Индейцы и школьники - Дмитрий Конаныхин

папой. Не могла, совсем не могла. Увидели бы её соседки, шептаться бы стали: «Вон, Терентьевна идёт в ночи, за своим алкашом опять пошла». Выдержала бы это гордая Таисия Терентьевна? Вряд ли. Укусили бы её прямо в сердце несколько гнилоротых баб. Нельзя было в Топорове так подставляться. Плакала мама Тася. Сильно плакала. Нет-нет, всё было очень тихо. Но Зося видела, как слёзы заливали мамины щёки.

…Мама не знала, что Зося удрала. Мама Тася уснула прямо за столом. Положила голову на свои конспекты – она всегда очень сильно готовилась к 1 Сентября, всё выписывала и выписывала разные умные мысли из книжек, которых было полно. Чтобы и про совесть, и про душу, про мечту и про будущее – чтобы было интересно маленьким первоклашкам. Потому что принимала она очередной первый класс. А ведь придут к ней новенькие, совсем маленькие детишки – что и, самое главное, как она будет говорить в самые первые минуты 1 Сентября – на долгие годы им запомнится. Зося это прекрасно знала – она же не зря дочка учительницы.

Будет тихо. Пустые коридоры школы затаятся. Классы будут сверкать новой краской. Начищенные уборщицами парты будут ждать своих хозяев. Или своих очередных первых художников, которые через несколько часов напишут бессмертное «Сирожа», или «Сам дурак», или «П. + М. = Л…». А потом – в один час – по большому Топорову, начиная с дальних улиц и переулков, заскрипят калитки, застучат засовы, и выйдут на улицы слегка взволнованные мальчики и девочки.

Рядом с самыми маленькими, с первачками, обязательно будут идти благоухающие валерьянкой бабушки и чинно вышагивать дедушки, нервно стискивающие носовые платки и грозно посматривающие на отстающих мам, которые лихорадочно будут спрашивать затурканных ребят, не забыли ли они стишок, выданный учительницей на первом собрании ещё неделю назад. И будут лица первачков взволнованны, и букеты будут почти с них ростом. И будут эти вчерашние дошкольники идти по улицам, поправлять свои фуражки и банты, чинно, по-взрослому здороваться, девочки – разглядывая банты, туфли и колготки друг друга, а мальчишки – за руку, медленно, сжимая ладонь друга изо всех сил, как взрослые.

Потом, вслед за первачками, на улицы выйдут бывалые ученики – загорелые до шоколадности третьеклассники и познавшие все премудрости школьной жизни шестиклашки. Эти будут идти нарочито небрежно, вразвалочку, лица их будут спокойны и уверенны. Девочки будут идти, уже не замечая мальчиков. А шестиклашки будут высматривать девочек, которых они, само собой разумеется, тоже не будут замечать. А если и заметят, то позже, уже после уроков, чтобы дёрнуть за косичку, а ещё лучше за две косички, или залепить портфелем по спине, или бросить каштаном. Самая же бузота запасётся репейниками, которые будет подбрасывать девочкам-задавакам на юбки или на тщательно зачёсанные волосы. А задаваки будут показывать кулаки, гоняться за мстителями, пытаясь догнать. Какой восторг!

Мимо кипящих воспоминаниями буйного лета шестиклашек пройдут девятиклассники и девятиклассницы. Эти будут взволнованны и тихи. Даже бледны. Они с раннего утра будут гладить рубашки. Подглаживать пелеринки белоснежных фартуков. Начищать ботинки. Подстригать ногти. Смачивать водой и причёсывать непослушные вихры. Вертеться перед зеркалами. Обмирать и леденеть перед зеркалами маминых трюмо, обнаружив так подло проступившие прыщи. Первый раз просить мам дать пудру, чтобы замазать малиново пламенеющий волдырь на самом носу. Или брать мамины духи и брызгать на шейки. Самые взрослые попытаются побриться отцовыми бритвами, соскребая пух со щёк, обязательно царапнут себя по шее и будут ждать, пока присохнет прилепленный краешек вчерашней газеты. Отчаянные будут до одури курить. Потому что не курят только маменькины сыночки. Их будет тошнить с непривычки, но они будут стоять на углу Калинина и Будённого, важно сплёвывая на обочину: «Как дела, старик?» – «Нормально, старик». И проплывут мимо них, таких чуть-чуть взрослых, пройдут, не касаясь земли, в своих белоснежных пелеринках Кати, Лены, Сони и Вари, Раи, Зины и даже одна Ангелина – пройдут, не поднимая глаз, или взмахнув сердитыми ресницами, или стрельнув карими глазами. Но будет ещё хуже – обязательно будет Она. Она пройдёт мимо, в компании таких же подружек, будет смеяться и не замечать. Не заметит ни новую кепку, сдвинутую на макушку, ни поцарапанные отцовой бритвой щёки, ни папиросу, ухарски приклеенную к нижней губе. И поплетётся очередной безнадёжно влюблённый в школу. Будет стоять на линейке, украдкой выворачивать глаза, рассматривать нежную шейку с завитком пушистых волос. И будет эта нежная шея важнее всего на свете, и закроет этот локон всё небо, весь день, всех «стариков», алгебру, физику и прочие премудрости химии.

Всё будет. Будут учителя суетиться и приветствовать друг друга, радоваться и волноваться. Выйдет перед всей школой постаревший директор Зиновий Аркадьевич и надтреснутым от волнения голосом расскажет о школе. Он обязательно найдёт какие-то новые слова, и все собравшиеся будут слушать эхо шевченковских строк. И будут первоклашки на весь большой двор пищать-звенеть стишки. И один мальчик обязательно запнётся. Покраснеет и будет стоять, рассматривая тысячеголовое чудище, усыпанное букетами. Захочется этому мальчику писать. Он будет смотреть на тысячеглазую школу, мучительно вспоминая строчку, которую он ведь точно знал! И сзади, ангелом бесплотным, подлетит учительница, положит мягкую руку на плечо и тихо-тихо, как мама, прошелестит нужные слова. И тогда, в восторге от пришедшего спасителя, мальчик поднимет круглый лоб и уже не пискнет, а громко-прегромко отчеканит такие нужные слова.

И все будут улыбаться.

Это случится уже через пять часов…

Но сначала надо будет привезти домой Ваську.

Зося шла, толкала тележку на толстых мотоциклетных шинах и внимательно осматривалась по сторонам. Она почему-то верила, что он где-то недалеко.

По привычке она взглянула на небо. По графитовой черноте были густо рассыпаны августовские звёзды, повернувшие широкую полосу Чумацького Шляха. Она зацепилась глазом за Большую Медведицу, умело отсчитала семь высот ковша и нашла Полярную звезду.

Всё как Васька учил.

Всегда важно знать, где север. Если нет звёзд на небе, то сердцем чувствовать. Это ведь так важно – сердцем чувствовать, где в мире расположен север. И ещё Васька говорил, что у каждого человека в сердце свой компас: «В какие ты бури ни попадёшь, котёнок мой рыжий, ты верь. Если человек верит во что-то очень хорошее, то его компас будет всегда верным. Никакая буря его не собьёт, никакие нехорошие люди не собьют. Понимаешь, доченька, бывает так, что плохие люди, они чувствуют, где у хорошего человека хорошее сердце. И постараются нарочно сбить человеку жизнь, гадость сделать. Почему? Не знаю, дочка. Наверное, потому, что так