Траектория чуда - Аркадий Гендер

Мы постояли у парапета над озером, полюбовались на ряды белоснежных яхт у причала, на знаменитый Фонтан, бьющий на фантастическую высоту прямо из середины водной глади, и пешком отправились вдоль набережной в направлении видневшегося невдалеке моста, как и набережная, носящего имя Монблан. Создавалось впечатление, что все в этом городе названо в честь этой высочайшей вершины Альп, которая, вполне оправдывая свое французское название, белым великаном смутно возвышалась в туманной дали над соседними пиками. В первом попавшемся по дороге бистро мы на скорую руку перекусили вкуснейшими жареными колбасками, которые я со смаком запил кружкой какого-то потрясающе вкусного пива, подтрунивая над Ташей, которая перед визитом к эскулапам была вынуждена ограничиться минеральной. Подкрепившись, мы взяли такси, и поехали в клинику.

Мы зря переживали, боясь опоздать, поскольку Женева оказалась, по крайней мере по меркам Москвы, совсем небольшим городом, и на Швейцарском бульваре, расстояние до которого туристическая карта преподносила чуть не как другой конец города, мы были ровно через двенадцать минут. Фасад нужного нам здания ничем не выдавал медицинского учреждения, и только неприметная табличка с надписью "Клиника пластики" говорила о том, что мы не ошиблись адресом. Мы вошли в высокую, при открывании звякнувшую, как в магазине, дверь, и оказались в небольшом холле. Не успели мы оглядеться, как я услышал частое цоканье спешащих каблучков, и через секунду из узкого полутемного коридора, ведущего куда-то вглубь здания, навстречу нам вышла невысокая очень худая дама в годах и в белом халате. "Мадемуазель Талия?" — спросила она Ташу, делая ударение на последней букве имени. Получив утвердительный ответ, дама расплылась в улыбке, закружила вокруг нас, рассыпалась в многочисленных "Бонжур мадам, бонжур мсье!", тут же органично перешла на английский, и предложила следовать за ней. Пока мы шли по длинному коридору, а потом поднимались по лестнице на второй этаж, из их разговора я уловил, что дама — ассистент того самого «светилы», который специально задержался в клинике позже обычного, чтобы осмотреть пациентку из России. Наверху мне было предложено обождать в коридоре, а Таша с ассистентшей скрылись за дверями его кабинета.

В отличие от первого, на втором этаже здания было сразу ясно, что находишься в лечебном учреждении — стерильно белые стены и двери, гладкий линолеум на полу, изредка проходящие по коридору сосредоточенные люди в белых и зеленых халатах. Все очень частно, очень интимно, подальше от людских глаз, — никак не предположишь, проезжая по улице мимо, что здесь серьезная клиника. В глазении по сторонам прошло, наверное, с полчаса, как вдруг из двери выглянула Таша, и поманила меня рукой.

— Глеб, извини, тут разговор подошел к деньгам, — смущенно и виновато шепнула она. — Я была вынуждена сказать, что для этого здесь присутствуешь ты…

— Конечно, конечно, — успокоил ее я.

Профессор, хоть и был уже светилом, оказался дядечкой еще совсем нестарым. Мы поручкались, а вот дальнейшее общение у нас получилось комичное, так как проф не говорил по-английски, а ассистентша не говорила по-русски. Поэтому сначала мадам переводила слова светила Таше, а уж потом она мне. Когда говорил я, понятно, все происходило в обратном порядке. Сначала он минут пять распинался, как он рад, что мы остановили свой выбор на его клинике, что они постараются оправдать, ну, и так далее, а потом вдруг просто так поинтересовался, в какой валюте я предполагаю платить. Я тоже просто так спросил, что он имеет против наличных долларов США? При слове «наличные» и без того непрерывно улыбающийся дохтур вообще расцвел, как сакура в мае, — и без перевода стало ясно, что против зеленых портретов американских президентов он ничего не имеет. "И — сколько?" — спросил я. Светило взял ручку и с виноватым видом начертал на листе бумаги пятерку с четырьмя нулями. Цифра была вполне ожидаема, и я согласно кивнул, после чего фаза цветения на лице профессора достигла своего апогея. Мы договорились, что сверстаем денежное дельце завтра примерно в это же время, после чего Ташу сразу же положат. Нам дали с собой для изучения многостраничный контракт, и мы откланялись. Профессор с ассистентшей проводили нас до самого выхода, и только что не махали вслед, когда мы уезжали на кстати подвернувшемся такси. Мы попросили таксиста, к счастью, понимавшего по-английски, отвезти нас в центр города, и через пять минут он высадил нас у красивого здания в готическом стиле, объяснив, что это — собор Де Сент-Пьер, и что по его мнению осмотр Женевы нужно начинать именно отсюда. Мы поблагодарили и, ориентируясь по захваченной с собой карте, дальше пошли пешком.

Я — небольшой охотник до достопримечательностей, а вот Таша оказалась заядлым зевакой-туристом. По ее настоянию мы обошли и дотошнейшим образом осмотрели почти все достопримечательности, отмеченные на карте. К исходу первого часа экскурсии лично я уже ничего не осматривал, а только безвольно тащился за неутомимой Ташей, как хвост за собакой. Еще через час я робко предложил начать продвигаться к отелю, но получил в ответ такой умоляющий взгляд, что только вздохнул, и мы продолжили променад. Но еще минут через сорок, когда к гудению моих ног подключилось урчание в пустом животе, я поставил вопрос ребром. Теперь вздохнула уже Таша, но, видимо, уступив доводам разума, в выборе: "Или я, или Женева!" прагматично предпочла меня. Мы скомкали осмотр какого-то неинтересного здания, которое, подобно собору Нотр-Дам в Париже, располагалось на острове прямо при впадении Роны в озеро Леман, и вернулись на правую сторону озера. Отсюда уже рукой было подать до нашего отеля. Я, как лошадь, почуявшая стойло, прибавил шагу, категорически воспротивился сколько бы то ни было детальному осмотру попавшегося по дороге конного памятника, и вскоре, обессиленный, наконец опустился в мягкое кресло лобби-бара на первом этаже отеля. Мы выпили пива, потом поднялись в номер и долго думали, пойти ужинать в ресторан, или сделать заказ в номер. В результате преобладал сильнейший аргумент — лень, и мы позвонили в рум-сервис. А потом мы залезли в постель, по телефону попросили портье разбудить нас в половине десятого, и я мгновенно заснул. Наверное то, что Таша склонилась надо мной, и прошептала: "Глеб, Глеб, а ты уверен, что хочешь завтра взять меня с собой?", мне уже приснилось.

Пятница, первая половина дня

Я проснулся сам, когда часы показывали девять двадцать семь. Таша еще спала. