Модельный дом - Фридрих Незнанский

Яковлев не ошибался, предполагая, что хозяйка «Примы» должна прозвониться Чистильщику или Серафиму. Не прошло и получаса, как на его стол легла еще одна распечатка, на этот раз телефонного разговора Глушко с Кругликовым. Валентина Ивановна явно не желала брать всю ответственность на себя, да и тот гонорар, который она должны была передать Щегловой, весил весьма прилично. Сообщив Кругликову о телефонном звонке Щегловой и намекнув ему, чем все это может закончиться лично для него, если собранный Фокиным материал «Глория» передаст следователю Московской городской прокуратуры, а сыщики из «Глории» обязаны сделать это, она закончила свой монолог коротким, но емким: «Чего делать-то теперь? Ведь посадят всех к чертовой матери!»

«Не суетиться! — видимо, начальственным окриком осадил ее Кругликов. — Твое дело — дуть в свои сопелки да языком не мести».

«Значит, ты все берешь на себя?»

«Да».

«Хорошо. А что с деньгами? Я же не смогу у себя такую сумму наскрести».

«Наскребешь, не обеднеешь. Мне и без того крутиться сейчас придется».

«Но ведь…» — видимо, попыталась было канючить хозяйка «Примы», однако Кругликов все так же резко оборвал ее.

«Все! Звонить мне можешь только в крайнем случае».

Яковлев дочитал распечатку до конца и посмотрел на часы. Сейчас должен был последовать звонок Кругликова Чистильщику, но его не было. Судя по всему, ушлый Серапион Андреевич воспользовался другим мобильником.

Впрочем, как бы там ни было, надо было срочно звонить Турецкому и уже вместе с ним решать, как действовать дальше. Даже ежу было понятно, что все действия Чистильщика и его головорезов будут направлены сейчас против «Глории», в частности против Ирины Турецкой, и как начальник МУРа он не мог допустить этого.

Майор Трутнев и сам не знал, что с ним творится — уж не приворожила ли его Татьяна, заплатив какой-нибудь ворожее двойной тариф, однако на этот раз он ехал к ней с таким чувством, будто бежал на свое первое свидание, забыв про школу, про спортивную секцию и невыученные уроки. Даже цветы купил сдуру, заплатив за три белоснежные розы пятьсот колов. И когда она, сияющая от счастья, распахнула перед ним входную дверь…

В общем-то, еще не страдающий склерозом, Сергей не мог бы точно припомнить, что было с ним потом, и только когда с трудом великим поднялся с дивана, принял душ и прошел на кухню, где его уже ждал изысканно сервированный стол с бутылкой коньяка посредине, и он, прочищая мозги, приложился к коньячному бокалу, наконец-то вспомнив о том, что он муровский опер, и о том, что его звонка ждет генерал Яковлев, и об укоризненном «тянешь, майор, ох как тянешь, все это надо было сделать еще вчера».

Поцеловав Татьяну в обнаженную грудь, которая могла бы сравниться с грудью Венеры, и ссадив ее с колен, он прошел в прихожую, где бросил свой кейс, и вернулся на кухню. Щелкнул замочками…

Улыбающаяся Татьяна не спускала с него восхищенных глаз, видимо, надеясь увидеть нечто необыкновенное, может быть, даже простенький перстенек, но когда он достал из кейса портрет Чистильщика, нарисованный редакционным художником, она вдруг моментально преобразилась и на ее лице обозначились жесткие складки.

— Я… я думала, что ты меня… а ты…

Казалось, она задыхается от гнева, от обиды, и Трутнев, начинающий понимать, какой же он в сущности идиот и дурак, прижал ее к себе и почти засыпал поцелуями.

— Танюшка, прости! Ну, дурак! Убей меня за это. Не так надо было, но… Я же люблю тебя!

Она вздрогнула, словно по ее телу пропустили электрический заряд, и, отстранившись от Сергея на длину вытянутых рук, попыталась всмотреться в его глаза.

— Не надо так говорить. Это… это…

— Но это правда! — почти закричал он. — Правда! И я влюбился, как мальчишка, и я…

— Сережа… — почти простонала Татьяна. — Но как же тогда… — и она показала глазами на соскользнувший на пол лист ватмана с карандашным рисунком редакционного художника.

— А это, Таня, работа. Моя работа! И ничего общего наша с тобой любовь и…

— Это правда? — почти выдохнула Таня.

— Да.

Выскользнув из его рук, она подняла с пола портрет Чистильщика и негромко произнесла:

— Спрашивай. Что бы ты хотел узнать?

Он не стал тянуть резину.

— Тебе знаком этот человек?

— Да.

— Еще по «Зосе»?

— Да.

— Мне надо знать, кто это.

— Это что, очень важно?

— Очень. На его счету уже несколько трупов и, думаю, он не остановится на этом.

— Я догадывалась.

— Почему?

— А тот… помощник депутата… Он ведь не мог сам поскользнуться и вмазаться затылком в асфальт. Он ведь пешком не ходил, он даже в туалет на своей «хонде» ездил. И когда он вдруг исчез, а потом кто-то сказал, что он ударился головой об асфальт…

Татьяна замолчала, и Сергей тут же пришел ей на помощь:

— Вы все просто рассмеялись. Уже никто не сомневался, что его убил этот человек.

— Да.

— А теперь последнее: кто это?

— Хрюничев Виталий. Или, как мы его называли, — Хрюня. Начальник службы безопасности и наша крыша. Он когда-то ментом был, майор, и знал всех ментов в округе. Зверюга, а не человек. Его, кажется, и с милиции за это поперли.

— Что, издевался над вами?

— Не то слово. Ему даже девчонку какую-нибудь кнутом отстегать доставляло сущее удовольствие.

Татьяна замолчала и, как-то сникнув разом, с тоской посмотрела на Сергея.

— Что-нибудь еще?

— Все! И забудем об этом.

Уместившись в кресле напротив журнального столика и согласившись на «чашечку кофе», Турецкий прочитал сначала одну распечатку, затем вторую, вернулся к первой и заново пробежал ее глазами, посмотрел на часы.

Семнадцать сорок.

С силой потер лоб, покосился на Яковлева, который все это время стоял у окна, не мешая Турецкому читать и позволяя вникнуть в суть командного окрика господина Кругликова:

«Не суетись. Твое дело — дуть в свои сопелки да языком не мести!»

«Значит, ты все берешь на себя?»

«Да».

Сейчас им надо было до конца уяснить, что конкретно имела в виду хозяйка «Примы», заручившись фразой, которая в данном случае стоила слишком много: «Значит, ты все берешь на себя?» И короткое «Да», которым Кругликов как бы поставил точку. Не хотелось думать о худшем, но и начальник МУРа генерал Яковлев, и бывший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры России были профессионалами, и они не могли не понимать, ЧТО поставлено на карту у того же чиновника из касты «неприкасаемых» Кругликова и бывшего майора милиции Хрюничева, как не могли не понимать и того, что и Серафим й Хрюня пойдут буквально на все, лишь бы обезопасить себя со стороны агентства «Глория», в руках которого оказался смертельный для них материал, собранный и подготовленный для печати журналистом Игорем Фокиным. Для них обоих это был вопрос жизни и смерти.