Адвокат Империи 15 - Ник Фабер

— Верно. Он не раз мне так заявлял. Но одно дело разговоры и совсем другое — подтвердить это на практике. Я знаю, что он уже встречался со своим старшим единокровным братом. Конечно же, он говорил, что тот опасен, но я не мог исключать возможность того, что он лжёт. Легко говорить, что титул и история Разумовских тебя не волнует, когда ты остался одним единственным наследником рода. Сейчас же, когда у него появились другие члены «семьи», положение дел могло измениться.

— И ты хотел узнать, как он отреагирует на это? — уточнил Император. — Думал, что в момент опасности он сменит сторону? Тебе не кажется это слишком невероятным?

— Признаюсь, ваше величество, вероятность подобного развития событий была невелика. Но она не равнялась нулю. Я должен был убедиться. Теперь же я знаю точно, что они с его братом находятся по разные стороны баррикад. По крайней мере на данный момент.

Либо же Александр Рахманов являлся самым искусным обманщиком на всём белом свете, мысленно добавил Николай, но говорить эти мысли вслух не стал.

— И потому твои люди не стали препятствовать ему, когда он заявился в порт?

— Да. Я отдал приказ, чтобы ему не мешали.

— И они же не стали действовать, когда Браницкий в одиночку пошёл против сына Ильи?

— Да.

— Почему?

— Я должен был узнать, насколько тот был силён в развитии собственного дара, — спокойно ответил Николай.

— Очередная проверка, — со вздохом проговорил Багратионов и покачал головой. — Не проще ли было просто убить его? Только не говори мне, что у тебя не было на это ресурсов, Николай. Мы оба с тобой знаем, что сегодняшнее побоище, в которое превратилась твоя «тайная» операция, могло и не произойти, действуй ты… иначе.

Меньшиков даже отвечать не стал. В этом просто не было нужды. Император прав по всем статьям. Николай действительно мог действовать иначе. И предотвратить жертвы среди своих людей. С другой стороны — это была их обязанность. Да и если уж говорить начистоту, он не предусмотрел некоторых шагов со стороны своего противника. Например наличия альфарских трансмутагенов.

— Я должен был окончательно убедиться в его мотивации и возможностях, ваше величество, — произнёс он, даже не пытаясь оправдываться.

— И для этого решил пожертвовать Константином?

В голосе Багратионова появились железные нотки.

— Я держал ситуацию под контролем…

— Под контролем? Браницкий едва не умер! Если бы не мальчишка Рахманов, то…

— Ваше величество, при всём уважении к вам, я держал ситуацию под контролем.

Алексея Багратионов поразило не то, что Николай позволил себе перебить его. Меньшиков, в силу его положения и особенностей службы, имел на это полное право. Не прилюдно, да. Лишь наедине, когда они говорили вот так, между собой. Но он мог это сделать. Больше двадцати лет назад, когда отец Николая передал ему титул, Император вызвал молодого аристократа к себе и сказал ему. Ему будет позволено это делать. Даже более того, в тех случаях, когда сам император не будет его слушать, Николай обязан это сделать, чтобы не позволить государю отмахнуться от объективных фактов по той или иной причине.

У любого монарха всегда должен быть человек, который может его вовремя одёрнуть. Даже у короля должен быть тот, кто едва слышно шепнет: «Ваше Величество, вы — человек». Ведь власть обязательно будет слепа без того, кто осмелится дотронуться до её рукава.

Для российских императоров этими людьми всегда были Меньшиковы.

Но удивился Император не этому.

— Ты опять его использовал, — медленно, с угрожающими нотками проговорил Багратионов, и Николай не стал отпираться, прекрасно понимая о ком именно идёт речь.

— Его предсказания редки. И сбываются не каждый раз. Когда мы получаем очередной рисунок, то я не могу просто так пустить всё на самотёк, ваше величество.

Впервые с момента их разговора на лице Императора появилась злость. Ещё не ярость, нет. Но Николай очень хорошо знал, насколько… резким и переменчивым может оказаться характер государя.

— Эти предсказания, как ты их называешь, убивают его!

— Вы не хуже меня знаете, что их нельзя контролировать…

— Точно так же, как я не хуже тебя знаю, что эти приступы можно остановить в зародыше! — чуть ли не рявкнул Багратионов. — Сама его жизнь — ограничена! И ты используешь её…

— А что, если то, что он предскажет, не сбудется? Что, если мы мы начнём слепо верить всему, что выходит из-под его руки, ваше величество? Я обязан был убедиться в их надежности. Тем более в такой ситуации…

— А ты не подумал, что причина по которой всё развивалось именно так — прямое следствие того, что ты вмешался в ход событий? — задал ему встречный вопрос Николай.

— Думал, ваше величество, — кивнул Николай. — Это ещё одна причина, по которой я действовал именно так.

— И из-за его рисунков ты подверг Рахманова опасности?

— Не только из-за этого.

Короткий ответ на короткий вопрос. В библиотеке повисла тишина. И в этот раз в воздухе ощущалось столь явное напряжение, что, казалось, его можно было ощутить рукой.

Прищурившись, Багратионов пристально посмотрел на него.

— Значит, вот оно что. Ты решил, что сможешь использовать его брата.

— Вы не хуже меня понимаете, что я не мог оставить подобную мысль без проверки. Рахманов, несмотря на своё нейтрально-положительное отношение к нам может быть непредсказуем…

— Не ты ли мне говорил о том, что он осознаёт необходимость своего дара для Империи? — напомнил ему Император, и Меньшиков кивнул.

— Верно, ваше величество. Осознаёт. И, как я уже сказал, по крайней мере на словах, но Рахманов готов сотрудничать. В этом сотрудничестве он видит выход для себя. Возможность оставаться независимым, предлагая нам услуги своей Реликвии. Проблема в том, что именно в этой самой независимости и кроется основная проблема.

— Поясни.

— Рахманов искренне ценит свою независимость. Как я уже сказал, он не отвергает сотрудничество — напротив, ваше величество, он готов к нему. Особенно если видит в нём не… скажем так, уступку, а стратегию сохранения собственной свободы. Для него партнёрство — не подчинение, а, скорее, временный альянс ради общей цели, при условии, что он остаётся хозяином своих решений. Но именно эта жажда собственной автономии, пусть даже мнимой, делает его поведение трудно предсказуемым:

— В каком смысле?

— Он не следует ожиданиям, ваше