Модельный дом - Фридрих Незнанский

— Секунду… Да, заходите.

Доложив Яковлеву о телефонном звонке, поступившем на мобильный телефон Глушко, Трутнев положил на стол распечатку и, наблюдая за тем, как генерал вчитывается в строчки, ждал его реакции. По его твердому убеждению, мадам Глушко уже можно было брать со всеми вытекающими последствиями и колоть ее до самой задницы, пока не согласится на «чистуху». Однако Яковлев не торопился с выводами. Ткнув пальцем в подчеркнутые Трутневым строчки и негромко произнес:

— Вот тут ты абсолютно прав, майор. Чистильщик, а это, судя по всему, он, намерен провести какую-то акцию по «Глории» и, чтобы не искушать судьбу, свалить на время за границу.

Сергей Трутнев не был бы муровским опером, если бы не относился с долей скептицизма к различного рода агентствам, которые зачастую не только мешали проводить оперативно-розыскные мероприятия, но даже гадили порой операм, и поэтому не мог не возразить хозяину этого просторного кабинета:

— Вы думаете, что слова «закрыть пасть особо любопытным» относится к «Глории»?

Яковлев с удивлением уставился на майора.

— А ты что же думаешь, к тебе? Или, может, ко мне?

— Нет, конечно, но…

— К следователю прокуратуры?

— Ну-у, не могу, конечно, точно сказать, однако…

— А если не можешь, тогда помолчи, — посоветовал Яковлев. — А чтобы прочистить тебе мозги, скажу больше. Не ввяжись в это дело Турецкий с «Глорией», мы, как это ни прискорбно говорить, вряд ли вышли бы на это преступление, и Чистильщик все прекрасно знает. И его обещание «закрыть пасть особо любопытным» не простые слова.

Яковлев бросил стремительный взгляд на Трутнева и замолчал, словно на чем-то споткнулся. Рывком поднялся из-за стола, прошел к окну.

— Слушай, Сергей, — генерал Яковлев только в исключительных случаях называл майора по имени, и это не могло не насторожить Трутнева. — Ты помнишь гибель того помощника депутата Госдумы, который из борделя не вылазил?

— От «Зоси»?

— Господи, да от кого же еще!

— Мьггникова?

— Да, точно… Мытникова!

— Как же не помнить! Из-за него тогда вся разработка по «Зосе» накрылась.

— А не помнишь, случаем, заключение экспертов?

— То есть, заключение судебно-медицинской экспертизы? — на всякий случай уточнил Трутнев.

— Слушай, майор, видать, не быть тебе полковником. Совсем мышей не ловишь.

— Помню, но только в общих чертах.

— И?..

— Сильный ушиб головы и травма, не совместимая с дальнейшей жизнедеятельностью.

— Эго слишком расплывчато. А более конкретно?

Трутнев напряг память, припоминая заключение медиков по поводу смерти помощника депутата Госдумы Мытникова, но память словно зациклилась на «ушибе головы», и он вынужден был виновато развести руками:

— Не помню, товарищ генерал.

— Ладно, хрен с тобой, но надеюсь, что копия того акта у нас осталась?

— Конечно.

— В таком случае, чтобы через десять минут доложил мне точную формулировку. А также захвати акт вскрытия этой девчонки, что выловили на Борисовских прудах.

— Вы думаете, что…

— Думать будем потом. Исполняй!

Травмы головы «поскользнувшегося на обледенелом асфальте» Мытникова и семнадцатилетней модели Стаси Кукушкиной почти дословно повторяли друг друга, и это не могло не навести на определенные размышления.

Если это действительно работа Чистильщика, в этом Яковлев уже не сомневался, то зачем, спрашивается, личному телохранителю Серафима — умудренный жизнью начальник МУРа даже мысленно называл первого замминистра Кругликова Серафимом — рисковать собственной шкурой и репутацией своего хозяина? Если тот, к тому же, не был причастен к разборкам хозяйки «массажного» салона с помощником депутата, который из-за своей природной наглости вдруг возомнил о себе невесть что? Мол, неподдельно крут и может поставить раком даже мадам Глушко. И если Чистильщик действительно не имел на тот момент к Серафиму никакого отношения, а похоже, что это действительно так, то… что?

— Слушай, майор, а кто сказал, что Чистильщик — это человек Серафима?

— Турецкий и сказал, — моментально отреагировал Трутнев, сбрасывая с себя очередной прокол.

— Даже так? — удивился Яковлев. — Ну что ж, порой и боги ошибаются. А теперь слушай сюда…

Еще паркуясь на парковочной стоянке у «Глории», Ирина Генриховна обратила внимание на знакомый темно-синий «опель», скромно пристроившийся на противоположной стороне улицы, и у нее что-то екнуло под сердцем. Словно холодком обдало. Впрочем, именно на это, на повышенный «интерес» к агентству со стороны Чистильщика они и рассчитывали, решившись начать с ним «игру», и было гораздо хуже, если бы «опель» вновь не нарисовался у офиса «Глории».

Нырнув в дверь офиса, Ирина Генриховна выдохнула скопившийся в груди воздух и, бросив на стол сумочку с документами и ключами, обвела уничтожающе-презрительным взглядом уже собравшихся в «Глории» мужиков.

— Надеюсь, тоже засекли?

— Ну! — буркнул немногословный Агеев. — Охота началась по всему фронту. Марину тоже какой-то козел во дворе пас, да видимо при мне тронуть побоялся.

— Во! — ткнула пальцем в Агеева Ирина Генриховна. — У Фокиной ты есть, а у меня кто?

— Вы уж, право, того… — пробурчал Плетнев. — Мы же обговорили схему движения.

— Ладно, Антон, прости. Право, не хотела тебя обидеть. Видать, нервы ни к черту стали.

— Так, может, отменим этот спектакль?

Это произнес все тот же Плетнев, и молчавший до этого Турецкий повернулся лицом к жене. Мол, твое слово, Ирка, как скажешь, так и будет.

Ирина Генриховна отрицательно качнула головой и потянулась рукой к стоявшему на журнальном столике телефону.

— Редакция? Соедините, пожалуйста, с Новиковым. Да. Это Турецкая говорит, Ирина Генриховна. Надеюсь, он помнит меня. Это относительно убийства Фокина.

Последние слова подействовали на секретаршу ответсека, как сказочно-волшебный «Сезам, откройся!», и уже через пару секунд в трубке раздался голос Новикова:

— Слушаю вас, Ирина Генриховна. Есть что-нибудь новенькое?

— В общем-то и да, и нет. Хотелось бы срочно переговорить с вами.

— Так в чем же дело? Жду!

Не очень-то поспешая и давая возможность темно-синему «опелю» приклеиться к ее «ДЭУ», Ирина Генриховна влилась в поток машин и когда убедилась, что «опель» держится в поле видимости, взяла в руки лежащий рядом с ней мобильник.

— Антон, ты сейчас где?

— Тянусь за нашим другом. Интервал — три машины.