Благословенный камень - Барбара Вуд

— А мы все гадали, куда ты ушел. Большинство решило, что ты умер. Ты убежал потому, что Юбаль умер? Да, я так и подумал. Ты был молод и напуган. Это можно понять. После смерти Юбаля и твоего исчезновения всем стало очевидно, какой серьезной ошибкой было объединение двух ваших семей. Очевидно, что проклятия Талиты и Серофии настигли всех.

Перед ними поставили блюда с едой: фаршированная птица, овощи в масле, лепешки, крошечные чаши с солью и отвратительное пойло под названием кефир.

— Да, наверное, парень, ты был потрясен — продолжал Хадедезер, поедая фаршированного грибами с чесноком жареного голубя, — когда услышал о смерти Юбаля. Однако меня это не удивило. Ни капли.

Абрам не донес до рта маринованный фундук:

— Что ты хочешь сказать?

— Юбаль давно жаловался на головные боли. Он не говорил тебе? Наверное, не хотел тебя пугать. Когда он сердился или слишком много работал, у него начинались сильные головные боли. Он спрашивал, нет ли у меня снадобья от этого. Я предупреждал его, чтобы он поменьше огорчался и поменьше работал, потому что видел, как от этого недуга умирали и более молодые мужчины. Говорят, он умер, переусердствовав с молодой девушкой. — Хададезер глубокомысленно кивнул. — Так это и произошло.

Абрам с искренним изумлением смотрел на этого человека, в бороде у которого застряли крошки от вчерашнего обеда. Юбаль страдал недугом, от которого мог умереть в любой момент? Значит, его убило не проклятие Абрама?

Он сидел как громом пораженный. Все эти годы он изнемогал под бременем вины, а теперь внезапно его сбросил…

Юбаль уже был обречен.

«Не я убил своего любимого авву».

Абрам едва сдержал крик радости. Почувствовав внезапное воодушевление, он захотел тут же принести жертву Богине и всем здешним богам. Ему хотелось подскочить к Хададезеру и стиснуть его в объятиях. Ему хотелось танцевать и рассказывать всем о том, как прекрасен этот мир. Но он только сделал большой глоток пива и блаженно причмокнул губами.

Громадный Хададезер передвинулся на своем возвышении, служившем ему одновременно сиденьем и ложем, и сказал:

— Много всего произошло после этого, мой мальчик. Через два года после смерти Юбаля налетели кочевники. На этот раз они были еще безжалостней. Многие погибли. А на следующий год налетела саранча.

Абрам, посерьезнев, жадно слушал новости с родины.

— А бабушка еще жива? А как мои братья?

— Так получилось, что со дня смерти Юбаля я больше не приезжал на твою родину. Вернувшись сюда, в горы, я понял, что дни моих странствий подходят к концу. Так что я передал караван и торговлю сыновьям моей сестры и стал проживать в свое удовольствие оставшиеся мне годы. Мои племянники докладывают мне лишь самое основное: про кочевников, саранчу, засохшие посевы. Но кто жив, а кто умер… — Он развел своими огромными руками. Дальше он рассказал, как для его торговли настали трудные времена, отчасти из-за тех несчастий, которые постигли Место у Неиссякаемого Источника. — Они больше не ведут винную торговлю, — сказал он, — что крайне меня печалит.

Абрам выронил из рук соломку.

— Что случилось с вином?

Хададезер пожал плечами:

— Они делают его только для себя.

Абрам представил своих братьев, уже не мальчиков, а взрослых мужчин, которые тяжело трудятся в винограднике, изо всех сил возделывают лозы, выращивают урожай, наполняют винный пресс, а потом относят меха в священную пещеру. И все это без мудрого руководства Юбаля.

— Так ты говоришь, что собираешься возвращаться? — спросил Хадедезер.

— Да, я собираюсь домой. Почти десять лет прошло.

Хададезер кивнул.

— Я вот тут подумал, мой юный друг, а не могли бы мы с тобой провернуть одно дельце? — И, когда хитроумный торговец изложил ему свой план, Абрам вынужден был признать, что он весьма выгоден. Когда караван отправится в очередной поход на юг, Абрам его возглавит.

Он провел лето в горной деревушке Хадедезера, наслаждаясь гостеприимством торговца и принимая кокетливые зазывания его племянниц. Здесь он увидел много нового и необычного для себя, потому что этот выносливый народ был трудолюбив и изобретателен: они лепили из глины посуду, которую обжигали в печи; переплавляли медные самородки и отливали из них инструменты; начали приручать скот для того, чтобы впрягать его в плуг. Когда Абрам воскликнул при виде женщины, кормившей грудью ягненка, Хададезер объяснил:

— Мы заметили, что молодые ягнята быстро привязываются к матери. Если же его еще при рождении отлучить от стада и кормить человеческим молоком, то он привыкает к человеческой самке, и тогда его можно легко приручить жить вместе с людьми. Женщина, потерявшая ребенка, от отчаяния взяла себе детеныша дикого животного и выкармливала его грудью, пока он не стал ходить за ней повсюду. Теперь у нас есть домашние козы. И нам не нужно на них охотиться, — добавил Хададезер, человек, всю жизнь искавший способы беречь свои силы.

Абрама подвели к ряду каменных строений, где содержали скотину — самок. Это были коровы, родившиеся не на природе, а в горных стойлах, где их доили, так же, как люди Бодолфа доили олених.

— Ты заметил, что мы поклоняемся быку, Абрам, — сказал Хададезер. — Бык — творец жизни. Наши женщины, чтобы забеременеть, купаются в бычьей крови.

Абрам во многих домах замечал воловьи рога и повсюду видел изображения быка. Он изумленно разглядывал мирных животных, которые позволяли людям управлять собою. С помощью каких магических знаний эти люди сумели приручить животных?

— Во времена наших предков, — начал Хададезер, подавая Абраму чашку кефира, — еще до того, как построить это горное поселение, когда мы еще жили в шатрах и скитались по равнине, мы поклонялись земле и небу, потому что понятия не имели о том, как бык дарит корове телят. А потом боги сказали нашим предкам, чтобы они перестали скитаться, освоили это место, привели сюда с равнин животных и держали их здесь, чтобы дух Великого Быка дарил нашему народу плодородие. Поэтому, Абрам, мой народ такой сильный — благодаря духу Великого Быка, а твой народ рождается от луны, поэтому он такой слабый. Я не хочу оскорбить тебя, просто говорю так, как есть. Ты сам увидишь, что жители Места у Неиссякаемого Источника утратили энергию и жизненную силу. Если бы я мог, я дал бы тебе в дорогу быка, но ими невозможно управлять.

Абрам отметил, что Хададезер говорит о быках так же, как Бодолф говорил о северных оленях, и подумал: «А может, каждое племя размножается от разных богов? Это объясняет, почему люди, живущие в разных частях земли, отличаются друг от друга внешностью и поведением: у народа Северного Оленя потому такие светлые волосы и бледная кожа, что они пьют молоко северного оленя; у народа Хададезера цвет лица красноватый из-за бычьей крови. А мой народ низкорослый и смуглый, потому что мы рождаемся от луны, а ее царство — царство ночи».

И пока Абрам жил в каменных стенах среди румяных людей, приучался к их законам и спал с их женщинами, привыкал к кефиру, сыру и молоку, странный недуг стал закрадываться к нему в душу. Это было не телесное заболевание, потому что у него не проявлялось никаких физических признаков болезни, скорее, это было душевное расстройство. Оно проникло в него через зловещие беспокойные сны и непрошенные воспоминания, темные и тревожные, но все они были об одном: о той ночи, когда умер Юбаль. В забытьи Абрам снова и снова переживал события этой ночи: вот он просыпается, видит в темноте две обнаженные фигуры и понимает, что Юбаль специально подстроил все так, чтобы заполучить Марит себе. И с каждым утром, когда Абрам просыпался весь в поту, боль предательства становилась все сильнее. В годы скитаний по чужим незнакомым землям Абрам почти не думал о коварстве Юбаля, из-за которого он его и проклял. Но теперь, когда он знал, что Юбаль умер не из-за его проклятия, теперь, когда он с чистой совестью вспоминал и другие события той роковой ночи, Абрам неизбежно сталкивался с жестокой правдой — человек, которого он любил и боготворил, сделал все для того, чтобы Абрам ушел с добытчиками ушек, а сам остался с Марит.