Мизери - Стивен Кинг

На протяжении следующих трех недель Пола Шелдона окружаласвоеобразная атмосфера напоенного энергией покоя. Он постоянно ощущал сухостьво рту. Звуки казались чересчур громкими. Бывали дни, когда ему представлялось,что он мог бы одним взглядом согнуть ложку. А в другие дни ему хотелосьистерически рыдать. А параллельно, независимо от этого состояния и независимо отрезкого, сводящего с ума зуда в срастающихся костях, шла своим чередом работа.Стопка бумаги справа от пишущей машинки постоянно росла. На первых порах Полрешил, что оптимальной производительностью будут четыре страницы ежедневно (вовремена «Быстрых автомобилей» он писал в день по три, а часто по две страницы —до финишного рывка). Но в течение наэлектризованных трех недель (период этотзакончился пятнадцатого апреля, в день грозы) Пол в среднем выдавал подвенадцать страниц в день — семь страниц утром и еще пять вечером. Если бы вего прежней жизни (он сам не отдавал себе отчета в том, что воспринимает все,что было до аварии, как «прежнюю жизнь») кто-нибудь предположил, что онспособен работать такими темпами, он бы рассмеялся. Когда начался дождь, у Полабыло готово двести шестьдесят семь страниц «Возвращения Мизери»: конечно, этопервый, черновой вариант, но он сам просмотрел страницы и нашел их на удивлениегладкими для черновика.

Отчасти причиной тому была абсолютно размеренная жизнь.Никаких бестолковых ночных посиделок в барах, за которыми следовали бестолковыедни, когда он пил кофе и апельсиновый сок и глотал витамин В; если ему в такиедни попадалась на глаза пишущая машинка, он вздрагивал и отворачивался. Никакихвыходов в свет с блондинками, с которыми познакомился накануне: эти дамы обычноказались королевами в полночь и ведьмами в десять утра. Никаких сигарет.Однажды он робко, заискивающе попросил сигарету, но Энни ответила ему взглядом,исполненным такой кромешной тьмы, что он тут же попросил ее забыть о егословах. Он стал пай-мальчиком. Никаких дурных привычек (за исключением,конечно, кодеиновых капсул, по этому поводу мы ведь так ничего и непредприняли, верно, Пол?), ничто не отвлекает. Я, подумал он однажды,единственный в мире наркоман-монах. Подъем в семь. Две капсулы новрила и стакансока. В восемь в постель мсье подается завтрак. Три раза в неделю яйцо-пашотили омлет из одного яйца. В другие дни — тарелка полужидкой каши. Затем — вкресло. И к окну. И нырнуть в бумагу. В девятнадцатый век, когда мужчины былимужчинами, а женщины носили турнюры. Обед. Послеобеденный сон. Снова подъем —поредактировать или просто почитать. У Энни в доме были все книги СомерсетаМоэма[20] (как-то Пол подумал, не найдется ли на ее полках первый роман ДжонаФаулза,[21] и решил, что лучше не спрашивать), и Пол принялся за чтениедвадцати с чем-то томов oeuvre[22] Моэма, увлеченный мастерски рассказаннымиисториями. За долгие годы Пол примирился с тем, что он утратил способностьчитать книги так, как читал их в детстве. Став писателем, он обрек себя напристрастие к постоянному анализу. Но Моэм захватил его, вновь превратив вребенка, и это было замечательное чувство. В пять часов она приносила емулегкий ужин, в семь подкатывала к черно-белому телевизору, и они вместесмотрели шоу M*A*S*H и WKRP из Цинциннати. После этого Пол садился писать.Закончив работу, он медленно подъезжал в кресле к кровати. Он мог быпередвигаться значительно быстрее, но ему не улыбалось, чтобы Энни об этомузнала. Услышав, что машинка умолкла, Энни входила в комнату и помогала Полуперебраться в постель. Порция лекарства. Бум. Сознание выключалось, какэлектрическая лампочка. И на следующий день — все то же самое. И на следующий.И так далее.

Размеренная жизнь была одной из причин его удивительнойработоспособности, но еще более важной причиной была сама Энни. Именно ееробкое предложение насчет пчелиного укуса вдохнуло в книгу жизнь, в то времякак он думал, что ему уже никогда не удастся снова вдохнуть жизнь в Мизери.

С самого начала он был уверен в одном: «Возвращения Мизери»на самом деле нет. Его внимание было приковано к одному вопросу — как бы безобмана извлечь эту суку из могилы, пока Энни не решила подстегнуть еговдохновение клизмой с перцем. Такие мелочи, как о чем писать, могут иподождать.

После поездки Энни в налоговое управление Пол два днястарался забыть о, возможно, упущенном шансе на спасение и сосредоточиться натом, чтобы доставить Мизери в домик миссис Рэмедж. Джеффри не стоило везти ее ксебе домой. Увидят слуги, пойдут разговоры, в которых первую скрипку будетиграть сплетник Тайлер, дворецкий Джеффри. Кроме того, необходимоконстатировать полную потерю памяти, вызванную шоком от пробуждения в могиле.Потеря памяти? Черт, ведь цыпочка едва может говорить. Что ж, уже облегчение,если учесть, что Мизери свойственно трепаться без конца.

Так, что дальше? Суку вытащили из могилы, как дальше пойдетсюжет? Должны ли Джеффри и миссис Рэмедж сообщать Йену, что Мизери жива? Ондумал, что не должны, но не был уверен. Неуверенность, как ему было известно, —это безрадостный уголок, отведенный в чистилище писателям, которые мчатся пошоссе очертя голову и понятия не имеют куда.

Не надо Йену, думал он, глядя в окно на сарай. Йену пока ненадо. Сначала доктору. У старого маразматика два w в фамилии. Шайнбоун.

Мысль о докторе напомнила ему о замечании Энни насчетпчелиного укуса, и уже не в первый раз. Эта идея постоянно вертелась у него вголове. Один человек из дюжины…

Но это же не пройдет. Две женщины, не состоящие в родстве,страдают аллергией на пчелиный яд, и у обеих аллергия дала один и тот женеобычный эффект?

Через три дня после Великой Уплаты Налогов Энни Уилкс Пол дремал,как обычно, после обеда. Вдруг его осенило. Идея была подобна не вспышкемолнии, а взрыву водородной бомбы.

Он рывком сел, не замечая обжигающей боли в ногах.

— Энни! — заорал он. — Энни, идите сюда!

Он слышал, как она бежит вниз по лестнице, перепрыгиваячерез ступеньку, затем — как мчится по коридору. Когда она влетела в комнату,глаза ее были расширены от страха.

— Пол! Что случилось? У вас судороги? Вы?..

— Нет, — ответил он, хотя судороги у него были — умственные.— Нет. Простите, Энни, если я вас напугал, но помогите мне, пожалуйста, сесть вкресло. Провалиться мне на этом месте, я нашел!.. — Грубое ругательствосорвалось у него с языка прежде, чем он успел сдержаться, но сейчас это былокак будто не важно — она смотрела на него с почтением и немалым испугом. Передее глазами горел огонь инквизиции, хотя и не имеющий отношения к вопросам веры.

— Да, Пол, конечно.