Брачные игры чародеев - Артем Тихомиров

Я немедленно высказал свои сомнения и в ответ услышал издевательский смех. Гермиона назвала современных мужчин (и меня в особенности) бесхребетными слизняками и заверила, что если мы боимся, она берет это дело в свои руки.

— Знаете, — сообщила девица, прикладывая руки к вискам, — от таких забот у меня начинает болеть голова.

— Теперь ты знаешь, что чувствую я, — улыбнулся Браул Невергор.

— Кстати, а почему ты так спокоен? — прищурилась Гермиона. — Тристан Профитроль сбежал, а ты и в ус не дуешь!

— Я устал дуть.

— Как это?

— Считай, что я смирился со своей участью и стал закоренелым фаталистом. А что поделать? У меня нет ни малейшего представления о том, где искать паршивца. Его пути совершенно неисповедимы, и, вероятно, у тебя будет возможность убедиться в этом… если паршивец все-таки найдется…

— Он что — маленькое чудовище? — спросил Леопольд.

— К счастью, этот монстр в детской шкуре еще не успел пересечь твой жизненный путь. Уверяю, проделки твоего деда не идут ни в какое сравнение с ужасом, в который повергают выкрутасы юного герцога. На твоем месте я считал бы себя везунчиком.

Леопольд задумался, а Гермиона заломила руки. Виновницей всех тристановидных несчастий она считала себя (и в чем-то была права).

— После того как… и если… мы выберемся из Волшебной Страны, — сказал я, — Ойли Профитроль оторвет мне голову и заставит меня ее съесть — и это меня совершенно не пугает. Я фаталист. Раз такова моя судьба… Тристан несколько раз жестоко и цинично обманул меня. Жал мне руку с улыбкой и каялся, а у самого в кармане была вот такая здоровенная фига… Да. Очевидно, я не гожусь в наставники подрастающим бандитам.

— Очевидно, — сказала Гермиона с таким лицом, словно ее мысль лихорадочно работала в поисках нужного решения. Подумать было над чем. Может, я и упустил молодого герцога, но ведь официально Тристан был закреплен не за мной, а за моей сестрицей. Так что, вполне возможно, голову оторвут именно ей.

— Тебе следовало хорошенько надрать ему уши, — сказал Леопольд, — с такими только так и поступают. И чем чаще, тем лучше. Это называется профилактика. Вот я помню…

Похоже, он собрался поведать нам печальную повесть о своих собственных ушах, но обстоятельства оказались сильнее его. Приняв облик Селины, они ворвались в комнату и сообщили:

— Не поверите! Тристан вернулся!

Я икнул. Леопольд хрюкнул. Гермиона пискнула, как мышка, прикрыв ладошкой рот. Ирма Молейн издала тихий звук, наводящий на мысль о закипающем кофейнике. Бедняжка по-прежнему спала, отрешившись от жестокого мира.

Селина хотела убежать по своим делам, но задержалась у двери. Видя, что с нами что-то не так, маленькая блондинка скривила рожицу и повторила свое послание — на случай, если нас поразила массовая глухота.

Мы поверили. Поверили в то, что наша жизнь, скорее всего, больше никогда не будет веселой и беззаботной. Уж моя-то — сто процентов.

— Ну, я ему покажу!

С этим воплем Гермиона сорвалась с места, точно скаковая лошадь, и вылетела из комнаты. По пути она закатывала рукава, чтобы они ей не мешали проводить воспитательную работу.

Нам с Леопольдом оставалось только столбенеть под аккомпанемент баронессиного посапывания. Вот кому было хорошо — Ирма и знать ничего не знала. Над ее головой проносились бури, а она всего лишь причмокивала прелестными губками. Хотел бы и я так.

Прошло несколько томительных минут, как пишут в остросюжетных романах, но ничего не происходило. Точнее, происходило немногое: снизу донесся какой-то лепет, потом возглас и тихое шебуршание. Все это мало указывало на энергичные воспитательные упражнения. Прибегни Гермиона к насилию, ору, думаю, было бы на всю округу.

— В твоем доме опасно, Браул, — сообщил мне по секрету Леопольд. — Я думаю отсюда свалить.

— А как же Волшебная Страна и неуемное желание расквитаться с дедом за все годы мучений? — спросил я.

— Ну…

— Дезертиров я буду вешать на реях!

— Ну…

— Не нукай! Что подумает Ирма, когда узнает, что ты, засучив штанины, удрал с корабля в самый важный момент, вместо того чтобы пойти ко дну вместе со всеми?

Леопольд посмотрел на Ирму. Взгляд его был влюбленным, однако, как мне показалось, не в такой степени, как раньше. Суть подозрения я объяснить не мог, но мой друг детства, этот остолоп, осел из ослов, которого дед, по-видимому, мало таскал за уши, любезно сообщил следующее:

— Хорошо, что бедняжка спит… Кхе… кхе…

— Что в этом такого? И почему ты подозрительно кашляешь?

Леопольд посмотрел на дверь и потянулся ко мне. Его глаза излучали конспирацию высокой концентрации. И это было нехорошо.

— Я раскрою тебе тайну, Браул… на меня обрушилось нечто, что просто…

— Говори точнее!..

— Теперь и не знаю, что делать… Я влюбился в твою служанку… Селину… Она необыкновенная девушка. Раньше, когда она носила мне записки от Ирмы, я не мог разглядеть ее потрясающей красоты, а теперь…

Его излияния прервал чей-то пронзительный крик, такой страшный и леденящий душу, какой я редко слышал в этом доме. Леопольд в одно мгновение побелел и вжался в кресло, став меньше в несколько раз. Если бы у него было время заняться трансформацией, он бы, наверное, превратился в юркую ящерицу и давно спрятался под диваном.

— Браул! Браул! Ты чего?

Странно, почему он об этом спрашивает? Странный какой-то. Поглядите, вскочил с кресла, словно обнаружил, что кто-то шутки ради подсадил в него подрастающего аллигатора, и бегает по комнате.

И не просто бегает, а очень резво, как поступают люди, всеми силами старающиеся избежать удара кочергой. Вот и она — кочерга. С гулом рассекает воздух, словно боевая палица, и проносится в каких-то миллиметрах от чародея.

Но самое интересное не в кочерге. Самое интересное заключалось в том, как вел себя ваш покорный слуга. Да-да, именно он издал тот кошмарный крик, способный повергнуть на колени армию демонов, именно он в состоянии полнейшего умопомрачения подбежал к камину и вооружился железякой, именно он погнался за другом своего детства с намерением пересчитать ему те ребра, которые не успел пересчитать его зловещий дед.

Кто знает Браула Невергора не понаслышке, тот скажет вам, что представить себе этого кроткого волшебника, этого розового и пушистого котеночка, в таком зверском виде никак невозможно. Природа не создала его для злодеяний, а если он иногда и извергает лаву, то по большей части по недоразумению. Посудите сами, разве вспыльчивая личность, обожающая рукоприкладство, удостоится чести зарабатывать эпитеты вроде «сливовый пудинг» и «мокрое полотенце»? Однозначно нет.

Однако в ту минуту я, честно говоря, не задумывался, недоразумение ли это. Преследуя с кочергой в руках ополоумевшего от страха Леопольда, я думал лишь о потраченных впустую усилиях, недоспанных часах и истрепанных, словно старый коврик перед дверью, моих собственных нервах, которые паршивый ловелас попрал не моргнув глазом. Я хотел показать ему такую Селину, чтобы навек запомнил и еще внукам рассказал, если таковые появятся.