Мародеры. Как нацисты разграбили художественные сокровища Европы - Андерс Рюдель

Нацистское вторжение ознаменовало конец депрессии, в которой пребывал французский рынок искусства после биржевого краха 1929 года. Ось Париж — Нью-Йорк уже долгие годы была его жизненным нервом — торговым путем, существовавшим главным образом благодаря еврейским арт-дилерам, таким как Поль Розенберг. В 1920-е годы это направление процветало, но после краха Уолл-стрит так и не достигло прежних высот. В 1930-е годы цены на искусство упали на 70 %, и треть городских галерей закрылись.

Оккупация проложила новую ось: Париж — Берлин. В течение нескольких месяцев после вторжения немецкие и австрийские арт-дилеры стекались в Париж наравне с военными, партийными бонзами, дипломатами, банкирами, коллекционерами и предпринимателями. В первую очередь покупателей привлекал выгодный обменный курс, навязанный французам после перемирия: 20 франков за рейхсмарку. Во всех оккупированных странах нацисты привязывали местную валюту к рейхсмарке, что чаще всего давало немцам большие экономические преимущества и являлось частью политики по перекачиванию средств в Германию.

Другой причиной расцвета арт-рынка был просто-напросто дефицит предметов роскоши и отсутствие надежных способов инвестирования внутри стран гитлеровской коалиции. Денег у нацистов было достаточно, но предметов роскоши — автомобилей и одежды — не хватало. К тому же искусство в годы войны было более надежной инвестицией, чем любые государственные бумаги. Этот ажиотаж быстро взвинтил цены на рынке, и все больше людей стремились продать свое имущество. Французский рынок, однако, имел свои ограничения. Чтобы получить визу и разрешение на вывоз, надо было преодолеть множество бюрократических препятствий и к тому же заплатить пошлины. В результате появился огромный черный рынок, на котором произведения искусства покупались за наличные и вывозились из Франции контрабандой.

Сделки часто заключали через агентов и посредников, предоставлявших покупателям доступ к парижским коллекциям. Среди таких агентов выделялся князь Феликс Феликсович Юсупов, бежавший из России после революции и в 1920-е годы осевший в Париже. Известен он, пожалуй, больше всего тем, что участвовал в убийстве Распутина. Имея обширные связи в высшем обществе, Юсупов открыл французские коллекции для немецких коллекционеров.

Твердой валютой на этом новом рынке искусства стали, разумеется, «идеологически правильные» художники Северной Европы — Рембрандт, Дюрер, Гольбейн, Ван Дейк, отец и сын Кранахи. Произведения этих мастеров стоили целых состояний. В 1942 году винодел Этьен Николя продал в коллекцию Линца две картины Рембрандта за три миллиона рейхсмарок. Высокие цены привели к тому, что рынок заполонили подделки и анонимные работы, которые дилеры пытались приписать известным мастерам. Однако, судя по результатам аукционов Drouot, спросом пользовались также и импрессионисты, и модернисты. Далеко не всем покупателям была близка эстетическая программа нацистов. Тех, кто вывозил современное искусство на мировой рынок или планировал перепродать его после войны, ждала большая прибыль.

Одними из самых активных участников французского рынка были немецкие художественные музеи. Они увеличили свой закупочный бюджет и не упустили шанса воспользоваться выгодным валютным курсом. Одним из первых появился во Франции эссенский музей Фолькванг, тяжело пострадавший в результате кампании Геббельса против «дегенеративного» искусства: из коллекции музея были изъяты более 1200 произведений таких художников, как Матисс, Мунк и Брак. Зато теперь музею представилась возможность «залатать дыры» и пополнить и так уже обширную коллекцию французской живописи. Весной 1941 года музей приобрел в Париже около сорока произведений, в числе прочих — величественное полотно Гюстава Курбе «Скала в Эртрета после шторма» и несколько гравюр Делакруа. Ряд работ музей купил в галерее Фабиана, которая покупала и перепродавала произведения из Жё-де-Пом. Как и большинство покупателей в то время, музеи мало интересовались провенансом работ.

