Парижское танго - Ксавьера Холландер

Темноволосый юноша говорил с испанским акцентом.

– Спасибо, мадам. Вы едете до Ниццы?

– Конечно. Залезайте. – Я открыла дверь, и онизабрались в машину вместе со своими спальными мешками и рюкзаками.

– Это Рейнольд, он из Германии, – сказалтемноволосый, когда Рейнольд взгромоздился на заднее сиденье. – А менязовут Мигель, я из Мексики.

– Хай, меня зовут Ксавьера, и я из… Голландии. Носейчас я живу в Сен-Тропезе.

Выяснилось, что «хичхайкинг» весьма трудное занятие, как вИталии, так и во Франции. Оба парня сидели на дороге уже целый день в ожидании,что кто-нибудь их подбросит. И они не мылись в ванне или под душем по меньшеймере три недели.

Все же Мигель был приятным парнишкой с тонкими чертами лица,и по мере того, как мы ехали, он все больше мне нравился. На нем были надетытемно-красные штаны с черными и белыми полосами и розоватая рубашка. Егодлинные черные волосы (как у хиппи) явно нуждались в мытье. Однако он не хотел,чтобы его принимали за хиппи. Он не отличался особой эрудицией, и его взглядына войну и мир были чрезвычайно расплывчаты. Он не был связан с каким-либополитическим движением и хотел только одного – чтобы его оставили в покое и онмог оставаться честным и дружелюбным по отношению к людям. Он очень хорошозагорел. Карие глаза слегка косили, у него был большой узкий нос и высокоподнятые мексикано-индейские скулы.

На Рейнольде было надето то, что когда-то называлось белоймарокканской рубашкой и серыми замшевыми штанами. Уверена, он задыхался от жарыв своих брюках, но, видимо, кроме них нечего было надеть. На нем были тяжелыеботинки, тогда как Мигель был обут в открытые сандалии, сквозь дырочкивиднелись грязные ноги.

Но мне было все равно, как давно они мылись. Это былихорошие парни, и мне нравилось их общество и то, что я могла им помочь.

– Когда вы в последний раз как следует поели? –спросила я.

– О, это было так давно, что я уже не помню, –ответил Мигель.

– Хорошо, вот здесь фрукты, печенье и шоколад, если выголодны… – Я даже не успела закончить. Они были зверски голодны, и как только япредложила еду, с жадностью проглотили ее. Мы остановились у придорожногокиоска, чтобы напиться, и они охотно это сделали.

Мигель отличался словоохотливостью, а Рейнольд (он неговорил по-английски) молчаливо сидел сзади. Оба юноши были милы иинтеллигентны, поэтому я убедила их ехать до Сен-Тропеза, а не в Ниццу.Поскольку у них нечем было заплатить за гостиницу, я предложила Рейнольдузаночевать в машине. Он согласился и обещал утром закрыть машину и оставить подстеклоочистителем записку, где мы сможем его найти. Мигель же останется вгостинице со мной.

Когда мы вошли в гостиницу, консьержка вопросительнопосмотрела на меня. Я забыла, как странно выгляжу в сопровождении неопрятновыглядевшего, заросшего хиппи в рваной одежде. Однако, она любезно согласиласьобменять мой одноместный номер на двухместный на две ночи. Отель былпереполнен, поэтому мне нужно было через двое суток снова вернуться водноместный номер.

Когда вошли в комнату, Мигель на сорок пять минут скрылся вванной. Появился он совершенно другим человеком – добела отмытым и мокрым послекупания. Он не только тщательно отскребся, но даже чуть-чуть укоротил шевелюру,обстриг ногти, побрился и почистил зубы. Но что за зрелище после этогопредставляла ванна! На полу настоящее половодье, всюду песок и волосы.

Чистый и свежий, Мигель стоял на пороге, робко улыбаясь мне.У него было гибкое, золотисто-коричневого оттенка тело с легкой светлойполоской вокруг чресел, куда сквозь плавки не смогло добраться солнце. На телепочти не было волос, а его пенис был небольшим, очень деликатным.

Пока он вытирался досуха, я убрала ванную и приняла душ.Затем мы вздремнули. Он заснул сразу же, как только его голова дотронулась доподушки. Мне доставляло удовольствие наблюдать за ним, спящим иудовлетворенным, а затем через несколько минут уснула и я, размышляя, какприятно доставить удовольствие другому не только своим телом, но и ласковымсловом, поездкой, сладостями и сном в уютной постели.

Мы проснулись около восьми утра, оделись и нашли записку отРейнольда, в которой он просил встретиться с ним в «Ла Горилле», одном изприпортовых ресторанчиков. Это одно из тех местечек, где собираются хиппи иторговцы наркотиками, оба паренька хотели сброситься и на весь имеющийся у нихкапитал купить мне какой-нибудь травки. Я настояла вместо травки купитьфруктового сока и в свою очередь угостила их хорошим жарким с картошкой исалатом.

Рейнольд, голодный как волк, проигнорировал приличия и водин присест проглотил мясо с помощью пальцев, а затем то же проделал и совощами.

Я шепнула ему по-немецки.

– Не торопись, мужик. Порежь мясо и веди себя, какчеловек.

Но было поздно, он уже все съел! Похоже, он по-прежнему былголоден, поэтому я отдала половину своего бифштекса и овощи, и на этот раз онел медленно и цивилизованно. Мигель вел себя несколько лучше, но все равночувствовалось, что он не менее голоден, чем его приятель. Вдвоем они подчистиливсе, что было на столе – пикули, булочки, даже крошки.

В тот день, когда стемнело, мы гуляли вокруг яхт-клуба инаслаждались звуками ночного Сен-Тропеза: юноши на улицах, поющие и играющие нагитарах, музыка, раздающаяся из дискотек, обеденный шум, доносящийся изресторанов и яхт. Куда бы мы ни шли, везде были музыка, смех и счастье.

Ночью мы с Мигелем занимались любовью. Между нами возниклосвоего рода притяжение, и мы знали, что можем стать хорошими друзьями идоверять друг другу. Он был не ахти какой любовник, но нам было хорошо вместе,и я чувствовала себя покровительницей по отношению к нему.

Это была первая и последняя ночь, когда мы любили другдруга. После нее мы спали вместе, обнимались и разговаривали, но без секса.Когда мне пришлось переехать в свой одиночный номер, он спал на полу, и этоему, оказалось, нравилось больше, чем кровать.

Еще через день парням нужно было уезжать. У них были друзьяв Париже, поэтому они покинули Сен-Тропез со спальными мешками и рюкзаками наспине и с двумястами франков (пятьдесят долларов), которые я засунула в кошелекМигеля. Мы вместе хорошо провели время, но как всем странникам, которыми мытрое были, пришла пора сказать «прощай» и продолжить свой собственный жизненныйпуть.

Последний и короткий роман в Сен-Тропезе был у меня собыкновенным бельгийским предпринимателем, которому было около пятидесяти лет.Однажды в полдень мы встретились в «Лестнице», когда он по-старинному галантноотпустил мне комплимент и осведомился, не буду ли я так любезна, чтобы принятьприглашение отобедать. Я чувствовала себя одинокой, он тоже был одинок, поэтомуя с удовольствием согласилась. Он был одет, как одеваются банкиры, не оченьизысканно, но он был симпатичен и привлекателен, а главное, мужественен, и ясразу же поняла, что это открытый, прямой и честный человек. Его звалиФердинанд (и это не шутка!).