Капкан на честного лоха - Андрей Троицкий

«Наплевать, – отрезала Климова. – Так вы согласны? Если нет, я найду другого человека». «Не найдете, – Урманцев снял шапку и почесал затылок. – Все кончится для вас плохо. Но пятьдесят штук – хорошие деньги. Короче, мне надо подумать. И о вашем муже справки навести. Поговорить с ним. Выяснить, что это за фрукт. Приходите сюда через два дня на третий. Я дам вам окончательный ответ».

Климова вытащила платок и вытерла слезы, закипевшие на глазах: «Мой муж не виновен. Его подставили, обвинили в убийстве, которого он не совершал». Урманцев поморщился: «Все одинаково рассказывают: меня подставили, а я чистенький. Честно говоря, мне до лампочки, виновен ваш муж или сидит по ошибке. Идите, дамочка. Увидимся через два дня».

* * *

Маргарита Алексеевна ждала встречи с Урманцевым, словно минуты верного свидания, ждала трепетно, с замиранием сердца. Но через три дня Урманцева почему-то не выпустили на работу в жилой поселок, не появился он и на четвертый день. Ожидание растянулось на целую неделю.

Каждое утро Климова петляла по поселковым улицам, останавливалась перед домом офицерской вдовы, но дверь коровника оказалась закрытой, на дворе не было ни души.

На восьмой день Урманцев нашелся, снова появился в том же месте, принялся неторопливо ковырять вилами спрессованный навоз. Маргарита Алексеевна увидела на дворе старого облезлого мерина черной масти, запряженного в сани. На этой кляче Урманцев вывозил удобрения со двора.

Она юркнула в калитку, озираясь по сторонам, по занесенной снегом тропке добежала до коровника.

«Соскучились, дамочка?» – Урманцев впервые улыбнулся и подпер плечо рукояткой вил, словно костылем. «Почему вас так долго не было?» – вопросом ответила Климова. Урманцев открыл пачку сигарет. «Может быть, вы догадываетесь, что здесь не оздоровительный профилакторий и не дом отдыха, – сказал он. – И я не могу работать там, где захочу. Мне выписывают наряд, и я топаю по адресу. В последнюю неделю я работал на зоне в теплицах».

«Какой будет ответ?» – спросила Климова.

«Положительный, – затянулся сигаретой Урманцев. – Если вы согласитесь на мои условия. Вы заплатите мне вперед не двадцать, а тридцать тысяч. Запишите адрес. Московская область, Павловский Посад… Там живет одна женщина, Рая Фомина и мой сын Фомин Виталик. Ему четырнадцать лет. Вы поедите в этот город, откроете в сберкассе валютный вклад на имя моего сыны. Надо сделать так, чтобы Виталик смог снять деньги со счеты, когда ему исполнится восемнадцать лет. Я жду от вас письма от сына, в котором он должен подтвердить, что деньги поступили на счет. И расписку от Фоминой. Как только получу эти бумажки, начну действовать. Поторопитесь».

«Послушайте, тридцать тысяч авансом – это слишком много, – покачала головой Маргарита Алексеевна. – Мы так не договаривались».

Урманцев помрачнел. «Мы вообще никак не договаривались. Я свое слово сказал, а дальше решайте сами», – сказал он. «Я кое-что знаю про вас, – ответила Климова. – Не от мужа, просто слухами земля полнится. Знаю, что вы не из самых удачливых и не из самых гуманных людей. Знаю, что вы отрезали у старухи палец, чтобы снять с него кольцо с красным камушком. Кольцо оказалось из самоварного золота, а камушек – это всего лишь стекляшка».

Урманцев минуту помолчал. «Да, но я-то этого тогда не знал, – сказал он. – Про самоварное золото. Старуха была уже мертвая, а колечко не хотело сниматься. Кстати, случай со старушкой произошел давным-давно, в молодые годы. С тех пор много воды утекло, а я только тем и занимался, что потрошил сейфы и нападал на машины инкассаторов. Вот и все».

