Эпохи холст – багряной кистью - Александр Владимирович Плетнёв

Снова появился шанс «бить врага частями»!

– Наблюдаем ещё один вражеский корабль! – донеслось запоздалое от сигнальной вахты. Оживились офицеры на мостике. Лица у всех заострились злой решимостью.

– Дистанция восемьдесят кабельтовых!

И совсем громом прозвучало, когда «марсовые» известили… когда в накрученных кратностях оптики выплыл, буквально вслед второму, третий броненосец.

Теперь жёлтые лица совсем побледнели, а расширившиеся зрачки выдали притаившуюся тревогу – память о вчерашнем бое (с визгом осколков, кровью и смертями) никуда не делась. Повисла какая-то совершенно неуместная и неестественная для скорой схватки пауза.

Даже дальномерщики примолкли.

– Всё-таки… все три прошли. Арктикой. И пришли… – это прозвучало очень задумчиво и очень по-английски – мистер Пэкинхем.

Вспомогательный крейсер «Рион»

В отличие от японцев, Троян Пётр Аркадьевич весьма быстро идентифицировал, кто и что встретилось ему в дозоре.

Сигнальщики определили, что это колонна.

Боевая колонна.

Было ещё сомнение, что это 1-я Тихоокеанская, но в головном опознали «Микасу». Большего и не требовалось. Хотя «маркони» и без того давно уж ловили работу телеграфа японскими кодами. Но надо было убедиться воочию.

Вспомогательный крейсер лёг на параллельный с опережением курс, держась от противника на грани фактической видимости. И рекомендованно шёл с небольшими отклонениями на руле, что по замыслу должно было создавать то самое мерцание камуфлирующей раскраски.

Сами-то они на «Рионе», как и по всему рожественскому отряду, судовым беспроводным телеграфом практически не пользовались… в конспиративных целях.

Поскольку наличествовали иные средства связи.

И мичман телеграфист на «Рионе» имелся по такому случаю – не штатный из прапорщиков-добровольцев, а прикомандированный с «Суворова» кадровый офицер[29]. Молодой, гоношистый и донельзя секретный специалист. Впрочем, как и доставленная аппаратура – монтировал её в отдельной каюте прикомандированный инженер с «Ямала»… Долго гонял – «тестировал», наладил, отчитался, отбыл. Для удобства даже «соплю» телефонную кинул в «ходовую» – чтоб прямая линия с командиром была.

«Голосовая связь на двадцать восемь миль!» – важно тогда представил сие новшество новенький мичман, точно личную заслугу.

Теперь у новоиспечённой радиорубки (не путать с телеграфной) на постоянную обосновались парные караульные… то ли жандармы переодетые, то ли матросы с жандармскими повадками.

И откуда таких только берут?

Но Пётр Аркадьевич был категорически инструктирован: «…в случае захвата и даже утопления вверенного судна всё содержимое „особой каюты“ подлежит первоочерёдному уничтожению».

О визуальном контакте с противником требовалось немедленно сообщить на флагман.

На запрос установления связи мичман по телефону пробурчал что-то невнятное, брякнув «сейчас буду».

– Остров загораживает сигнал, – заявил по прибытию, – надо обогнуть его и выйти на прямую видимость с «Ослябей». Я послал условные «щелчки» и ответ принял.

Говорил что-то ещё про «импульсный режим», «уверенный приём», «ретрансляторы»… надо сказать, упоённо говорил, нравилось ему умными словечками козырять.

Невозмутимый Троян оборвал – знаю, дескать:

– Последовательный набор щелчков, что та же морзянка. Не так ли? Если на «Ослябе» приняли и ответили, значит, всё по плану – передадут предупреждение на флагман. А пока…

Пётр Аркадьевич склонился к амбушюру переговорного устройства:

– Прибавьте в машинном!

– Как войдём в зону уверенного сигнала, немедленно вас извещу, – теперь уж немного виновато проблеял связист.

Капитан 2-го ранга смотрел на этого безусого офицера и немного жалел. Про зажигательные «термитные» заряды в радиорубке он знал. Как и знал, что случись, не дай бог, захват судна, пленения этого мичмана допустить нельзя.

