В плену сердца - Тори Майрон

– А почему здесь все с такими хмурыми лицами ходят? Ты им плохо платишь?

Шаг, шаг, шаг — полное молчание.

– Сколько тебе времени удалось сегодня выкроить на снятие стресса? И есть ли какие-то особенные пожелания? – разговариваю я сама с собой. – А трахаться мы будем прямо в твоём офисе? 

В этот раз Адам сдавливает мне руку до моего тихого писка, после которого я замолкаю на несколько секунд, позволяя ему поздороваться с какими-то мужчинами, вышедшими из лифта. 

– Мог бы просто попросить, а не синяки новые ставить. Мало у меня их, что ли, было? – возмущаюсь я, когда мы входим в пустую кабинку, где Адам не нажимает ни на одну из кнопок этажей, а прикладывает палец к безымянному сенсору. Тот сканирует его отпечаток, раздаётся короткий сигнал, и двери лифта закрываются, отрезая нас от всего остального мира.

И тут всё меняется. 

***

Секунда. Всего один хлопок ресниц. Полудара сердца. Ни одного полноценного вдоха или выдоха — и моё горло оказывается схвачено горячей ладонью Адама. Он жестко прибивает меня к стене, не боясь причинить боли. Радует, что удар затылком о твёрдую поверхность получается не болезненным, а просто ощутимым. Чего нельзя сказать о его хватке на моей шее — она железная, а чёрные глаза в паре сантиметров от моих в мгновенье затягивают в бездну животной ярости. 

– Ещё хоть раз выкинешь на людях нечто подобное, я не просто запру тебя в комнате, Лин. Я убью тебя! Ты меня поняла? Клянусь, убью. Задолбала! Сил моих больше нет бороться с твоими играми! – его горячее дыхание опадает мне на губы, будто запуская удушливый газ в лёгкие, в которых и так тесновато из-за нехватки воздуха.  

– Что я сделала-то? Я же просто пыталась разговорить тебя, – ошарашенная его резкой сменой настроения, хрипло выдавливаю из себя слова, цепляясь пальцами за мужское запястье. 

– Дура! Я не об этом.

– А о чём?

– Я про Майкла говорю. 

– А что с ним?

– Что с ним? Я тебя разве не предупреждал, чтобы ты не смела никого лапать?

– Ну, потрогала я его немножко. Подумаешь? Мы в толпе стояли. Я думала, тебе безразлично. 

– Не ври, Лина, ты прекрасно знала, что бешеная ревность почему-то работает в столпотворении тоже, и специально заигрывала и пялилась на него щенячьими глазками. – Я непонимающе хмурюсь, отчего он вскипает ещё сильнее. – Вот только не делай невинный вид. Не поверю, что ты забыла благотворительный приём, где хотела убить женщину только потому, что она подошла ко мне поздороваться. 

А я и правда запамятовала о вспышке ревности Николины на том вечере. Получается, Харт всё-таки сходил с ума от моих действий на улице, да только опять в своей фирменной манере, будучи непроницаемым и спокойным как танк, который сейчас, предчувствую, может начать пулять снаряды от любого моего неверного слова или действия.

– Попробуешь ещё хоть раз с помощью моего друга или любого другого мужика попытаться заставить меня ревновать — и это станет последним, что ты сделаешь в своей никчёмной жизни, уяснила? 

– Адам… мне тяжело дышать… Отпусти! – скулю я и потихоньку начинаю пугаться не на шутку, глядя в его разъярённые зрачки. Это будто не он смотрит, а монстр безжалостный, которого мне-таки удалось вызвать из самых недр преисподней.

– Повторяю: ты уяснила? – шипит Харт возле лица, лишь усиливая хватку на моей шее. 

– Д-да… уяснила. 

– Ещё хоть раз…

– Нет. Я не буду.

– Только попробуй…

– Нет, Адам… Клянусь… Никогда больше… – слабым голосом обещаю я, ни капли не лукавя. К чёрту такие игры, если после них можно в живых не остаться. – Я дышать не могу… мне больно… Отпусти! – отчаянно умоляю я, впиваясь ногтями в кожу его руки. – Пожалуйста… – выдыхаю еле слышную мольбу, и лишь тогда Харт будто выплывает из яростного забвения: безумный взгляд мгновенно проясняется, он встряхивает головой и резко освобождает моё горло, позволяя сделать глубокий вдох.

– Чёрт! – сдавленно ругается он, отпрыгивая от меня, словно от огня, к противоположной стене лифта. А когда двери открываются, вылетает из тесного пространства быстрее, чем я успеваю восполнить резервы кислорода.

Отдышавшись и немного придя в себя, я отлипаю от стены и тоже выхожу из лифта. Ожидаю увидеть офис с преданной собачонкой Саритой возле двери кабинета, но и тут меня встречает сюрприз: вместо рабочего помещения мы оказываемся в шикарной квартире-студии со всем необходимым для полноценного, комфортного житья. Хотя, тут и ежу понятно, что используется она лишь по одному назначению — по-быстрому трахнуть счастливец во время окна в рабочем графике. Правда, вариант «по-быстрому» в случае с Хартом как-то слабо представляется. Уж мне ли не знать.

– Ничего себе! Смотрю, у тебя всё под боком. Выражение «Работа — второй дом» в твоём случае имеет прямое значение, – первая решаю разбавить напряжённую обстановку, наблюдая, как Харт добирается до бара. — Собираешься пить посреди рабочего дня? А так можно? – спрашиваю я, похоже, у стены. – Хотя о чём это я? Ты же начальник. Тебе всё можно.

Харт молчаливо достаёт бутылку шотландского скотча, наполняет бокал и медленно поворачивается ко мне, приступая скрупулёзно сканировать меня. Он всё ещё злится. Сильно. Дико. Страшно. Я физически осязаю негодование Адама и без воздействия огненной мощи. Его пытливый, цепкий взгляд пугает меня сильнее душащей пару минут назад руки. Он ощущается, как раскалённая плеть, при ударе рассекающая все слои кожи. Как яд, поражающий самые важные внутренние органы, что вызывает головокружение, онемение в пальцах и металлический привкус крови на языке. 

– Адам, ну прости ты меня, я больше не буду себя так вести, обещаю, – пытаюсь усмирить гнев дьявола миролюбивым голосом, вкладывая в него максимум искренности, на которую, в принципе, способна. Но босс чуть ли не морщится от моих извинений. Не верит? Скотч слишком крепкий попался? Или ему опять что-то не нравится во мне?

Я оделась, как он просил: неброский макияж, убранные вверх волосы, приличное платье, закрытые элегантные туфли на высоких каблуках, визуально удлиняющие ноги. Я выгляжу на все сто, чёрт побери! А, значит, дело совсем в другом. Интуиция подсказывает мне, что причина его неимоверной злости сейчас уже заключается не только в моей блондинистой импровизации, но и в том, что, хочу я того или нет, но Адам понимает…

Он понимает, что со мной что-то не так.

Чувствует, видит, подозревает, ощущает обман, но никак не может найти ему разумного объяснения. И не найдёт. Пусть даже не старается. Сколько бы ни анализировал несвойственное для Николины поведение, сколько бы ни всматривался сейчас в моё лицо, он ничего в нём не найдёт. Или точнее — никого. Я глубоко её спрятала. И теперь ему остаётся довольствоваться тем, что осталось, пока я не решу иначе. И исключительно по моим правилам. И раз уж на то пошло, наверное, довольно разговоров. Пришла пора начать их диктовать самой.