Юрий Ларин. Живопись предельных состояний - Дмитрий Смолев

кафедре «Художественное конструирование», которую много позже переименовали в кафедру промышленного дизайна.

Почему пошел не на живопись или графику, как мечталось? Без основательной академической выучки поступить туда шансов практически не было. Скорее всего, Ларин не решился бы даже попробовать. Но и в том, как получилось, можно было усмотреть важные плюсы. Приобретение профессии дизайнера в перспективе могло помочь радикально изменить жизнь. Причем изменить абсолютно легально, без опасений нарваться на крупные неприятности. Диплом о художественном образовании позволял инкорпорироваться в сообщество, которое в СССР существовало на особом положении. Если ты патентованный деятель искусства – значит, заведомо не тунеядец, а полезный член социума. Тунеядцев следовало привлекать к суровой ответственности, тогда как мастеров кисти или резца, буде таковые обзавелись нужными справками и документами, полагалось, напротив, поощрять. Ну или хотя бы не трогать лишний раз.

Становиться же дизайнером Ларин не планировал, несмотря на выбранную специализацию. Это была его осознанная и последовательная позиция: в будущем – только живопись.

Глава 4

Двух станов не боец

Строгановское училище нередко именуют легендарным, к чему есть достаточно оснований. «Рисовальная школа в отношении к искусствам и ремеслам», учрежденная в 1825 году графом Сергеем Григорьевичем Строгановым, со временем трансформировалась в государственное учебное заведение, которое к 75-летию со дня основания обрело торжественный статус Императорского Строгановского Центрального Художественно-Промышленного Училища. За десятилетие до того заведение обосновалось в специально перестроенном для него здании на Рождественке (теперь здесь Московский архитектурный институт). В дореволюционном училище преподавали многие знаменитости – Михаил Врубель, Константин Коровин, Павел Кузнецов, Алексей Щусев, Лев Кекушев, Иван Жолтовский. После октября 1917‐го детище графа Строганова включили в состав новообразованных Государственных свободных художественных мастерских, а несколько позже ВХУТЕМАСа. Естественно, тоже легендарного.

Однако к началу 1930‐х годов вследствие череды реформ ВХУТЕМАС-ВХУТЕИН оказался расколот на несколько самостоятельных вузов. Соответственно, и прежний, «строгановский» набор художественных специальностей был растащен по разным адресам. Не последнюю роль в этом разгроме сыграли политические соображения: вхутемасовские методы обучения к тому времени воспринимались как «чуждые». Единственно верная идеология в итоге восторжествовала, но с того времени в сфере художественного образования что-то пошло не так. Особенно в той его части, которая была связана с художественной промышленностью. По прошествии ряда лет это признавалось уже и на самом верху.

Бывший строгановец и вхутемасовец Захар Николаевич Быков, ставший впоследствии ректором возрожденного училища, в своих мемуарах описал момент принятия стратегического решения.

В сфере деятельности Главного управления по художественной промышленности, где я работал, к концу Великой Отечественной войны встал серьезный вопрос о кадрах. Подготовка молодых специалистов для художественной промышленности в стране не велась с 1930 года, когда был реорганизован ВХУТЕМАС.

Созданный до войны в 1938 году, Московский институт декоративно-прикладного искусства (МИПИДИ) был ориентирован на подготовку специалистов для кустарной промышленности бытовых изделий личного потребления, далеких от требований архитектуры. Встал вопрос, что делать? Озабоченный сложившимися обстоятельствами А. Г. Мордвинов (председатель Комитета по делам архитектуры при Совете народных комиссаров СССР. – Д. С.) обращается ко мне с этим вопросом: «Ведь были же раньше школы, которые готовили эти кадры, такие как Строгановское училище? Мы же ведь знаем этих мастеров, художников?» Я ему ответил, что сам окончил его в 1917 году как металлист-чеканщик, и подробно рассказал, кто готовил и как, перечислил преподавателей, у кого учился, называя их по имени и отчеству. Рассказал о системе образования, ‹…› о филиалах на периферии, конкурсах, заграничных выставках и обо всем другом очень подробно. А. Г. Мордвинов – человек впечатлительный, сразу «загорелся» и говорит: «Пиши письмо в правительство, все как было, подробно, обо всем. Надо просить воссоздать это училище. Не будем же мы создавать школу на пустом месте, имея такие богатые традиции. Можно собрать тех, кто преподавал и учился там? Как это сделать? Есть еще люди?» Отвечаю, что многих знаю, надо постараться собрать.

Не станем вдаваться в подробности эпопеи с воссозданием. В сухом остатке: 1 октября 1945 года старое-новое заведение открылось в типовом здании школы на Большой Спасской улице. С 1948‐го оно именовалось Московским высшим художественно-промышленным училищем. Еще через десятилетие оно переехало в гораздо более величественное сооружение, специально выстроенное на Волоколамском шоссе. Это был едва ли не самый последний в стране образчик сталинского неоклассицизма, к тому времени уже официально отринутого. Преподаватель МВХПУ Лев Холмянский вспоминал:

Проект этого нового здания принадлежал фактически Г. Г. Лебедеву, хотя номинально автором считался И. Жолтовский, не только не участвовавший в создании проекта, но, по слухам, и не одобрявший его и даже не хотевший его подписывать. Бросался в глаза ряд недостатков: потеря кубатуры в средних помещениях, обилие лестниц и холлов, недостаток света в аудиториях, выходивших на север. К тому же проект был существенно искажен, в частности, арки, соединявшие главный объем и ризалиты, так и не были возведены.

Но, как говорится, всюду жизнь; обустроились и в этих чертогах. «Немалый дом, именуемый Строгановским училищем, заполнялся разными подразделениями. Этот муравейник имел множество всяких нор и норушек, а в каждой из них – свои обитатели, и все что-то делали – каждый свое», – констатировал Холмянский.

До наших дней Строгановка (уже в статусе академии) дошла не то чтобы в том же самом виде, но и без радикальных изменений. Дом стоит, как и стоял, хотя в тыльной его части, образующей замкнутый периметр с внутренним двориком, на закате советской власти возвели дополнительный многоэтажный корпус. Учебных пространств стало больше, однако первоначальное здание по-прежнему задает всему ансамблю и стиль, и атмосферу. Многое остается на своих положенных местах: псевдоампирные колонны в фойе и рекреациях; оригинальный паркет в старых натурных классах и оригинальная же, видавшая виды метлахская плитка на черных лестницах; традиционные гипсы в извилистых коридорах, а также характерные объявления на дверях туалетов: «Кисти здесь не мыть!» – теперь, правда, не рукописные, а распечатанные на принтере. И да, по вечерам, к моменту закрытия учебного заведения, чересчур увлекшихся молодых творцов выпроваживают из аудиторий уже не старорежимные вахтерши, а доблестные чоповцы. К слову, освобождать помещения на ночь стало проще: былых студентов-вечерников в Строгановке больше нет.

Но возвратимся на полвека с лишним назад. Знаменитая дореволюционная школа была формально воссоздана, и в ней даже появилось новые дисциплины и специальности, которых не существовало прежде. Однако нельзя сказать, что все получилось на высочайшем уровне, если сравнивать с училищем императорского образца или хоть с тем же ВХУТЕМАСом, сопоставлений с которым как раз старательно избегали. «Материальной базой» заведение на Волоколамском шоссе постепенно обросло, и стала она уж точно лучше скудной вхутемасовской, а вот