Капкан на честного лоха - Андрей Троицкий

Урманцев отрицательно покачал головой

– А я вот что думаю, – он показал пальцем на Климова. – С ним от погони все равно не убежать. К завтрашнему утру нас достанут. Может, этих раскольников нам бог послал. Фраера к нашему брату сочувствия не имеют. А вот раскольники,они сами такие же, как мы.

– И что ты предлагаешь? – спросил Климов.

– Испытать судьбу, – ответил Урманцев. – Фартовый я ли так… Ждите меня здесь. Если свисну два раза, поднимайтесь наверх, к избе.

Урманцев пошел вперед, пролез под перекладину забора и почти скрылся за сараем, но потом возник на высоком крыльце. Снизу можно было разглядеть, как он стучится в дверь. Долго не открывали, наконец, на крыльцо выполз тот самый старик, читавший пластырь. Разговор оказался недолгим. Урманцев дважды коротко свистнул, махнул рукой.

* * *

Климов израсходовал последние силы, взбираясь на пригорок. Урманцев со стариком, одетым в короткий полушубок и державшим в руке керосиновую лампу, уже спустились с крыльца. Хозяин не о чем не спросил Климова, только рукой к себе поманил, мол, шагай за мной.

Старик повел Климова в сарай, повернул завертку, открыл дверь, сколоченную из горбыля. Поставив керосиновую лампу на земляной пол, наклонился, словно хотел поднять вылезший из земли корешок или щепку. На самом деле то был вовсе не корешок, а ручка утопленного в земле люка.

– Спускайся вниз, – сказал старик. Голос у него оказался тонкий, дребезжащий. Говорил старик нараспев, растягивая гласные звуки, словно молитву читал. – Там и обожди.

Распахнув створку люка, он показал пальцем вниз, поднял лампу, освещая подвал. Климов подошел к краю, увидел деревянную лестницу, ведущую в темноту. Сделал несколько осторожных шагов. Старик сверху передал Климову лампу. Спустившись вниз, Климов огляделся по сторонам. В этом темном подвале Климов на минуту почувствовал себя заживо похороненным, но страхи быстро прошли.

Вопреки ожиданиям, тут довольно тепло. Стены подвала обшиты тесом, пол земляной. Друг против друга стоят два самодельных топчана с матрасами, сверху накрытыми грубой овчиной. Посередине подвала квадратный стол и пара табуреток. Климов посмотрел вверх. Старика он больше не увидел, по ступеням спускался Урманцев, неся на плече мешок.

Едва Урманцев ступил на пол, как упала крышка люка. Наступила гудящая тишина. Климов почувствовал груз усталости, присев на топчан, скинул сапоги, стянул мокрые носки. Вытянув ноги на топчане, накрыл их овчиной, ступни горели огнем.

– А где Цыганков? – спросил Климов.

– Сейчас я все объясню, – Урманцев поставил лампу на стол, сел на другой топчан. – Тебе надо отлежаться. Старик говорит, что до Ижмы часа три-четыре ходу. Короче, я объяснил все Цыганкову, начертил план. Ну, где твою жену искать. Я обещал парню, что мы вытащим его отсюда. Поможем с документами.

Климов с головой укрылся овчиной, закрыл тяжелые веки. Через минуту сон навалился на него, как каменная стена. Климов не слышал, как снова распахнулся люк, молодой мужик передал вниз Урманцеву пустое ведро, справлять нужду.

Женщина со строгим лицом принесла бутылку, в которой был заварен лечебный травяной настой для Климова, посудину с киселем и две плошки, в которых лежала еда, приготовленная к поминальному столу. Рисовая каша, смазанная маслом и медом, в другой плошке пирог с запеченной свежей рыбой и блины. Урманцев растолкал Климова, заставил его попить лекарство из бутылки. Сделав три глотка, Климов положил голову на подушку и снова заснул.

Урманцев попробовал теплого киселя и зажмурился от удовольствия. Кисель приготовлен на кислом квасе, в который добавили муку и сахар. Наспех проглотив кусок пирога и кашу, он погасил лампу, лег на топчан и отвернулся к стене. В это самое время старейшина староверов и ещё один молодой мужик вернулись в сарай. Присыпали люк в полу землей, а землю плотно утоптали ногами.

* * *

Маргарита Алексеевна убивала время, собирая в дорогу чемоданы. Она решила провести в Ижме последнюю ночь, а завтра утром сжечь в печке липовые паспорта Климова и Урманцева и уехать навсегда. Ждать больше нечего.

В душе окрепла уверенность, что случилось худшее: муж больше не вернется, он пропал навсегда, сгинул в этом холодном крае. Теперь ничего поправить нельзя, надо спасаться. И наплевать на все угрозы Сергея Сергеевича. Оставаться здесь – выше человеческих сил. И пусть в дороге её арестуют, пусть предъявят обвинение в организации побега заключенных из колонии. Будь что будет, но она завтра же уезжает. Маргарита Алексеевна закрыла замки чемоданов, села к столу.

Возможно, они с мужем изначально наделали массу ошибок. И нужно было действовать по-другому. Возможно, Урманцев оказался не тем человеком, на которого стоило делать ставку. Но теперь уже ничего не исправишь.

…После первого свидания с мужем Маргарита Алексеевна не сразу уехала в Москву, задержалась на несколько дней. Климов сказал, что ежедневно из зоны в жилой поселок ходит десятка полтора бесконвойных заключенных, чей срок уже на исходе, бежать им нет смысла.

Эти люди пилят дрова в офицерских домах, помогают с мелким ремонтом, уборкой. Среди бесконвойных зэков есть некто Урманцев, человек опытный, в свое время, по слухам, успешно бежавший с зоны. «Поговори с ним, сделай его нашим союзником, – сказал муж. – Нужно, чтобы он согласился мне помочь. Один я ничего не смогу».

Маргарита Алексеевна выяснила, что Урманцев чистит коровник на одном из дальних дворов, который принадлежал вдове отставного офицера. Климова, выгадав время, когда на дворе никого не было, зашла в коровник. Какой-то мужик средних лет в телогрейке и ватных стеганых штанах ковырял вилами плотно утоптанный навоз.

«Вы Урманцев?» – спросила Климова. «Предположим». Человек воткнул вилы в землю, подставил деревянную рукоятку под плечо. Сощурившись, стал внимательно разглядывать женщину: «А вы кто будете?» «Я жена одного из заключенных, – сказала Климова. – Прошу вас, умоляю, выслушайте меня». «Без проблем, – Урманцев вытащил из кармана пачку дешевых сигарет и спички. – Говорите, я никуда не спешу».

Маргарита Алексеевна так разволновалась, что говорила сбивчиво, путано и долго. Наконец, она закончила, но осталась недовольна собой.

«Дамочка, вы вообще-то как, в своем уме? – спросил Урманцев. – Я вас первый раз в жизни вижу. А вы что мне предлагаете? Вы сваливаетесь, как снег на голову. И хотите, чтобы я устроил побег для вашего мужа. Вам надо обратиться не ко мне, а к психиатру». «Я предлагаю вам большие деньги, – сказала Климова. – Пятьдесят тысяч долларов. За то, что вы помогаете моему мужу бежать из лагерной больницы. Двадцать тысяч вперед. Это аванс. Остальное – по завершению дела. Вы такие деньги не украдете за всю оставшуюся жизнь».

Урманцев сурово покачал головой: «Дамочка, я на вас удивляюсь. Если только кто-то из зонного начальства узнает, что промеж нас вышел этот замечательный разговор, мне намотают пять лет сроку. За одну только приятную беседу с вами. Кстати, у вас тоже неприятности будут».