Мама на Рождество - Екатерина Орлова

дом. День Святого Валентина мы отметили в Палм Коуст во Флориде, а с двадцать восьмого февраля он возобновил перелеты.

Конец марта пока еще шокирует нас холодной погодой, но метели случаются все реже, и теперь это скорее исключение, чем правило.

Киллиан должен уже скоро вернуться из командировки, в которую уехал неделю назад, и я не могу дождаться этого момента. Спать без него на нашей огромной кровати жутко неуютно, поэтому я частенько сбегаю в принцессовую кровать Панды. Она прижимается ко мне, согревая своим теплом и овевая дыханием мое лицо.

Как-то так само-собой получилось, что Милли стала моей заботой. Самое интересное во всем этом, что я даже не сопротивлялась. Но надо отдать ей должное, девочка оказалась совсем не проблемным ребенком. Энергичная и любознательная — да. Но при этом Милли как-то умудряется никуда не встревать. Так, шкодничает по мелочам.

Теперь она посещает детский сад на ежедневной основе, а я лишь забираю ее оттуда, и вечер мы проводим вместе. Если у меня еще есть работа, я беру Панду с собой. В клинике ее любят все. Она умеет так рассказывать о своем коте Гризли, что даже видавшие виды ветеринары и медсестры слушают ее, приоткрыв рты.

Кил предлагал, чтобы дочкой и дальше занималась няня, но правда в том, что я люблю проводить время с Милли. Она как будто мой собственный ребенок. Кстати, уже даже Кил перестал запрещать ей называть меня мамой. И в этом кроется еще одна особенность Милли: она очень настойчива в своих желаниях, и получает все, чего бы ей ни захотелось. Рано или поздно она все равно продавливает, и Кил воплощает ее задумку. Хотя надо признать, что сумасбродных желаний у Милли практически не бывает.

Сегодня я пораньше закончила в клинике, забрала Панду, и мы приехали в приют. Она вызвалась помогать мне с животными.

— Привет, Милли! — приветствует Кэндис, одна из волонтеров, когда мы входим в здание приюта.

— Привет! — выкрикивает Милли и несется Кэндис навстречу. Тормозит перед ней в ожидании, когда они начнут свой приветственный ритуал, как часто в последнее время делают. Они складывают руки в какие-то комбинации, стучат ладошками, кулаками, а потом забавно крутят попами. Дома Милли тоже обучает меня такому приветствию, но мы с ней разрабатываем свои собственные движения.

Сняв верхнюю одежду малышки, я вместе с ней прохожу в кабинет, который руководство приюта выделило для ветеринара. Едва успевая выдергивать из рук Панды разложенные на столе инструменты, я усаживаю ее за свой стол и вручаю с недавних пор обосновавшийся тут набор карандашей и листочки.

— Порисуй пока, мы всего на полчаса.

— Что нарисовать? О, знаю! — выкрикивает она радостно и, прикусив язык, приступает к работе, пока я осматриваю всех животных которых ко мне приводят.

Милли отрывается от рисования только в двух случаях: когда Блейк приносит варана, а потом приводит померанского шпица, которого выбросили на дорогу, и бедолага скитался без еды и воды несколько дней, пока его не привезли в приют. На этот раз Милли не просто глазеет, она поглаживает собаку и шепчет ей на ухо слова успокоения, пока я проверяю жизненные показатели и делаю уколы. Малыш появился в нашем приюте три дня назад, и за это время успел немного окрепнуть, в глазах, кроме страха и боли, появился интерес.

После приюта мы заезжаем к родителям Киллиана, чтобы забрать пирог, который Луиза испекла к приезду Киллиана. Он должен вернуться домой поздно вечером, и я предвкушаю встречу. Но, когда мы с Милли приезжаем домой, Кил присылает сообщение, что будет к утру, рейс задерживается из-за погодных условий.

Остаток вечера я провожу в унылом настроении, изо всех сил выдавливая из себя улыбку, когда общаюсь с Милли. Эту ночь решаю поспать в нашей с Киллианом кровати. Думаю, я до последнего надеюсь, что он приедет часов в десять вечера, но и к полуночи его нет.

Долго кручусь на кровати, а, когда наконец засыпаю, чувствую сквозь сон прикосновение прохладных губ к моей спине. Они прокладывают легкие поцелуи вдоль моего позвоночника, заставляя кожу покрываться мурашками, а меня — тихонько стонать от удовольствия. Поцелуи добираются до поясницы, а затем я чувствую, как мои хлопковые трусики скользят вниз по ногам.

Распахиваю глаза и дергаюсь, чтобы развернуться, но тяжелое тело наваливается на меня и прижимает к матрасу, а горячий шепот на ухо заставляет улыбнуться:

— Ш-ш-ш, сделай вид, что спишь. Всегда хотел трахнуть тебя спящую.

— Извращенец, — хихикаю я.

Чувствую, как твердый член прижимается к моей попке, а потом Кил пробирается пальцами мне между ног и скользит ими, размазывая влагу. Я стону, зажмурившись, и слегка выгибаю спину, поднимая попку вверх.

— Видела бы ты, какой вид мне открывается, м-м-м.

Кил сжимает мою ягодицу свободной рукой, а потом резко отпускает, заставляя ее покачнуться. Он проделывает это снова и снова. Ощущается так, будто он по ней шлепает, но при этом не слышно звонких шлепков. Мне хочется начать извиваться и громко стонать, чтобы показать ему, как сильно мне нравится то, что он со мной делает. Но потом я вспоминаю слова самого Киллиана: “Тебе не нужно изображать восторг, чтобы я понимал, как тебе нравится. Достаточно сказать, но чаще всего твое тело само мне подсказывает, когда ему приятно”. И я решаю отпустить себя, чтобы Кил мог считать мои сигналы.

— Я так соскучился по тебе, это сводит с ума, — хрипло шепчет он мне на ухо, а мои глаза закатываются от удовольствия. Сочетание его слов, голоса и того, что он вытворяет своими талантливыми пальцами… В голове мелькает мысль спросить его, помыл ли он руки, но даже в своих мыслях я этим вопросом все порчу, так что прикусываю губу, когда из меня вырывается тихий стон. — Моя сладкая, горячая девочка. Хочу тебя такую на весь остаток жизни. Хочу чувствовать твое удовольствие, просыпаясь и засыпая. И в перерывах.

Он медленно проникает в меня до самого основания, и притормаживает. Я чувствую, как внутри меня пульсируют мышцы, готовые к оргазму. Тело прошивает дрожь. С Киллианом всегда так: мурашки по коже и бешеное сердцебиение, кружится голова и мышцы напрягаются настолько, что хочется что-нибудь сжать в руках, чтобы немного ослабить это напряжение.

Я впиваюсь пальцами в подушку и прикусываю ее, когда Кил начинает двигаться уже не так осторожно. Кажется, я чувствую его член даже в животе, и это особое