Игра в гейшу. Peek-a-boo - Яна Лапутина

На этот раз, мне так кажется, я тоже угадала, купив в Mercury золотой браслет. Дело в том, что, сколько я помню родителей, мама из каждой поездки привозила себе браслеты и носила их все вместе. Папе нравилось, когда на ее руках позвякивала эта золотая вязь.

– Как? – спросила я у девочек.

– Узнаем уже завтра, – сказала Ирка, и мы поехали, так как неодаренных мам было еще много.

Новый год, Новый год!

Праздник из праздников!

Конец и начало!

Елку на «ферме» поставили в канун католического Рождества, делая уступки тем, кто принадлежал этой вере. Это была огромная, пушистая и пахучая елка в самом центре ресепшн. Администратор за завтраком с улыбкой предложила постояльцам поучаствовать в украшении, и все, словно дети, стали рыться в коробках с игрушками, выискивать те, что больше всего нравились, и увлеченно водружать их на елку. Мы тоже охотно повозились вместе со всеми, а когда я отошла в сторону, чтобы посмотреть, как смотрится только что подвешенный мной шарик, то подумала о том, что все мы похожи на такую вот странную группу из детского сада: большие тетьки, а словно октябрята. Звезду на макушку поставил Отар, он как раз заехал посмотреть приходившую в себя после операции Земфиру Андреевну.

У нас в семье есть традиция – Новый год – только дома. Уже потом мы могли поехать к друзьям, но ровно в полночь, когда вся страна вслушивалась в бой курантов, надо было быть за домашним семейным столом.

Когда бокалы звонко касались друг друга в торжественную минуту и первые шаги нового года были обмыты, начиналось распаковывание подарков, которые скапливались начиная с двадцать пятого декабря и нервировали до самого праздника. Мама тайком от нас с папой, они вместе – тайком от меня, а папа... все улучали минутку, чтобы доложить свой. В конце концов не было свободного места под нашей домашней елкой. Маленькие и большие коробочки, все подписанные и так магнетически приманивающие, дожидались новогодней ночи, когда мы окружали елку и с нетерпением рвали аккуратные обертки.

Детство окрашено именно этим.

А вот с возрастом, с полноправным вступлением в самостоятельную жизнь, я разгадала другой секрет удовольствия – стало куда приятнее смотреть на тех, кто распаковывал мои подарки.

Дарить, оказывается, это очень большая радость.

Самым трудным был выбор меню. Задача решалась на два: заказать готовое или приготовить все самим?

«Контрольную» про меню решил приезд на «ферму» наших мам. А к тридцать первому «ферма» оказалась в полнейшем нашем распоряжении. С нее на праздники съехали все, кроме охраны и нас.

Еще тридцатого с утра мы с девчонками съездили на Дорогомиловский рынок, где купили все, что надо: мясо, рыбу, овощи, фрукты и даже умудрились раздобыть внесенную в «черный список» черную икру. Из «Глобус Гурмэ», куда мы просто не могли не заехать из-за лояльности к Машке, мы взяли маринованную рыбу, которую офигительно готовит их шеф-повар Хорхе Севилья.

Мамы вовсю хозяйничали на кухне «фермы», мы – на подхвате. «Поварятами, поваришками», как сказала Иркина мама. Вечером того же дня я съездила в «Азбуку вкуса». Я очень люблю ходить вечером по продуктовому магазину. Самое интересное – наблюдать за людьми, которые пришли за продуктами, и угадывать, что за ночь им предстоит. Вот аккуратная, в костюмчике Max Mara женщина, толкающая перед собой тележку с парой йогуртов, одной бутылкой красного, молоком и сырным ассорти. Она явно живет одна. Вот двое молодых и стильных ребят, которые, видимо, совсем недавно вышли из дома, так как от них резко пахнет духами. Собираются в гости. Набрали фруктов и мнутся в винном отделе, выбирая между Moet и сухим итальянским вином. А вот и пара. Он гораздо старше, с седыми и, даже издалека видно, шелковистыми волосами. И она, с распущенными каштановыми волосами, прибранными солнцезащитными очками, которые явно не нужны в это время суток, в джинсах и кожаной куртке. Идут и набирают колбасу, фрукты и вино. Он идет на некотором расстоянии и не выпускает ее из виду. Ясно, что он в нее влюблен, а она лишь позволяет это делать. Извечный сюжет одноактной пьесы, подумала я. Такое уже проходила.

А меню вышло замечательным.

Домашним.

Новогодним.

И очень объемным.

Традиционный оливье, холодец, запеченные поросята и утки с золотистой и хрустящей корочкой, рыбные и мясные нарезки, пирожки, селедка под шубой, рязановская заливная рыба, а в середине ночи мы планировали все выйти на улицу и жарить шашлыки под падающим снегом и пускать фейерверки.

– Бар будет прямо в сугробах! – возбужденно предложила Ирка.

– Вы мандаринов не купили, – заметила мама, копаясь в только что привезенных мной пакетах.

Кто тогда, в ту минуту, мог предположить, что вот их-то будет навалом... потом.

Про то, как мы ели, как мы пили, как пели и смеялись, как танцевали и говорили разные тосты – не пересказать. За столом, панорамно, сидели: Машка, Танька, Ирка и я, наши мамы, Этери с дочками, Отари, Леша, мои знакомые пластические хирурги Илья Сергеев с женой Аней и Эдик Шихирман с супругой Нелли, Анечка Кострова с женихом Толей Храмовым, Затуринский с очередной подружкой, Дима, владелец компании, производящей слабоалкогольные напитки, с Дашей, Миша, хозяин хэдхантерской конторы, с женой, Инна Терзийская, и все они, кто хотел, привезли с собой своих друзей с женами.

Сколько было рассказано анекдотов!

Как нам спела Ирка!

Как мы с Затурой станцевали рок-н-ролл!

Как Машка читала стихи, ей только табуретки и Деда Мороза не хватало!

Запомнилось мамино, очень краткое:

– Выпьем за хороших людей. Их так мало осталось.

Запомнился анекдот Шихирмана:

– Встречаются два крейсера: американский и русский. На русском паника, суматоха, капитан бегает, кричит: «Кто кинул валенок на пульт? Кто кинул валенок на пульт?». Американцы посмотрели на беспорядок и говорят: «У нас в Америке такого нет»! Русский капитан: «Да нет больше вашей Америки! Кто кинул валенок на пульт?»

Запомнилось, как Отари жонглировал кинжалами, а потом, один за другим, всадил их в заранее повешенную мишень для дартса метрах в десяти от себя.

Запомнилось, как Илья Сергеев, нарисовав на белом листе черную загогулину, потом с завязанными глазами на память, почти безошибочно, разрезал-повторил ее ланцетом.

Леша почти беспрерывно фиксировал все на камеру. А когда девчонки принесли его портреты, все офигели. А Леша сказал пастернаковское:

– Корень красоты – отвага.

Ни я, ни Машка, ни Танька, ни Ирка, а уж всем нам вместе эрудиции не занимать, этого не знали. А потом, перед уличными шашлыками и фейерверком, по «ферме» и нашему ресторанчику динамики общего оповещения строгим командным голосом в мгновенно наступившей тишине, объявили: