Против зерна: глубинная история древнейших государств - Джеймс С. Скотт

более действенного инструмента массового перемещения и переселения населения, чем война. Армия и группы беженцев и пленников представляют собой мобильный инфекционный модуль, сохраняющий и распространяющий множество болезней, традиционно связанных с войной: холера, тиф, дизентерия, пневмония, брюшной тиф и т. п. Маршрут движения армий и беженцев издавна известен как путь распространения инфекций, от которого стремилось уклониться мирное население. Если, как в случае древних войн, главный приз победителя – это пленники, которые перемещались в его царство, то эпидемиологические последствия войн мало чем отличались от торговли, но, видимо, распространение инфекционных заболеваний здесь имело большие масштабы. Несомненно, в добычу победителя входил и четвероногий скот врага, который нес в столицу победителя свои болезни и паразитов.

Насколько важную роль сыграли заболевания, распространяемые торговлей и войной, в упадке первых государств? Сложно сказать наверняка, потому что археологические данные предоставляют мало информации. Я подозреваю, что болезни ответственны за многие внезапные исходы населения из государственных центров древнего мира, потому что им нет иных объяснений. А если отталкиваться от того, что мы знаем об эпидемиях в римском и средневековом мире, то подозрение становится правдоподобной догадкой. Поскольку заболевания, обусловленные скученностью, были ранее неизвестны, население древних государств не понимало механизмов их распространения. Впрочем, понимание, что вспышки смертельных эпидемий связаны с торговым судоходством, сухопутными караванами, армиями и их пленниками, явно сложилось очень рано[180]. Первым инстинктивным решением перепуганных горожан была изоляция заболевших и прекращение любых контактов с предполагаемыми источниками заражения. Карантин и изоляция морских путешественников (позже институционализировавшиеся в форме лазаретов) явно появились в той или иной форме вместе с новыми страшными эпидемиями. В то же время жители древнейших городов явно понимали, что бегство и рассеяние по территории вдали от смертельной эпидемии было самым надежным способом избежать заражения. Они инстинктивно стремились как можно быстрее раствориться в сельской местности (где тоже, несомненно, боялись заболеть), а первые государства прилагали всевозможные усилия, чтобы остановить их.

Если данная трактовка реакции древних государств на первые эпидемии в целом верна, то она позволяет реконструировать правдоподобный сценарий исчезновения крупных поселений вследствие болезней. Как только начиналась эпидемия, при условии, что на тот момент большая часть населения оставалась в городском центре, она уничтожала достаточно людей, чтобы свести на нет жизнеспособность города как центра государства. Если предположить более реалистичный вариант развития событий (большинство населения смогло убежать), то результат эпидемии был менее разрушительным с точки зрения смертности, но городской центр, от которого зависело выживание государства, все равно оказывался заброшен. При любом варианте развития событий государственный центр как средоточие власти исчезал в кратчайшие сроки. Однако второй сценарий необязательно предполагал сокращение населения – скорее, его рассеяние по более безопасным сельским районам. Например, документально зафиксирована эпидемия разрушительной чумы в 1320 году до н. э., которая пришла в Египет от хеттов и вызвала голод, потому что выжившие земледельцы отказывались платить налоги и забрасывали поля, а оставшиеся без довольствия солдаты занялись грабежом[181]. Мы не можем узнать, как часто эпидемии уничтожали древнейшие государства, но благодаря войнам, вторжениям и торговле болезни были очевидной причиной деурбанизации в поздней Римской империи и средневековой Европе. Так, в 166 году римские войска, вернувшиеся после военной кампании из Месопотамии, принесли домой инфекционное заболевание, которое, видимо, погубило от четверти до трети населения Рима[182].

Экоцид: исчезновение лесов и засоление почв

Тот факт, что первые государства были творениями первозданными, следует подчеркивать в любом исследовании их расцвета и упадка. Как уже говорилось, их подданные и элиты не могли предвидеть те эпидемиологические последствия, что породило венчаемое ими уникальное скопление зерновых, людей и животных. Также никто не мог предугадать, сколь беспрецедентное давление это скопление окажет на окружающую среду вследствие своих уникальных и неустойчивых потребностей. Я рассмотрю два главных экологических ограничения, которые угрожали существованию государств: исчезновение лесов и засоление почв[183]. Каждое из них прекрасно задокументировано с древнейших времен. По большей части они отличаются от эпидемических заболеваний тем, что имеют долгосрочный характер и развиваются постепенно, т. е. скорее незаметно подкрадываются, чем внезапно атакуют. Если эпидемия могла уничтожить город буквально за считанные недели, то нехватка дров или постепенное заиливание каналов и рек вследствие вырубки лесов похожи на постепенное экономическое удушение – столь же смертельны, но менее зрелищны.

Аллювиальные равнины южной Месопотамии были естественным результатом эрозии почв под влиянием Тигра и Евфрата, которые вымывали почвы в верховьях и переносили их в свою пойму, поэтому первые аграрные общества зависели от питательных веществ, накопленных за тысячелетие в низовьях рек. Однако по мере расширения крупных поселений этот процесс перешел в новую фазу – росла их потребность в древесине и дровах, отсутствовавших на болотистых почвах аллювиальных равнин. Обнаружено множество свидетельств уничтожения лесов в верховьях Евфрата, начиная с III тысячелетия до н. э. в городе-государстве Мари, где вырубка лесов ради древесины и топлива сочеталась с чрезмерным стравливанием пастбищ[184].

Потребность древних государств в древесине была ненасытной и значительно превышала аналогичную потребность даже крупных оседлых сообществ. Помимо расчистки территорий под земледелие и выпас скота, вырубки лесов ради приготовления пищи и обогрева, строительства домов и гончарных печей, первым государствам были необходимы огромные объемы древесины для выплавки железа и других металлов, изготовления кирпича, соли и крепежей для шахт, строительства кораблей, монументальной архитектуры и известковой штукатурки, причем последняя требовала неимоверного количества дров. Учитывая сложности транспортировки древесины на большие расстояния, очевидно, что государственные центры быстро истощили скромные запасы лесов вблизи своих поселений. Будучи расположены на судоходных водных путях, обычно реках, почти все древние государства пользовались плавучестью древесины и течением рек, чтобы рубить лес по берегам верховий и сплавлять его в свой центр.

Из практических соображений, связанных с заготовкой и транспортировкой леса, деревья вырубались как можно ближе к реке, чтобы минимизировать затраты труда. По мере того как побережья верховий обезлесивали, древесину начинали добывать все выше и выше по течению и/или рубили небольшие деревца, которые было легко доставить на берег и спустить вплавь. Обнаружено множество свидетельств обезлесения в классическом древнем мире, например афинский запрос на древесину для строительства флота у Македонии и дефицит древесины в Римской республике[185]. Намного раньше, в 6300 году до н. э., в неолитическом городе Айн Газаль не осталось деревьев в пешей доступности от поселения, и запасы дров истощились. В результате поселение распалось на разбросанные по долине деревушки, что случалось со множеством неолитических поселений в долине реки Иордан, когда они превышали экологические возможности своих лесных районов[186].