что же вы молчите, Иван Игнатьевич? Вы же опытный управленец и прекрасно знаете, как много зависит от советчиков. Простые смертные, Иван Игнатьевич, частенько советуются. Иногда с коллегами, а иногда и с женами… Знаете, как это бывает? Устал человек, пришел с работы, а жена ему посоветует что-нибудь… Наутро ему даже кажется, что он сам это решение принял. И не переубедишь его потом.

В кабинете повисла тишина.

– Бывает, что жена скажет мужу: «Зачем тебе эти старики? Тем более пьющие? Найди молодого мальчика, воспитанника какого-нибудь "Сколкова"». А может ведь сказать: «Опыт только с годами приходит, на многое можно закрыть глаза – и на дату рождения, и на коньячок. Старый конь, как говорится, борозды не портит». А за домашним ужином советы очень хорошо усваиваются, уж поверьте мне.

Иван Игнатьевич понял, что они подошли к кульминации разговора, к той точке, ради которой все и затевалось. «Что ей от меня надо?» – билась в висках тревожная мысль. Очень хотелось выпить, но он решил отныне демонстрировать трезвость. И разумность:

– Умная жена только хорошие вещи посоветует. Она же не диверсант какой, чтобы мужу «Сколково» предлагать.

– Нет, не диверсант. Только у нее тоже свой интерес порой имеется.

– Какой, если не секрет?

– Как раз секрет, Иван Игнатьевич. Такой секрет, что никто знать не должен про ее интерес.

– Вы же меня знаете, я чужие секреты не сдаю, иначе давно бы в этом кабинете не сидел.

– Ну, раз уж мы с вами друзья, я, так и быть, скажу вам. Тем более что это меня не касается. Мы же с вами воображаемую ситуацию обсуждаем. Не правда ли?

Иван Игнатьевич кивнул и понял, что дело движется к развязке.

– Той жене хотелось бы знать одну маленькую деталь. Ну, например, гуляла она случайно по избирательному округу, что граничит с кладбищем. И странную вещь заметила. Весь округ оклеен агитационными плакатами, на которых красуется довольно привлекательная девушка. Спору нет, она украшает этот серый район. Но любопытство гложет. Чистая, можно сказать, любознательность. Где же вторая девушка? Ведь была, если не ошибаюсь, еще одна девушка. Кажется, Соловьева. Куда подевалась Соловьева? Вот и все, что хотелось бы узнать этой жене. И, узнав это, она, наша условная жена, успокоится, вас больше не потревожит и будет шептать мужу на ушко, что только седина и умеренный запах алкоголя украшает настоящего руководителя.

– Так весь интерес в том, чтобы узнать, почему у одной с плакатами густо, а у другой пусто? В смысле избирательной кампании.

– Умеете вы уловить суть.

– Годы тренировок не пропьешь! – Иван Игнатьевич сделал вид, что веселая словесная игра ему очень понравилась.

Он жизнерадостно предложил Ирине подлить коньячку, но она отказалась. Дело сделано, можно уходить. Она перебросилась с Иваном Игнатьевичем парой ничего не значащих фраз и покинула его кабинет.

Ирина шла по коридору мэрии по направлению к двери с призывной табличной «Ж». Ей вспомнилось, как когда-то ей хотелось устроить там потоп, проливая слезы. В тот день она узнала, что ее соперница слишком глубоко вторглась в пределы ее семьи, что ее муж променял Исландию на депутатский мандат для своей пассии. Это было так недавно и так давно.

Как же все поменялось за эти дни. Сейчас Ирина шла в туалет, чтобы просто пописать. Плакать не хотелось. Ирина начала контрнаступление, восстанавливая прежние границы своего семейного владения. И эта решимость носила оттенок радостного предчувствия победы.

К любовницам Ирина привыкла, ей это было не впервой. Но любовница с депутатским мандатом – это уже перебор. Заявка на слишком сильную привязанность. Сергей нарушил неписаные правила их семейного договора, и Ирина тоже вправе нарушить прежний молчаливый нейтралитет.

Кто-то из женщин мечтает плеснуть в лицо любовницы соляной кислотой. Ирина не была такой кровожадной. Она просто хотела увидеть плакат с Людмилой Шиловой в луже. И только. Чтобы каблуки прохожих наступали на этот глянец, вминая в грязь ее лицо. Чтобы подростки сплевывали на нее жвачку. Чтобы собачки какали прямо на светлый лик этой Людмилы. Всего лишь.