«Наверняка те самые караульные и не допустят». А если у них не выйдет, то и он (Троян) расписку на то давал… наделённый револьвером в придачу.

Эта часть подписанного обязательства до сих пор жгла ему руки. И тревожила. Нет ли у кого в экипаже и на него подобной «росписи».

– Идите, мичман.

– Вашблагородь, Пётр Аркадьевич, – заглянул на мостик старшина, – там сигнальщики говорят – кто-то по нашу душу. Того-супостат на нас крейсер натравил.

Торопливо, неуклюже двинув плечом зазевавшегося старшину, Троян вышел на крыло мостика, выглянув за корму.

– Да. Дымит, сволочь!

Быстро вернулся, проорав в переговорное устройство, соединяющее с «машинным»:

– Ход «самый полный».

Так же резко взялся за телефон – надо было поторопить с установкой связи. Тут уж пришлось подождать, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу – мичман, видимо, ещё не дошёл к себе.

Флагман. Эскадренный броненосец «Суворов»

– Ваше высокопревосходительство, – ординарец осторожно постучался в адмиральскую каюту, – благоволите подняться наверх! С «Риона» докладывают…

Зиновий Петрович приспособился бриться с вечера, так что на мостик явился скоро, лишь обдав для бодрости лицо ледяной водой. Однако набрякшие мешки под глазами выдавали почти хроническое недосыпание – и голова тяжела, и в ушах шум, и голос сипл.

– Говорите.

– Поначалу телеграфисты стали ловить эфирные передачи, судя по почерку, японские «телефункены», – немедленно начал докладывать вахтенный, – потом с «Осляби» поступило сообщение, что «Рион» «отбил условным» о контакте с противником. На данный момент достоверно подтверждено – к норду от Квельпарта обнаружена колонна кораблей в количестве шести или семи единиц. Головным «Микаса». Идут проливом Чеджу, курсом девяносто. Сигнал с «Риона» до нас не добивает, но «Ослябя», как пояснил связист, выступает в роли… э-э-э… ретранслирующего звена!

Подойдя к распластанной карте, Рожественский быстро оценил расстановку: курсовой «пунктир» противника, позицию «Осляби», патрульный сектор «Риона» и его заявленное местоположение.

Затем совершенно естественным желанием проделал три шага, открыв дверь, выходящую на крыло мостика, подставляя лицо свежему ветру, глубокими вдохами насыщаясь кислородом. Всего десять градусов тепла по Цельсию взбодрили, выгоняя «свинец» из головы. Выглянул – что там за бортом…

Море рябило, несмотря прикрывающие от ветра высокие берега суши. Однако корабли на якорях стояли как влитые, завивая сизым из труб – держали пары. И не просто… «Александр» выкидывал уже гуще, раскочегариваясь.

Просыпалось звуками и под ногами, донося котельный гуд и машинные стуки.

– Я распорядился поднять до марки, как вы и приказывали, – пояснил вахтенный флагманский офицер.

– Всё правильно. Выбрать якоря. Свистать всех наверх.

* * *

Накануне командующий провёл очередную штабную игру, кои с некоторых пор повадился практиковать, зазывая в адмиральский салон офицерский состав.

Не сразу подобные «посиделки» вышли в рабочую атмосферу – то молодые мичманы робели, то адмирал порой бесился, встречая, по его мнению, излишнее сопротивление начальственному авторитету. Но, как говорится, вода камень точит. Всё притирается.

Тема последней (или «крайней», если будет угодно) штабной проработки была: «Перехват Того после боя с Витгефтом наличествующими силами, сиречь тремя броненосцами».

Пользуясь стоянкой у Квельпарта, на флагман прибыли командиры и старшие офицеры с «Осляби» и «Александра». На большом столе как всегда «лоскутным одеялом» карты, справочники Джейн, рабочие тетради, карандаши.

– Условия таковы, господа, – огласил адмирал, – против нас четыре броненосца, три броненосных крейсера. Иначе говоря