Просто вдвоем - Таммара Веббер

– Что скажешь? – спросил я теперь, бросая Фрэнсису в миску последний кусочек индейки. – Стать мне ее «плохим парнем»? По-моему, лучшего кандидата на эту должность ей не найти. – Я взял телефон и отыскал номер Жаклин. – «Скажи это сейчас или молчи вечно».

Покончив с ужином, Фрэнсис перешел к умыванию.

– Молчание – знак согласия, – подытожил я, отправляя Жаклин эсэмэску с извинениями за то, что в «Старбаксе» даже не подошел с ней попрощаться.

«Наверно, было неловко из-за доктора Хеллера?» – ответила она.

Черт возьми! «Неловко» – это мягко сказано.

Я написал, что хотел бы ее нарисовать, и уставился в экран, ожидая ответа. «Тебе нужен плохой парень, Жаклин? – думал я. – Ладно. Тогда попробуй меня».

Она отписала: «ОК».

Я спросил номер ее комнаты и пообещал подъехать через пару часов.

Жаклин написала Лэндону (примечательно, что она сделала это именно тогда, когда сидела в «Старбаксе»). Поблагодарила за настойчивую рекомендацию заполнить вопросный лист. Утреннюю проверочную работу она сделала на отлично: в этом я был уверен процентов на девяносто девять. Мне захотелось написать ей ответное письмо, но я не стал. Сегодня вечером никакого Лэндона не будет.

* * *

Пройти в общагу оказалось очень просто. Достаточно было крикнуть кому-нибудь входившему: «Эй, друг! Не закрывай дверь!» Поднимаясь по задней лестнице, я весь пылал.

Я не соврал: мне действительно хотелось нарисовать Жаклин. И наверное, на этом все. Пока.

Я тихо постучал, не обращая внимания на торчавших в коридоре студентов. Она не ответила, и движения в комнате я не услышал. Но как только я постучал опять, она отворила, словно стояла за дверью и спорила с собой, впускать меня или нет.

На ней был светло-голубой джемпер, подчеркивавший цвет ее глаз. Вырез спускался на грудь осторожной буквой «V». Мягкая шерсть так и просила, чтобы ее погладили, и я пообещал себе это сделать.

Я вошел и захлопнул за собой дверь, как будто запечатал собственную совесть. Но она продолжила упорно и глухо стучаться в мой череп, напоминая о том, что девушка, к которой я пришел, мне заказана: Жаклин – студентка Хеллера. К тому же она недавно пережила личную драму, и это сделало ее уязвимой в одном плане… а меня в другом.

И главное, она понятия не имела о моем внутреннем конфликте.

Я бросил блокнот на ее кровать, засунул руки в брюки и стал изображать, будто изучаю интерьер, а Жаклин в этот момент изучала меня. Я чувствовал ее взгляд на поношенных ботинках, которыми только дерьмо месить; на тоскливом джемпере с капюшоном; на кольце, продетом в губу. Она видела пляжного забулдыгу, типичного красношеего, на котором было большими буквами написано: «Не связывайся со мной!» Я представлял собой полную противоположность ее холеному бывшему. Да и всегда был таким, даже когда у меня была возможность стать похожим на него. Я никогда не думал о том, во что был одет и сколько это стоило. Бренды, от которых балдели его благополучные «братаны», не впечатляли моих александрийских одноклассников – детей влиятельных лоббистов, сенаторов и директоров гигантских компаний.

Я никогда не стушевался бы перед тем, кто выставляет напоказ папашин достаток. Я знал, как быстро исчезают деньги, особенно если они заработаны не тобой. Эта истина далась мне нелегко, но я ее прочно усвоил: то, чего человек хочет от жизни, он должен добыть сам. И сохранить.

Пока взгляд Жаклин блуждал по моему лицу, я продолжал притворно оглядывать комнату, вспоминая то рассеянное выражение, с которым она иногда сидела на хеллеровских лекциях: неподвижные глаза смотрят в пустоту, пальцы перебирают невидимые струны, постукивая по ноге или по столу.

