Мефодий Буслаев. Билет на Лысую Гору - Дмитрий Емец

– Остановился! – нервно сказалЧимоданов. – Это все спички, да?

– Нет. Червь требует плату… Поравспоминать что-нибудь скверное, а то наш биовампирчик проголодался.Начинай! – велела Улита.

– Я?

– Да. Ты и ВСЛУХ, – отрезала ведьма.

– Вслух? – взвился Чимоданов. –Подчеркиваю: мы так не договаривались! Ты не говорила, что вслух!

– Я предвидела осложнения. Червь –простейший биовампир. Ему нужен не сам рассказ, а ваши негативные эмоции. Аэмоции куда как сильнее, когда знаешь, что тебя слышат… – ледяным голосомсказала ведьма.

Чимоданов медлил. Червь лежал в тоннеленеподвижно. Внутри у него становилось все жарче. Наконец Петруччо сдался.

– НО!.. Года три назад один тип потерял унас на даче сотовый телефон… – неохотно начал он. – Я его нашелслучайно и, хотя догадывался, чей он, оставил у себя… Думал, что упало, тоничье. Сам не знаю, зачем это сделал. Чувствовал, что-то не то, нельзя так, норука уже вцепилась и отдать нет никакой возможности. Хозяин его часа два искал,у всех спрашивал, но я сказал, что знать ничего не знаю… Стали по телефонузвонить, думали, может, в траве зазвонит, но я еще раньше от него батареюотсоединил. Так дядька и уехал ни с чем. А через неделю мама случайно нашлателефон в комнате под ковром. Пылесосила и щеткой наткнулась.

Голос Петруччо дрогнул. Он подходил к самойнеприятной части воспоминания. Все притихли.

– Мать даже орать не стала, а как-то таксовсем скверно прищурилась и назвала меня вором. Ничего слушать не хотела. Япочему-то был уверен, что меня посадят в тюрьму. Кричал, предлагал положитьтелефон в траву, где он лежал, или выбросить его, или еще как-нибудь, чтобыникто не узнал, но она заставила меня пойти к этому дядьке и все ему объяснять.А если нет, то домой не приходи, у меня нет больше сына и все такое. Помню, какя стоял в лифте и все никак не мог нажать кнопку. Двери закрылись, а я всестоял… Затем все-таки поднялся и позвонил в квартиру… Мне открыла какая-тоженщина, а потом вдруг вышел этот дядька…

Чимоданов дернулся. Его ботинок вновь попыталсязадеть Мефодия по носу.

– Он молча взял телефон, все понял безслов и как-то ужасно противно, презрительно изогнул брови. Подчеркиваю: яожидал чего угодно, а он полез в бумажник и сунул мне пятьдесят рублей, точномилостыню. Все молча, молча! Ни слова не было сказано! И… и я их взял.

Видимо, эта часть воспоминания, про то, что онвзял деньги, была для Чимоданова самой невыносимой. Высшим градусом унижения.Голос его вдруг возвысился и оборвался. Чимоданов замолчал. Несколькотомительных секунд прошли в молчании. Слышно было, как Депресняк с наждачнымзвуком вылизывает лапу.

Внезапно транспортный червь изогнулся. Спинаего дернулась в сладкой конвульсии, и он быстро пополз вперед.

– Плата засчитана! Он получил, чтохотел… – негромко сказала Улита.

И вновь они ползли по бесконечным тоннелям.Когда же через час червь опять остановился, стало ясно, что биовампир требуеточередной порции воспоминаний.

Остальные молчали. Видя, что желающих нет,Мефодий подумал, что продолжить придется ему.

– Позапрошлой зимой мы с одним парнем,Колькой – он на год младше меня, – пошли в соседний двор. Там на третьемэтаже жила наша знакомая девчонка. Я стал кидать снежки ей в стекло – просто,чтоб выглянула. А Колька стоял рядом и ныл, мол, перестань, пошли отсюда. Вдругя вижу, по снегу мужик бежит в тапках и майке. Я удрал, а приятель тормознул.Он же не кидал, думает… В общем, оказалось, что окна той девчонки на другуюсторону дома выходили. А это были окна мужика в тапках. Мужик моего приятелязацапал. Орет про евроокна, мол, разбить могли и все такое. Мой приятелькричит, что он тут ни при чем, а мужик его не слушает. Пару затрещин дал.Колька испугался, у него кровь из носа пошла…

Мефодий произносил слова в темноту, и от этогобыло чуть легче. Он говорил, а запомнившаяся ему сцена раздувшимся утопленникомвсплывала в памяти. Он ощущал, как червь напитывается его унижением. Какнезримые белые лапки биовампира тянутся к нему, оплетая голову, точно корни.

– Мужик слегка остыл, сообразил, видно,что нас двое было, и говорит: «Тогда пусть твой приятель подойдет! Где этоттрус, который за свои поступки не отвечает?» Но я так и не подошел. Знаю, чтоон в тапках меня по сугробам не догонит. Мужик кричит мне: «Эх ты, другназывается! Трус драный!» Отшвырнул моего приятеля в сугроб и ушел… Хотел потомЭдьке пожаловаться, чтобы разобрался, но так ничего и не сказал почему-то. Ну амагия у меня не пробудилась тогда…

Последнюю фразу Мефодий уронил совсем впустоту. Старый стыд жег его. Он вспоминал красное, зареванное лицо приятеля иего сгорбленную спину, когда тот молча уходил. Червь удовлетворенно дрогнул.Буслаева приподняло волной мышечных сокращений кольчужного туловища. И вновьзашуршала земля. Червь полз быстро. Скользил по раскисшей глине Подземья.

Мефодий подумал о Даф. Сможет ли она любитьего после того, что узнала? То, что думали остальные, было ему безразлично.

– Слушай, а отец у тебя есть? А то тывсе: мама да Эдька. А про отца никогда ничего… Так есть? – вдруг слюбопытством спросила Ната.

– Есть! – отвечал Меф, вспоминая своегобестолкового папу Игоря, все реже и реже возникавшего на горизонте.

– А кто твой отец?

– Он-то? Капитан ну очень дальнегоплавания! – кратко ответил Мефодий.

Ната хмыкнула и больше задавать вопросов нестала. Она была сообразительной.

Когда большая часть пути до Лысой Горы былауже позади, червь вновь стал притормаживать и вязнуть в глине.

– Вот прожорливая животина! Лопнет онкогда-нибудь? – пнув в темноте бок червя, с негодованием сказала Улита.

– Ничего страшного! Теперь мояочередь! – неожиданно вызвался Мошкин. – Можно я начну перечислятьвсе свои самые стыдные поступки, начиная с четырех лет?

Червь был не против.

– А если с трех? С трех лучше?

Червь не возражал и против этого.

– Нет, не получится. Раньше четырех яничего не помню, – продолжал Мошкин, переживая.

Все ждали. Червь терпеливо плавал в жидкойгрязи тоннелей Подземья.