Книга чая. Магия, пропитанная ядом - Джуди И. Линн

– Сейчас они на дневной молитве, – объясняет Кан. – После этого, как правило, они идут в столовую. Однако с известием о кончине императора многие из них будут призваны во дворец для помощи. Нам нужно попасть в сады и при этом остаться незамеченными, но до тех пор придется переждать здесь.

Меня снова тянет к портретам. На этот раз я замечаю мельчайшие детали, вырезанные в камне. Клюв птицы, зеркало Богини Молнии, чешуя карпа Шеннон.

– Они прекрасны, – мне очень хочется прикоснуться к изображениям, но в душе я понимаю, что такую красоту нужно беречь. – Наверное, они очень древние.

– Их сделали люди моей мамы из камней со скал Изумрудных островов, – в голосе Кана отчетливо слышна нотка грусти. – Они были частью приданого вдовствующей императрицы, когда она вышла замуж за Провозглашенного Императора. Лучжоу и Юнь были в союзе… когда-то.

Я говорю, не задумываясь:

– Но разве это не там… – Я перевожу взгляд на его лицо и вижу ничем не скрываемую боль, но уже слишком поздно забрать свои необдуманные слова назад.

– Да, там находятся земли, где выродки и бандиты живут в изгнании. А ведь когда-то это место славилось подобной резьбой, ремесленники жили там целыми общинами и создавали дивные вещи.

Кан благоговейно проводит кончиками пальцев по чешуе карпа.

– Они были известны своими работами с черным жемчугом, который использовался в качестве украшений, головных уборов и других изделий. Непосредственно раковины устриц также использовались в качестве вставок в резьбе и скульптурах. Жемчуг можно измельчить в порошок для медицинских целей, принимать внутрь для придания бодрости в бою или использовать для поддержания молодости. Почва там скудная, да и обрабатывать ее трудно. Мы нашли другие способы жить на этом суровом каменном полуострове, пока…

Губы Кана сжимаются в тонкую линию, а выражение лица темнеет.

– Пока император не решил наказать моего отца и всех, кто с ним связан. Он запретил продажу жемчуга и сделал соляные фермы и каменоломни единственными предприятиями на островах. Затем он отправил всех, кто посмел выступить против него, туда на смерть.

– Как они выжили после всего этого? – Я чувствую прилив сочувствия ко всем невинным людям, пострадавшим от гнева императора.

– Те, кто физически был здоров, пошли в армию, а их семьи голодали, ожидая скудной зарплаты, которую они могли бы отправить обратно. Некоторые начинали все с чистого листа в другом месте. Те, кто не смог, взялись за оружие и напали на императорские корабли, перевозившие товары к нашим северным соседям.

Смотреть, как все вокруг тебя страдают, сродни изощренной пытке. Вполне знакомая история – провинция Су видала дни, когда урожай был скудным, будь то из-за засухи или эпидемии. Дни, когда я сопровождала отца в дома один за другим, наполненные плачем детей с впалыми щеками.

– Я не говорю, что поступки бандитов оправданны, – быстро говорит Кан, неправильно истолковав мое молчание и приняв его за отвращение. – Но слишком многое зависело от жемчуга. Когда его стоимость упала, вместе с ней упали и надежды на…

– Необязательно объяснять мне, – я качаю головой, давая Кану понять, что сочувствую его рассказу. – Я понимаю. В нашей деревне бывали времена, когда шел сплошной неурожай, но земли и хозяйство все равно облагались одинаковыми налогами каждый сезон. Даже двойными, если платежи задерживались хотя бы на неделю. Мы все знакомы хотя бы с одним или двумя людьми, которые ушли в горы, чтобы примкнуть к бандитам, чтобы не быть бременем для своих близких.

Ни о каком снисхождении и речи не должно быть, когда полсемьи убил яд. Никакой отсрочки от выплаты дани, даже когда приходится хоронить тела.

– Мой отец все еще пытается попросить у губернатора отсрочку на сезон, но в словаре этого человека отсутствует такое понятие, как милосердие. – Я не могу сдержать дрожь при воспоминании о том, как одного несчастного избили на рынке в наказание за неуплаченные вовремя налоги. И месяца не прошло со дня, когда мы с отцом помогали ему похоронить жену, а за неделю до этого и его сына.

На этот раз Кан кладет руку мне на плечо, предлагая тепло и уверенность.

– Похоже, мы выросли в одной и той же несправедливости, – мягко отмечает он. – Вот почему я заметил тебя тогда на рынке. Когда ты помогла мальчишке, попавшему в беду, я получил ответы на некоторые вопросы, которыми я задавался долгое время.

Я озадаченно смотрю на Кана.

– Какие вопросы?

Его глаза всматриваются в мое лицо, будто он до сих пор ищет в нем ответы.

– Нин, я…

Звук колокола эхом разносится по комнате, нарушая установившуюся между нами близость.

– Это окончание дневной молитвы, – бормочет Кан, но не двигается.

– Нам нужно идти, – отвечаю я, хотя часть меня представляет, как расстояние между нами сокращается и я кладу голову ему на грудь, предлагая утешение. Вместо этого я отворачиваюсь и пересекаю комнату, заставляя себя охладить пыл. Мне нужно получить информацию, которую ищет принцесса, но пока что я лишь все больше переживаю за него. Как мне выполнить обещание, которое я дала принцессе? Как я смогу предать Кана, если придется?

Разве можно отдать часть себя кому-то, когда и без того особо нечего предложить?

Мы крадемся по пустым коридорам, пока не выходим на лестничную площадку. Передо мной расстилается пышный сад, достаточно большой, чтобы его едва можно было охватить взглядом. Только что распустившиеся бутоны, которые я оставила в Су, здесь уже полностью раскрылись, а некоторые деревья даже вовсю цветут. Над головой жужжат стрекозы, а из кустов доносится жужжание других насекомых. Вдали на ветру качается лес, а перед густой рощей разрослись кустарники – волны зелени, усеянной цветами.

Спустившись по ступенькам, мы идем по крытой дорожке, обложенной кирпичом, которая петляет от монастыря к садам. Красные столбы над нашими головами поддерживают причудливо раскрашенную крышу, а роспись с пролетающими над нами птицами пестрит радужными оттенками.

– Это был подарок дедушки моей бабушке, когда она приняла его предложение руки и сердца, – рассказывает Кан, пока мы прогуливаемся под птицами. Красота, в которой мы оказались, определенно подняла настроение нам обоим. – Горы Юнь славятся редкими птицами, и она скучала по ним, поэтому дедушка поручил выстроить все это и впоследствии монахи начали присматривать за садами.

– Словно они вот-вот оживут, – меня восхищает яркость цветов. Их необходимо ежегодно раскрашивать, чтобы поддерживать такие оттенки. Но я не любительница крытых тропинок – мне нужно быть среди растений, впитывать солнечный свет кожей.

Я схожу с дорожки на следующем углу и иду прямиком в цветочное поле, окружая себя разноцветными пионами. Делаю глубокий вдох и вдыхаю аромат цветов и земли. Не знаю, все ли шеннон-ши имеют такое родство с растениями или это уникальные способности моей мамы, но в таком месте, как это, я чувствую, что часть старых богов все еще остается с нами.