Рассвет костяной волшебницы - Кэтрин Парди

сделал я несколько минут назад. Зашипев, я хватаюсь за рану.

– Отпусти меня. – Он отступает к лесам. – Я не хочу причинять тебе боль, Бастьен.

Так я ему и поверил. Я бросаюсь на него. А Казимир вскидывает нож, чтобы ударить меня. Вот только мне удается перехватить его запястье. Но он не собирается сдаваться и пытается вырваться.

– Нож, что ты сейчас держишь, принадлежал моему отцу, – выдавливаю я сквозь стиснутые зубы. – Брось его.

Каз слегка хмурит брови, но продолжает держать нож. Я прижимаю его спиной к одному из столбов строительных лесов, отчего его нога соскальзывает с края. Он хватается за перекладину лестницы. А мне наконец удается перехватить нож, и в тот же момент Казимир ударяет меня по руке. От неожиданности я ослабляю хватку, и нож летит в темноту карьера.

У меня перехватывает дыхание. Этого не могло случиться. Кровь приливает к голове, а перед глазами темнеет. Меня охватывает чувство, будто отец умер снова и теперь никогда не найдет покоя.

От ярости вновь вскипает кровь. Я замахиваюсь и ударяю Каза кулаком в челюсть. Он отлетает в сторону. Но справившись с болью, продолжает неуклюже подниматься по лестнице. Я хватаю его за рубашку и стаскиваю вниз.

И тут мне в висок прилетает его кулак. Перед глазами вспыхивают белые звездочки. Я, морщась, падаю на пол.

– Ты слишком остро реагируешь, Бастьен, – тяжело дыша, говорит Казимир. – Хочешь узнать, понравился ли поцелуй Аилессе?

– Да пошел ты, – выплевываю я.

Он невесело усмехается и вытирает большим пальцем окровавленную губу.

– Ей это так понравилось, что она убежала.

Я замираю:

– Что?

Он стискивает зубы, но кивает.

– Она сказала, что никогда не будет испытывать ко мне тех чувств, которых я от нее жду. И что не звезды должны указывать, кого любить.

Я жду волны облегчения, но она все не появляется.

– Не понимаю. Почему тогда она убежала?

Он пожимает плечами:

– Придумала оправдание… что ей срочно нужно помочь своей сестре.

Я лихорадочно обдумываю услышанное.

– Сегодня полнолуние. – Я вспоминаю треснувший мост, а в ушах отдается крик Аилессы, когда ее колено треснуло. – Они бы не посмели.

– Не посмели что?

Я протискиваюсь мимо Каза, хватаю фонарь и бегу обратно к лестнице.

– Они собираются переправить мертвых, дурак.

С секунду он обдумывает услышанное, а затем начинает карабкаться вслед за мной.

– На подземном мосту?

– Да, на котором побывал и ты.

– Но он же треснул.

Теперь и до него дошло.

– Как давно она ушла?

– Примерно с четверть часа назад. Ты с ней разминулся на пару минут.

– Тогда еще есть время ее остановить.

Переправу открывают после полуночи. Если я потороплюсь, то смогу добраться до пещеры вовремя… ну и если на моем пути не возникнут Скованные. Merde, жаль, что у меня больше нет ножа. Я поднимаюсь на платформу, а затем разворачиваюсь и смотрю на Каза.

– Прости, что не выслушал, а сразу напал на тебя.

Я все еще не могу смириться с мыслью, что они с Аилессой целовались. Но, по крайней мере, он не принуждал ее. И мне не следовало так реагировать.

Он кивает и на мгновение отводит глаза, а затем вновь встречается со мной взглядом.

– Прости, что разбил статуэтки и выкинул нож твоего отца.

Я стискиваю зубы от злости, но уже ничего не исправить.

– Ты идешь?

У меня нет времени спорить с ним о том, что он должен отсиживаться здесь. К тому же Аилессе и Сабине может понадобиться помощь.

Но он не отвечает, а молча ползет за мной по лесам и туннелям шахт, а затем и катакомб. Добравшись до подвала, мы поднимаемся по лестнице в часовню и спешим к высоким дверям, ведущим на улицу. Я натягиваю капюшон поглубже. Снаружи все еще льет дождь.

– Придется поторопиться, – говорю я. – Старайся держаться в тени зданий и переулков. А еще веди себя потише. Мертвые очень хитры.

Каз поджимает губы и кивает.

Я выскакиваю на улицу и мчусь на запад, но Каз сворачивает на восток – в сторону Бо Пале. Merde. Я устремляюсь за ним, но через пару мгновений останавливаюсь. Он выбрал свой трон. Отлично. Я выбираю Аилессу.

Развернувшись, я бегу на запад.

«Не умирай», – мысленно приказываю я Казимиру. Аилесса хотела бы, чтобы я остался с ним, охранял его. Но я не могу. И дело не в хрупком мосте, при мысли о котором у меня в крови повышается адреналин. А в Одиве, которая хочет освободиться. И в песне, которую Аилесса услышала из Подземного мира. Так что не сомневаюсь, она попадет в смертельную ловушку.

Крики и вопли мертвых перекрывают шум дождя.

Стиснув зубы, я прячусь в тени. И представляю, как и Аилесса, обладаю скоростью сокола, а также ловкостью горного козла, который может удержаться на мокрых камнях.

Я доберусь до нее до полуночи. И спасу от самой себя.

20. Сабина

Я иду по лугу в лесу, расположенному к западу от Довра, пока не добираюсь до круга камней. Они практически скрылись в густой траве, а на каждом из них выбиты фазы луны. Я указываю Перевозчицам на длинный узкий разлом внутри круга.

Пернель подходит к краю, медленно ступая по траве под проливным дождем. Полная луна скрылась за грозовыми облаками, но подвеска из лисьего позвонка и кость из крыла морского ястреба помогают ей видеть не только в темноте, но и на расстоянии. Наверное, она смогла бы разглядеть отсюда, что я буду делать на мосту душ, который находится в тридцати метрах под нами.

Она качает головой:

– Почему никто в famille не знал об этом месте?

– Думаю, когда-нибудь узнали бы.

Я толкаю сломанную доску посохом. Бастьен сказал, что он взорвал в этом месте потолок пещеры. Наверное, когда-то мост душ освещали Ночные Небеса, но кто-то – возможно, наши предки-Леуррессы – скрыл его от посторонних глаз. Возможно, им пришлось это сделать, когда жители Галлы стали использовать каменоломни и пещеры под Довром как последнее пристанище для умерших родственников.

Мориль касается моего плеча, и я смотрю в ее темно-карие глаза. Они наполнены материнской заботой, как и всегда с тех пор, как умерла Сиана. Они были лучшими подругами. И мне бы хотелось, чтобы Сиана была моей настоящей матерью.

– Уверена, что справишься в этот раз? – спрашивает она.

По рукам расползаются мурашки, и я слегка встряхиваю их. Корона из оленьих рогов кажется перышком по сравнению с подвеской в виде полумесяца на лбу, сделанной из кости золотого шакала. «Тяжелая ноша – это привилегия», –