Я защищал Ленинград - Артем Драбкин

Меня направили командиром взвода в 4-ю стрелкового роту 2-го батальона 192-го гвардейского стрелкового полка 63-й гвардейской стрелковой дивизии, которой командовал генерал-майор Николай Павлович Симоняк, который командовал стрелковой бригадой при обороне полуострова Ханко. Стояли мы в посёлке Морозовка, названном так в честь знаменитого российского учёного и народника Николая Александровича Морозова. Посёлок был шикарным, даже своя больница имелась. Ночью по тревоге нас подняли, и тут пошёл дождь, а у нас же только офицеров одели в полушубки, солдаты оставались в шинелях, они намокли, замёрзли воротники, многие ребята растёрли себе шеи. Но всё равно за ночь мы прошли на передовую под посёлок Красный Бор. И на рассвете началась артподготовка, нас подняли в атаку, уже в первый день наступления дали причесать частям 250-й испанской «голубой» дивизии. Но в этом бою меня ранило пулей в левую руку и перебило её. Я пришёл в какой-то населённый пункт, где какой-то начальник политуправления меня спрашивает: «Вы что, ранены?» Тогда все строго следили за тем, чтобы не было симулянтов при атаке. Объясняю, что при наступлении был ранен, меня перевязали и оказали помощь. Несколько дней я пробыл в Ленинграде, после чего по «Дороге жизни» был перевезён в тыл и эвакуирован аж в Вологодскую область на станцию Вожега, где на базе местного железнодорожного оборотного депо организовали госпиталь.

Интервью и лит. обработка Ю. Трифонова

Нагорная (Васильева) Нина Тимофеевна

Был сентябрь 1941 года. Сидим мы вместе с одной преподавательницей начальных классов. Тогда на первый - четвёртый классы нас в школе полагалось два учителя. И вдруг к нам вбегает офицер и говорит: «Что же вы сидите? По вашей школе было уже прямое попадание». А мы тогда и не заметили, что в нашу школу, когда была бомбёжка, попала немецкая бомба. А потом меня вызвали в военкомат. Военком посмотрел на моё дело и обратил вдруг внимание на то, что у меня закончены курсы медсестёр в Рогове. «У-ууу, это хорошо! - сказал он мне. - Нам как раз медсёстры нужны». И меня взяли работать в полевой подвижной госпиталь, который тогда только что организовался. Он входил в состав 11-го стрелкового корпуса Ленинградского фронта. А моя коллега-учительница уехала в Усть-Лугу. С тех пор мы с ней не виделись, больше я о ней ничего не знаю. Так что меня призвали в армию 6 сентября 1941 года. Всё это записано в документах. Я получила военное звание. Потом быстро до старшего сержанта медицинской службы доросла. И сразу после этого за своё звание чуть повыше зарплату стала получать.

Мы относились тогда к первой линии госпиталей, то есть двигались сразу за фронтом, а уже потом за нами шли госпиталя второй линии - эвакуационные госпитали. Назывался наш госпиталь так - полевой подвижной госпиталь № 1. По штату у нас полагалось шесть основных врачей: хирург, терапевт, ухо-горло-нос и кое-кто ещё. Госпиталь временный, поэтому работали мы в палатках. Всё время проводили у операционного стола. Работали почти без отдыха. В палатке у нас было отгорожено специальное место, где мы отдыхали. Мы делали так: два часа там поспим, а потом снова берёмся за работу. Но мы тогда никаких операций не делали. В то время шло отступление. Если к нам поступали тяжело раненные, которым требовалось делать срочные полосовые операции, мы срочно обрабатывали им раны и тут же отправляли их в эвакогоспиталь. Лёгкие раны обрабатывали постоянно: делали уколы и перевязки, накладывали шины, одним словом, делали первичную обработку и отправляли. Особенно много мы поработали в Керстово, когда отступали. С того времени столько лет прошло, многое позабылось... А потом мы со своим госпиталем попали на знаменитый «Невский пятачок» под Ленинград.

Красноармеец м/с Нина Васильева, сентябрь 1941 г.

Там мы постоянно голодали. Нам в сутки выдавали всего лишь по сухарю или кусочку хлеба. Но мы продолжали работать. Съедим по сухарю, выпьем стакан кипятку - и снова берёмся за дело. Очень помногу работали. А раненые ведь не спрашивали, кушали мы сегодня утром или нет, устали или нет. Их интересовало одно: как бы поскорее им бы оказали помощь. Всегда стонали: «Сестра, помоги-ииии!» Такая обстановка была: не знаешь, к кому и подойти. А нас было всего четыре медсестры, которые их обслуживали. Но мы молодые были и никогда им не отказывали. Я думаю, что, случись сегодня война, наши молодые женщины не справились бы с теми задачами, которые нам тогда ставились. Но у нас начальником госпиталя был очень хороший человек. Фамилия его была Шапиро. По национальности он был евреем. Он старался поддерживать в нас боевой дух. Он понимал, как нелегко нам было работать. Ещё замполит у нас был очень хорошим человеком, всё время нас поддерживал. Но я хочу сказать, что офицеры и солдаты, которых к нам помещали, попадались очень мужественные. Я и сейчас удивляюсь, как они всё это переносили.

Кстати, очень помогли нам в голод выжить именно врачи. По возрасту почти все они были пожилыми, имели своих детей в России. Их и призвали-то в армию в самом начале войны. Как офицеры, они получали пайки, которыми нас и подкармливали. Хотя какие это были пайки? Хлеб, ещё что-то, два кусочка сахару, вот и всё. Помню, врач ухо-горло-нос Василий Михайлович Сутеев всегда накрывал стол и говорил: «Девчонки! А ну-ка к столу!» Мы уже знали дни, когда они получали свои пайки и, как всегда, с нами делились. Я, кстати, сохранила два таких квадратных кусочка сахара. Они и сейчас у меня лежат. Но на самом деле этим мужчинам больше надо было кушать, чем нам. Мы, девчонки, всё-таки намного легче переносили на себе голод!

А ещё спасло нас то, что все мы жили и работали в госпитале очень дружно. Когда мы находились в Ленинградской блокаде, делили каждый кусочек хлеба. Я тогда считала: «Доброта спасёт жизнь». Она нам жизнь и сохранила. Так что ели мы эти кусочки сахара с хлебом, поддерживали друг друга. А обстановка, между прочим, очень тяжёлая была. Нам приходилось бывать в том числе и в самом блокадном Ленинграде. У меня там три близких человека умерло от голода. Сначала трагедия случилась с сыном моей неродной тётки. Он от голода и слабости упал с четвёртого этажа и погиб. Потом умер племянник. А потом от голода и сама тётка умерла. Там тогда в городе ужасные вещи творились: за кусок хлеба в Ленинграде можно было купить квартиру!

Интервью и лит. обработка И. Вершинина

После эвакуации с Ханко ребят из нашей батареи распределили по фортам и береговым батареям. Наш командир Жилин командовал батареей в Гвардейской железнодорожной артиллерийской бригаде.

Меня и ещё 14 человек отобрали в артразведку. Направили на Ораниенбаумский плацдарм. Там организовали пост. Докладывали движение самолётов, артстрельбу батарей. Засекали огневые точки. Пост был расположен под крышей деревянного домика на окраине деревни Кукушкино. Тут дальномера у нас не было. Использовали бинокли и стереотрубы. В домике жила семья чухонцев: дед, бабуся и две девахи. Старики всё боялись, чтоб моряки не согрешили.