Папа, спаси меня - Ника Янг

— А Седой у нас принц крови, — едко шутит Кир.

— Седой был не против ее беременности, а я — против того, чтобы у нее был внебрачный ребенок! Тем более от кого?

— Отец! — кричу я, не в силах больше терпеть того, что он оскорбляет Кирилла.

— Да! Я — отец — с ноткой гордости говорит он. — И сделал то, что посчитал нужным. Вы — не пара. Я так решил.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Знаешь, что! — резко бросаю я. — Не тебе решать за меня что-либо! Ты и без того испортил жизнь. Причем не одну!

Оттолкнув с пути напряженного Кира, выбегаю из комнаты и буквально мчу по коридору, мимо этих безликих холодных стен, на волю, на свежий воздух. В висках колотится злость и ярость, негодование и боль.

— Ты ничего от меня не получишь, поняла? — кричит вслед отец, но я отмахиваюсь от этих глупых слов. Как будто мне от него что-то нужно!

Мне хочется скорее сбежать из этой темницы, в которой отец чахнет над своим богатством, своими странными нравственными устоями, как Кощей, не понимая, что мне всегда нужны были только добрые слова и поддержка.

— Поехали отсюда, — на мои плечи ложатся теплые ладони, и я понимаю по едва заметному аромату табака, что это Кир. Благодарно киваю ему.

— Да, пора в больницу. Егорка там совсем один.

Кирилл заводит мотор, мягко нажимает на газ, и мы едем отсюда, а я чувствую только облегчение от того, что все наконец между нами прояснилось.

И вдруг понимаю, что не хочу, чтобы между нами были какие-то недоговоренности, черные пятна. Мне нужно быть с ним честной и открытой. Что бы он ни решил.

Захочет прогнать из своей жизни — пусть так и сделает. Захочет принять участие в нашей с детьми судьбе — так тому и быть. Но молчать, скрывать от него ничего я больше не имею права. Это было бы нечестно к такому человеку, как он.

— Кир, мне нужно тебе кое-что сказать, — тихо говорю, смотря вперед на дорогу. — Это важно.

— Что ты сожалеешь о том, что сделал отец? — устало хмыкает он, и я ощущаю волны горечи, которые волной идут от его сильного тела.

Мотаю отрицательно головой.

— Значит, о том, что, не разобравшись ни в чем, сделала свои выводы и поверила сразу тому, чему верить было нельзя.

— Да нет же, — поворачиваюсь к нему и жду, пока он посмотрит на меня своими снова ставшими родными глазами. — Я должна тебе сказать это.

Выдыхаю, собираясь с силами, и выпаливаю, не отпуская его взгляда:

— Кирилл, я беременна.

Шокированный словами Тони я резко сворачиваю к обочине и торможу машину. В висках стучит сильнее, чем бьют новогодние куранты. Я буквально чувствуют, как резкими толчками кровь движется в венах.

Она беременна.

Это конец всему! Или начало? А может, это просто продолжение грёбаного апокалипсиса, в который мы оба попали по милости её безмозглого отца, возомнившего себя Богом?

Как теперь выпутаться из всего этого бермудского треугольника и отделаться малыми жертвами?

Я не знаю.

Хотел бы я найти ответ на этот вопрос, но не могу, потому что в голове царит самый настоящий хаос. Мне кажется, словно я нахожусь в каком-то гребаном цирке в роли клоуна, над которым смеются все подряд.

Она беременна.

У Малой будет ещё один ребёнок…

Мне хочется спросить от кого, но отчего-то язык не поворачивается задать этот вопрос.

Я думал, что мы станем семьёй, а теперь не знаю… Ничего не знаю. Как сложатся наши отношения дальше? Получится ли у нас что-то? А если это ребёнок Седого? На шведскую семью я точно не готов, но и лишать отца встреч с ребёнком было бы несправедливо. Впрочем о справедливости никто не думал, лишив меня возможности хотя бы просто узнать, что стал отцом.

Вспоминаю ту ночь, когда Тоня пришла ко мне. Я считал её подстилкой, пытался понять, почему она сделала это, а она просто пыталась спасти нашего сына. Могла ли она забеременеть тогда? Или позже? После того, как вернулась со своим тупым муженьком в квартиру? Впрочем, у них не было времени, чтобы успеть… Я стискиваю зубы от боли. Душевной боли, которая клокочет в венах. А что, если он её изнасиловал?

— У нас с Женей давно ничего не было… Совсем ничего. И по срокам это твой ребёнок, — словно прочитав мои мысли, лепечет Малая.

И тяжёлый камень, который начал тянуть меня ко дну, падает куда-то в бездну… В непроглядную тёмную бездну, которая разверзается и поглощает все горести. Я смотрю на неё и пытаюсь придумать, как быть дальше, но мысли рассеиваются.

— Значит, я буду отцом второй раз?.. — спрашиваю, будто бы у самого себя.

— Хочешь ли ты этого? — голос Малой срывается на хрип. — Готов ли стать отцом и нужны ли мы тебе с ребёнком?

Она растеряна. Бедная маленькая девочка. Я ненавидел её всем сердцем, считал изменщицей, а она страдала не меньше моего, и в эту секунду мне хочется поехать и прибить её отца, одним выстрелом — в самое сердце. Но я не сделаю этого, не подтвержу его самые страшные выводы обо мне. Я не убийца, как бы он ни пытался доказать это. Я никого никогда не убивал. Калечил? Да… Но не лишал жизни. Потому что таким грешникам приготовлено особенное место в аду, но пока они в него попадут, они ещё помучаются с демонами, которые будут грызть изнутри, напоминая об их ошибках. Чего добился отец Малой? Одиночества… Я видел в его глазах кромешную тьму, пустоту, которая уничтожает его, ранит изнутри и убивает. Счастливый человек не станет попивать в одиночку, когда день ещё в самом разгаре, а он — пил. Чудовище! Какое же он чудовище!.. Разбить сразу несколько жизней из-за своей жалкой прихоти.

— Спрашиваешь? Я не видел, как растёт Егор… Конечно, я хочу стать отцом!

Малая принимается плакать: она роняет лицо в ладони и громко всхлипывает, захлёбываясь собственным отчаяньем, а я осторожно кладу руку на её плечо, приобнимая её. Всё будет хорошо. Пусть не сразу, но будет… В конце концов, мы достаточно взрослые люди для того, чтобы переступить через обиды прошлого и научиться жить с ним.

— Почему ты не нашёл нас раньше? — спрашивает Тоня, поднимая голову.