Прости за любовь - Таня Винк

Дима схватил пальто и скрылся в темноте, поглотившей город.

Перед сном он позвонил дяде Вале, потому что мамин брат был лучше любого снотворного и любого антидепрессанта. Он умел подобрать такую интонацию и такие слова, что сразу становилось легче – проблема казалось пустячной, а горе – не таким тяжелым. После разговора Дима сразу уснул.

К Лене Дима пришел утром.

Разговор был напряженным. Лена отвечала на вопросы так, как будто у нее сгорел дом, а Дима интересовался, переживает ли она из-за старого сломанного стула, который много лет назад забросили на чердак. Она так и сказала ему – про стул и чердак.

Он не обиделся. Обижаться он уже не мог – Лена уничтожила его сердце. И его жизнь.

Он смотрел на жену и ничего не чувствовал.

Она смотрела на него сухими глазами.

«Уезжай», – сказала она.

И он уехал.

В киевской квартире пахло пылью, затхлым воздухом и еще чем-то. Так обычно воняет из канализации, если долго не бывать дома. А всего три дня назад запаха не было или он его не чувствовал. Он постоял в коридоре и, не раздеваясь, пошел в столовую. Там он пробыл дольше, чем в коридоре, – обдумывал, что выпить. Напитков было три. Он выбрал виски. Налил полстакана и пошел в кухню за льдом. По дороге ударился рукой об угол, разбил стакан, залил пальто и обои.

Он тупо смотрел, как виски затекает за плинтус. Даже на корточки присел.

В кухне он повертелся, открыл окно и сел за стол, как был, в пальто. Внизу, во дворе, шумели дети, лязгали двери подъездов, лаяли собаки – март набирал силу…

Дима успокоился, только когда все со стола разлетелось по полу кухни. Хрустя осколками, солью и леденцами, он вышел в коридор. В кармане зазвонил телефон.

– Дима, привет, – сказал дядя Валя, – ты где?

– В Киеве.

– Правда? А где? На работе?

– Нет, я дома.

– А-а… Ну, тогда давай к нам, у нас тут борщ вкусный, Катя сварила под моим чутким руководством.

– Спасибо, но я немного устал. Давай завтра…

– Завтра борщ будет не такой вкусный.

– Неправда. Ты всегда говорил, что на второй день борщ вкуснее.

– Дима, ты должен поесть!

– Дядя Валя, я очень устал, я не хочу есть, я хочу спать.

– А что у тебя на ужин?

– Не знаю. Выйду, куплю что-нибудь.

– Ну ладно, отдыхай.

Дима облегченно вздохнул, но отдохнуть ему не пришлось – через пятнадцать минут дядя Валя стоял на пороге с сумкой.

– Я не буду тебе мешать, сразу уйду, – сказал он, ставя сумку на пол. – Тут котлеты, компот, борщ в термосе, еще горячий. Сало с чесноком в баночке. Сметана в пакете. Ты сколько дней не брился?

Дима потрогал щетину.

– Сутки. А вообще, не знаю.

– Не знаешь? А когда ел последний раз?

– Ну… в поезде пил кофе, булку съел. Я не хочу есть.

– Хочешь не хочешь, а я покормлю тебя и сразу уйду, честное слово.

Дядя Валя снял пальто и хотел снять туфли, но Дима остановил его:

– Не надо, порежешься.

– Порежусь? Где? – Он окинул глазами прихожую.

– Да я тут немного насорил. – Отступая к кухне, Дима неопределенно взмахнул рукой.

Дядя Валя взял сумку и, вытянув от нетерпения шею, последовал за Димой.

– Ни-че-го се-бе, – по слогам произнес он, остановившись на пороге кухни. – М-да… – Он поставил сумку на пол. – Без Фрекен Бок нам не обойтись.

– Фрекен Бок?

– Да, без Кати.

– Нет-нет, – Дима замахал руками, – я позвоню в агентство, и мне пришлют уборщицу.

– Вот прямо сейчас?

– Ну, не прямо сейчас. Сейчас мне не нужно.

– Слушай, хватит выпендриваться! Ты как собираешься тут жить? Знаешь что? Ты никуда не собираешься звонить и бриться не собираешься. И вообще ничего не собираешься делать! – Он наклонился. – А это что? – Он потрогал обои и лизнул палец. – Ни черта себе!

– Дядя Валя…

– Молчи! И слушать не хочу! – Он рубанул ладонью воздух. – Хочешь хлестать горе стаканами? На здоровье. Только в чистоте это делать приятнее, я на себе проверил. Вернее, Катя на мне проверила. Где у тебя пылесос?

– В кладовке.

Дима показал на дверь рядом с гардеробной.

– А веник есть?

– Да, возле пылесоса.

– Знаешь, почему у меня всегда не убрано? – спросил дядя Валя, возвращаясь из кладовки с веником и совком.

Дима пожал плечами – он не знал. Просто у дяди Вали всегда было не убрано, и это не вызывало у него удивления.

– Все женщины, которые приходили ко мне, старались навести порядок, а я боялся.

– Чего боялся? – вяло спросил Дима.

– Что уберет и останется. Насовсем.

– Слушай, я не боюсь, что Катя останется, ты меня знаешь.

– Да, я тебя очень хорошо знаю, поэтому помолчи, пожалуйста. Так вот, я стал бояться женщин и порядка. – Дядя Валя принялся сметать большие осколки в совок. – Потом заметил, что по утрам не принимаю душ, не всегда, а так, иногда. Потом забывал побриться. А потом женщины перестали приходить ко мне… Вот так я остался один. Совсем один. А ведь я хотел семью, двоих детей, мальчиков. А теперь я мытый, бритый, в квартире чисто, но я старый и никому не нужный.

– Неправда, ты не старый и ты мне нужен.

Дядя Валя выпрямился и усмехнулся:

– Ты тоже нужен мне, Малыш. И я не могу видеть, что ты не бреешься, что ходишь по квартире в пальто и в твоей жизни черт знает что происходит!

Карлсон накормил Малыша борщом, заставил побриться и принять душ. Уложил в постель, сказал, что завтра они с Фрекен Бок придут утром, к девяти, а Малышу лучше свалить на работу и без звонка не возвращаться.

– Спасибо, дядя Валя. – Дима зевнул. – Что бы я без тебя делал…

– Взял бы веник, тряпку…

– Я не про это. – Дима закрыл глаза. – Ты хороший, я люблю тебя, Карлсон.

– И я тебя люблю, Малыш.

Дядя Валя выключил свет и вышел из спальни.

Как он ушел из квартиры, Дима не слышал. Он уже крепко спал.

В шесть вечера Катя еще убирала.

– Я уже заканчиваю, тут на час-полтора, – в трубку проворковала она.

– Может, на завтра перенесешь? – спросил Дима.

– Дмитрий Семенович, у вас тут… Извините, если все не убрать, то никакого толку не будет. А вы приезжайте, я вам мешать не буду.