Еще одним завсегдатаем парижских галерей стал Дюссельдорфский музей, скупавший произведения Рубенса, Фрагонара и Юбера Робера. Всего весной 1941 года музей приобрел около шестидесяти работ, многие — мутного происхождения. Дюссельдорфский музей покупал и другие предметы искусства — китайский фарфор, статуэтки из слоновой кости, часы, украшения и ценные старинные книги. Отделы египетского и восточного искусства Берлинских музеев тоже пополнили свои фонды в Париже, где, казалось, распродавалось все.

Но самым экстравагантным покупателем на парижском рынке искусства после Геринга был, пожалуй, Рейхсбанк. Это заведение имело такие финансовые возможности, что с ним мало кто мог соперничать, и оно охотно демонстрировало свою мощь, скупая золото, искусство и антиквариат. Деньги поступали в банк не только из государственных банков оккупированных стран, но также из более темных источников. В 1942 году директор банка и министр экономики Вальтер Функ заключил соглашение с Генрихом Гиммлером, согласно которому банк становился прямым соучастником массового уничтожения евреев. Из лагерей уничтожения в Восточной и Центральной Европе поступали в Рейхсбанк золотые зубные коронки, украшения и часы, а также наличные деньги, которые банк в прямом смысле слова отмывал от крови.

Вальтер Функ и другие высокопоставленные банкиры регулярно наведывались в Париж ради закупок для банка. Главным образом они искали произведения искусства и антиквариат, который соответствовал бы высокому статусу государственного банка Третьего рейха. В Париже они нашли ровно то, что искали, — королевскую роскошь. Банковские чиновники питали особое пристрастие ко всему, что имело отношение к французскому двору. К примеру, банк приобрел картину Франсуа-Юбера Друэ «Портрет графини Дюбарри», изображавшую последнюю фаворитку Людовика XV. Это было только начало — каждый месяц в Берлин отправлялось несколько крупных транспортов, содержавших различные предметы роскоши. Рейхсбанк потратил в Париже 40 миллионов франков. В списке покупок были гобелены XVIII века с мотивами из «Дон Кихота», сотканные при испанском дворе, кресла из дворца Людовика XV, фарфоровый сервиз на семьдесят персон, когда-то принадлежавший французскому королю Луи-Филиппу I, и четыре подноса, которые Наполеон подарил своему маршалу Жану-Батисту Бернадоту, будущему королю Швеции. Рейхсбанк купил даже фонтан из Версаля, который разобрали и тоже переправили в Берлин. В дополнение к художественным сокровищам королевского двора банковские чиновники в огромных количествах посылали домой дорогие ткани, салфетки, одежду от лучших французских производителей, шампанское и фуа-гра. Пожалуй, сильнее всего Рейхсбанк скомпрометировал себя, украв у Банка Франции золото ради изготовления столовых приборов на сто пятьдесят персон.

Рейхсбанк воспользовался услугами парижской фирмы интерьерного дизайна Maison Jansen, которая превратила штаб-квартиру банка в Берлине в миниатюрный Версаль. Maison Jansen обслуживала и других высокопоставленных нацистов — например, генерал-губернатора Польши Ганса Франка.

Спрос немецких чиновников на предметы роскоши из Франции был настолько велик, что Риббентроп учредил при немецком посольстве в Париже особую экспертную службу. Это была группа художественных экспертов из Германии, получивших звание «коммерческих атташе». Они должны были отслеживать любопытные предметы искусства, всплывавшие на французском рынке, — задание нетрудное, так как посольство на улице Лилль, 78 окружали лучшие художественные галереи. Коммерческие атташе поддерживали постоянную связь с основными арт-дилерами, а также выполняли закупки и переводили средства от лица немецких учреждений.