Солнце, луна и хлебное поле - Темур Баблуани

к пианино, поднял крышку и заиграл. Не все клавиши работали, и все же он умудрялся выводить мелодию. У моего близнеца вдруг поднялось настроение, и он что-то проорал. Когда он собрался привстать, я попросил:

– Покажи-ка мне свой паспорт, интересно, как ты выглядишь на фотографии.

Он достал из кармана пиджака паспорт, бросил на стол и, покачиваясь, направился к танцующей девушке. Я накрыл паспорт ладонью и притянул его к себе.

– Давай и мы потанцуем, – предложила мне свободная русская женщина.

– У меня одна нога деревянная.

– Да что ты? Не заметно.

– Заметишь, если буду танцевать.

Она оглянулась, приметила парня у стойки, подошла и пригласила его на танец. Паспорт я положил в карман, попил минеральной воды. Мне больше нечего было тут делать. Я глядел на танцующих и думал, как бы с миром убраться отсюда. Потом дядя прекратил игру, и они все вернулись к столу. Я протянул своему близнецу полный стакан водки:

– Угощайся, брат, заслужил, здорово танцуешь.

Он опрокинул стакан и рассерженно уставился на парня, который вместе со свободной русской женщиной присоединился к нашей компании.

– А ну, дуй отсюда! – рявкнул он. – Эта девушка с нами. – О паспорте он и не вспомнил.

– Это мой друг, я его привела, – объявила та.

– А ты сядь на место и заткнись, а не то получишь по морде, – пригрозил дядя.

– Ты забыл, кто я?

Дядя повернулся к молодому человеку:

– Ты что, не понял, что сказано?

Парень поцеловал девушке руку, улыбнулся ей и направился к стойке. Она проводила его взглядом и села.

– Ну и дерьмо же он, как легко меня уступил. – Она была обижена. Затем подняла стакан и произнесла тост: – Да здравствуют настоящие мужчины.

– Большое спасибо, – дядя остался доволен, он тоже был сильно пьян, но держался.

Я спешно наполнил стаканы и обратился к своему близнецу:

– За наше братство!

Я уже поднадоел ему, он не захотел чокнуться, так и опрокинул стакан.

Я заказал официанту еще одну бутылку водки и объявил:

– За этот стол плачу я. – Ни у кого не было возражений.

– Ты что, уходишь? – догадалась вторая девушка.

– Вы очень приятные люди, но мне надо идти, – у меня срочное дело.

Я оделся и пожал руки дяде и девушкам, близнец уже ничего не соображал. Я хлопнул его по плечу.

– Еще встретимся, – сказал я.

Он поднял на меня бессмысленные глаза, вот и все. Я заплатил по счету и, прежде чем выйти, остановился в дверях и обернулся. Дядя о чем-то рассказывал, девушки хихикали, у близнеца голова клонилась на грудь.

Я вошел в зал ожидания железнодорожного вокзала, сел и достал из кармана паспорт. Раскрыл и вгляделся в фотографию. На фотографии этот мой близнец еще больше походил на меня. Я ничего не знал о своих родственниках со стороны матери и вдруг подумал: «Уж не родственник ли он мне на самом деле?» Паспорт был выдан паспортным отделом милиции города Майкопа Краснодарского края. Тогда я еще не мог представить, чем для меня обернется этот паспорт, и сердце полнилось радостью.

27

Я купил билет на первый отходивший поезд, ехал он недалеко, но я торопился как можно скорее убраться отсюда. Поднялся в вагон, нашел свое место и уснул. На другое утро я сошел, пообедал в столовой недалеко от вокзала и потом целый день провел в бане. Вечером я сидел в небольшой комнате на почте и заклинал в душе Манушак: «Манушак, милая моя, возьми трубку».

Наконец телефонистка объявила:

– Тбилиси, четвертая кабина.

Я вскочил, вошел в кабину и дрожащими руками снял трубку.

– Алло, слушаю, – послышался голос Манушак, за семь тысяч километров отсюда.

– Манушак, как ты, милая моя девочка?

– Ой, боже мой! Это ты? – почувствовал, как участилось ее дыхание.

– Это я, Манушак, я.

– Живой?

– Живой, а как же я с тобой разговариваю.

– Если б ты знал, как я рада слышать твой голос. – Она заплакала.

– Я тоже, – сказал я, и что-то встало у меня в горле.

– Хаим ездил тебя навестить, там ему сказали, что ты убил солдата, украл с завода двадцать килограмм золота и сбежал. Почему же ты сделал все это?

– Вранье это, никого я не убивал.

– А почему тебя обвиняют?

– Это долгая история, ну как тебе сейчас все рассказать.

– Хаим сказал: если он выжил и его не съели белые медведи, его поймают и расстреляют.

– Не знаю, что тебе сказать, не знаю, что будет дальше, как пойдут мои дела, я сам пока еще ничего не знаю.

– Боже мой, как хорошо, что ты жив!

– Когда Хаим вернулся?

– С неделю уже.

– Никому, кроме Хаима, не говори, что я звонил.

– Маме тоже не говорить?

– Если хочешь, маме скажи.

– Она обрадуется.

– Как она?

– Ничего.

– У Гарика все еще дрожат руки?

– Уже не дрожат, месяц, как мы его похоронили, – сказала она и опять заплакала.

– Да что ты?

– Деньги на гроб Хаим дал. Когда мама благодарила его, он сказал: «Я тут ни при чем, спасибо Джудэ, из-за него даю вам эти деньги».

– А как Сурен?

– В психушке. Мама хочет заложить дом и везти его в Москву на лечение.

Потом я спросил, как отец.

– Как про твои дела узнал, после этого почти каждую ночь пьяный.

Я не удивился, наверное, он и впрямь переживал, в конце концов, был ли у него кто-нибудь, кроме меня, на этом свете?

– Может, найдешь Хаима, завтра я позвоню в это же время, пусть он придет.

– Хорошо, я поищу его.

– Я люблю тебя, Манушак.

– Я тоже. – Я услышал, как она поцеловала трубку, потом спросила: – Ты где, откуда звонишь?

– Я не знаю, как называется этот город, Манушак.

– Хочешь, я сыграю тебе на гармошке?

– Сыграй.

Она сыграла танцевальную мелодию, я слушал, и сердце сжималось. Когда она закончила, у меня в глазах стояли слезы.

– Ладно, Манушак, всего хорошего.

– Подожди, поговори со мной еще немного.

– Завтра позвоню.

Я вышел из кабины и увидел свой рюкзак, лежавший возле стула. Хорошо, что никто не прихватил, уходя, подумал я, в зале, кроме меня, было еще человек пять-шесть. Я сел. Я вроде был готов к таким переживаниям, но не смог сдержаться, слезы так и лились из глаз.

Телефонистка принесла мне стакан воды. Я выпил и перевел дыхание. Когда я поблагодарил ее, она наклонилась и почти шепотом спросила:

– Что случилось?

– Моя невеста вышла замуж, – больше я ничего не смог придумать.

У нее глаза наполнились нежностью:

– Женщина, которая не может оценить большого чувства, думаю, не будет счастлива