Меня потянуло к ней много недель назад, но я держался на расстоянии до той ночи, когда пришел ей на помощь. Китайская пословица гласит, что ты навсегда в ответе за человека, жизнь которого спас. Чувствуя, что это правда, я не мог позволить Жаклин встать, отряхнуться и уйти неизвестно куда. Ведь я видел, что она была совершенно неспособна за себя постоять. Может, я и не спас ее от смерти, но предотвратил нечто, способное повредить душе. Поэтому теперь я должен был следить за ней, а чтобы делать это успешно, старался узнать ее получше.

По крайней мере, такую легенду я состряпал себе в оправдание.

Встретившись с Жаклин взглядом, я повернул голову и увидел на столе маленькие колонки. Она слушала группу, на концерт которой я ходил месяц назад. Я спросил, была ли она там, и Жаклин, как ни странно, кивнула. В тот вечер я не заметил ее, поскольку не думал с ней встретиться. Вслух я списал свое невнимание на пиво и темноту. Но на самом-то деле, если бы я знал о ее присутствии, я разыскал бы ее, сколько бы ни выпил и как бы ни было темно.

Об этом я решил промолчать.

Бросив шапку и куртку на кровать, я попытался изобразить спокойствие, прежде чем снова посмотреть на Жаклин. Наверное, она пришла на тот концерт со своим парнем. А я с Джозефом.

– Куда мне сесть? – спросила она.

На секунду мой мозг вырубился, а потом стал заполняться картинками, о каких не говорят. Но Жаклин вспыхнула, как будто прочитала мои мысли. Ее губы приоткрылись, ей захотелось взять назад двусмысленные слова, которые она произнесла явно не с целью меня соблазнить. Прокашлявшись, я предложил ей кровать: ответ был под стать вопросу. Она села. Убирая с одеяла куртку с шапкой, я попытался утихомирить взыгравшие гормоны, в сотый раз перебрав многочисленные факты, не позволявшие мне мечтать о близости с Жаклин Уоллес, начиная с того, что она, по сути, не знала, кто я такой, и кончая тем, что такие девчонки, как она, не западают на ребят моей наружности.

Но ведь для секса не обязательно западать? Я и так мог сыграть роль «плохого парня». Господи, помоги! Как мне этого хотелось!

Она смотрела на меня большими испуганными глазами. Я испытал желание упокоить ее, ласково к ней прикоснуться. Но вместо этого почему-то сказал, что если ей не хочется позировать, то можно все отменить. Теперь она должна была с облегчением выдохнуть и ответить: «Да, зря мы это затеяли». Отчасти я даже надеялся, что так и будет: тогда мне пришлось бы затормозить и я, возможно, удержался бы от грубейшей ошибки, совершив которую нарушил бы массу принципов и правил.

Без отпора мне было не остановиться. Во всяком случае, сейчас, когда в голове не было ничего, кроме желания придвигаться к ней ближе и ближе.

– Мне хочется, – сказала она.

При этом поза ее осталась напряженной: руки и ноги гнулись в суставах, но казались деревянными, как у человечков, которых я набрасывал. Ответ Жаклин не соответствовал тому, как она держалась, и я не знал, чему верить – словам или телу.

– Какая поза была бы для тебя удобнее? – спросил я, и она покраснела еще гуще.

Я закусил губу, отошел на другой конец комнаты и плюхнулся на пол возле единственного свободного участка стены. Раскрыл блокнот, положил его на колени и сделал медленный вдох через нос, проклиная себя за злополучную эсэмэску. Хотя мое предложение нарисовать Жаклин и не было хитростью, пребывание в тесном помещении наедине с ней не сулило ничего хорошего. Меня вдруг словно огрели по голове: я понял, что еще никогда не испытывал такого сильного влечения. Оно усиливалось от недели к неделе, а я игнорировал его, поскольку у нее был парень, а сама она была моей студенткой и выглядела невероятной, несбыточной мечтой.