«Я не о вашей биографии толкую, – разозлилась Климова. – Я о том, что вы готовы пойти на все, на любое преступление, самое грязное, самое отвратительное, ради копеечной выгоды. А тут вам тридцать штук вынь и положи на блюдечко».

«А вы как думали? – усмехнулся Урманцев. – Вы предлагаете мне жизнью рискнуть и при этом не хотите дать никаких гарантий. Мол, потом рассчитаемся. Может, этого „потом“ у меня не будет». «Я предлагала вам хорошую, честную сделку», – сказала Климова. Урманцев выплюнул изо рта короткий окурок, раздавил его ногой: «Значит мы не договорились».

«Черт с вами, – топнула ногой Климова. – Я поеду. Еще раз повторите адрес».

Из поселка она уехала на следующее утро, на поезде добралась до Сыктывкара, оттуда самолетом до Москвы.

Маргарита Алексеевна сутки провела в столичной квартире, условилась о встрече со знакомым маклером. Собрав все свободные деньги, на следующий день электричкой отправилась в Павловский Посад.

Стояли теплые зимние дни, будто до срока вернулась весна. Шуршала капель, ручьи пробивали дорогу под высокими сугробами. Маргарита Алексеевна, попетляв по старым улочкам, застроенным одноэтажными деревянными домами, перебралась через мост над узкой речушкой, долго шла вдоль забора текстильной фабрики.

Два раза спросила дорогу, пока, наконец, не оказалась на дальней городской окраине, перед низким штакетником покосившегося на сторону забора. Ни звонка, на таблички «злая собака» на калитке.

В глубине двора, за корявыми яблонями, вперед верандой стоял неказистый, облупившийся от краски дом. Уверено распахнув калитку, Маргарита Алексеевна прошла на двор, поднялась на низкое крыльцо, постучала кулаком в дверь, обитую войлоком.

Хозяйкой оказалась женщина средних лет с худым землистым лицом, одетая в самовязаную кофту и черное платье. «Вы Раиса Николаевна Фомина?» – спросила Маргарита Алексеевна. Женщина кивнула, на её лице не отразилось ни удивления, ни интереса. Климова сказала, что она приехала по делу, с поручением от Урманцева: «Нельзя ли переговорить в помещении?» Хозяйка провела её в тепло натопленную комнату, усадила за стол и даже предложила чаю.

Климова отказалась, перешла к делу, коротко обрисовав суть проблемы. Урманцев якобы поручил ей открыть в сберкассе счет на имя своего сына и положить на этот счет некоторую сумму. Деньги большие, поэтому потребуется составить договор и подписать бумаги. Раиса, как мать Виталика, не сможет потратить деньги с книжки, но получит возможность раз в год снимать проценты с общей суммы вклада и распоряжаться этими процентами по своему усмотрению.

Фомина слушала рассеяно, невнимательно кивала головой невпопад, будто разговор шел вовсе не о деньгах, а черт знает о чем. «А вы Урманцеву любовница или как?» – вдруг спросила Фомина.

Климова оторопела от неожиданного вопроса. «Что вы, – она покачала головой. – Я лишь выполняю его поручение». «Понятно, – кивнула Фомина, что-то решив для себя. – Впрочем, любовница или нет… Мне это без разницы. Он сказал, что больше сюда никогда не вернется». Было видно, что Фомина не поверила ни единому слову нежданной гостьи, возражать или спорить в этой ситуации – бесполезное занятие. «А ваш сын дома?» – спросил Маргарита Алексеевна. «Дома», – кивнула женщина. «Можно на него посмотреть?»

Раиса Николаевна поднялась, прошла по темному коридору, толкнула дальнюю дверь. Климова заглянула в комнату, переступила порог. Возле письменного стола, согнувшись в пояснице, стоял белобрысый коротко стриженый мальчик, худенький, лицом похожий на мать. Он закрепил в держателе кусок фанеры и водил лобзиком по рисунку, выпиливая то ли подставку под чайник, то ли ракетку для настольного тенниса. Опилки сыпались на расстеленную на полу газету.