Иесинанепси / Кретинодолье - Режис Мессак

А еще я быстро понял, что расспрашивать их бесполезно. Впрочем, как следует себя с ними вести, мне подсказала молчаливость Бабера. Он со своей стороны тоже посчитал, что настаивать бессмысленно. Мы никогда бы не узнали в точности, что произошло. Да и так ли это важно?

Ну, в каком-то смысле да. Важно. Отныне враждебность кретинов — установленный факт. Мы в состоянии войны с ними, войны объявленной и открытой. Война с царством Кретинии! Будем ли мы их завоевывать, аннексировать, или же они нас уничтожат?

9 августа. — Хорошая погода длилась недолго. На следующий день после эскапады Крепона выпал снег, обильный, густой, в достаточном количестве, чтобы заполнить весь узкий, сжатый кратер долины. Теперь дорога, ведущая к пещере, наверное, непроходима. У входа в ущелье проваливаешься по пояс. В каком-то смысле так даже лучше. Кретины меня достали. Видеть их уже не могу.

11 августа. — Неужели я заблуждался? Более юный Вальто, казавшийся мне более искренним и более смышленым, чем Крепон, судя по всему, вовсе не испытывает упомянутого мной суеверного страха. Он предпринял против кретинов карательную экспедицию, в которую я позволил себя завлечь из любопытства, а еще извиняя себя тем, что мое присутствие на месте позволит избежать худшего. На самом деле, думаю, отвращение, которое мне внушают кретины, приняло почти болезненный характер, и в душе, пусть не признавая этого, я был рад найти повод, предлог, подобие оправдания, дабы как следует им всыпать.

И мы им всыпали! Вдвоем с Вальто (так как Крепон предпочел остаться в бараке, а профессор в расчет даже не принимался и пребывал в полном неведении) мы совершили набег, который можно квалифицировать почти как акцию правосудия — или неправосудия. Ведь все же захватчики, узурпаторы — мы: кретины нас к себе не звали. И Як-Лухлух вообще-то прав: они всего лишь хотят жить мирно, гнить в своих экскрементах и своем кретинизме. Зачем же организовывать затратную экспедицию, с большим трудом сюда добираться и нарушать их покой? То, что тогда высказал старый вождь, возможно, мудро. По-своему мудро…

Как бы то ни было, вооружившись крепкими дубинами, мы выступили по окрепшему снегу, который скрипел под нашими сапогами. Грозная поступь захватнической армии… Как подумаю об этом, так рождается отвращение к самому себе. Отвращение, как будто от раздавленной гусеницы, пересекавшей дорогу.

Хотя мы их вовсе не раздавили, ну разве что метафорически. Не было ни мертвых, ни даже тяжело раненных. Хорошая взбучка, вот и все… Я все еще вижу или, скорее, чувствую, как наши дубины возносятся в полумраке сырой зловонной пещеры. Слышу крики, хрипы, стоны, рев, их реакцию на боль, гнев и страх. Поскольку мы не различали ничего, то не понимали, куда попадают наши удары. Мы, наверное, поколотили и самок. Своими тяжелыми сапогами я, наверное, потоптал не одного кретина-младенца. Матери, должно быть, проклинали меня, если, конечно, у них имелось материнское чувство, в чем я сомневаюсь.

Самое неприятное заключалось в том, что, орудуя дубиной изо всех сил и делая большие взмахи, приходилось вдыхать полной грудью отравленный гнусью воздух пещеры. Еще более отравленный, чем обычно. Ибо кретины, под влиянием сильных чувств, вызванных нашим вторжением, обсирались вовсю. Треск, доносившийся из анусов, был таким же громким, как и нечленораздельные крики, вырывавшиеся из глоток. Кретины были размазаны, как некогда ими самими были размазаны кузнечики, чей тошнотворный запах еще держался во всех углах их логова.

Несмотря на эти неудобства, Вальто творил чудеса. Он колотил, толкал, опрокидывал с эпической ловкостью. Палкой подсекал худые ноги, вызывая массовый падеж и мешанину из туловищ и конечностей, по которой прыгал и которую топтал с дьявольской радостью. Приметив старого вождя Як-Лухлуха, он схватил его, перегнул через колено и в юношеской ярости задал ему, несмотря на визгливые, как у забиваемой свиньи, крики, потрясающую порку. Но старик, собравшись с силами, ответил вулканически-поносной контратакой, и извергнувшаяся струя залила руки победителя. Вальто с отвращением отпустил его; гадкое подобие человека, по-звериному воя, убежало и укрылось где-то в углу.

13 августа. — Чем больше об этом думаю, тем больше раскаиваюсь в том, что позволил затянуть себя в эту карательную экспедицию. Конечно, можно говорить, что без меня… Но без меня, в одиночку, Вальто, возможно, не осмелился бы сунуться туда: вот она, правда.

Вспоминаю, как этот энергичный крепыш, выйдя из пещеры, отмывал руки в снегу. Смогу ли я так же легко отмыть свою совесть? Фу! Не будем превращать в трагедию то, что было всего лишь грубым фарсом. На наших руках нет крови, как на руках леди Макбет. На наших руках одно дерьмо.

Кретины, похоже, терроризированы. Мы к ним больше не наведывались. А они не приближаются к нашему лагерю. Мы едва замечаем двоих-троих вдали, когда идем прогуляться в глубь острова. Они скрываются, едва нас завидев, лишь почуяв, ибо обладают чутьем диких зверей. На снегу иногда встречаются их следы, следы от широких ступней с растопыренными пальцами, которые продавливают и метят белый покров пятью глубокими ямками. Если мы случайно наталкиваемся на них, застаем их врасплох, они тут же убегают, оставляя позади себя широкие дорожки мрази, свидетельство панического страха. Но в их беглых взглядах, как показалось мне, поблескивает затаенная злоба.

15 августа. — Я сказал, что кретины к нам не приближаются. Это неправда. Или правда; но только в дневное время. По ночам они уже бродят вокруг наших бараков. Сразу чувствуется их запах; он довольно сильный. А на следующее утро снег являет нам отпечатки их шагов. Чего они хотят? Питают ли дурные намерения? Меня бы это не удивило. Но что они могут сделать? К счастью, немногое.

17 августа. — Я опять ошибся. Это случается со мной слишком часто. Я думал и говорил, что кретины ничего не могут нам сделать. Ограничивался лишь тем, что пожимал плечами, когда находил снаружи на стенах бараков широкие потеки от их испражнений. Знаки глупой детской ярости, беспомощной ненависти… А вот и нет! Этой ночью — в этом я убедился — они как-то сумели проникнуть в один из наших бараков. Правда, это был всего лишь склад, двери которого закрывались плохо. Висячий замок казался нам достаточной защитой от кретинов. Но они сорвали замок, не знаю как. А поскольку там находилась наша провизия… Вскрытый ящик галет, сплющенные консервные банки свидетельствуют об их посещении. Надо забрать оттуда запасы и перенести их в лабораторию. Профессор будет недоволен.

19 августа. — Как я и ожидал, Бабер воспротивился тому, чтобы какие-то вульгарные консервы соседствовали с его бесценными сосудами. Он заявил,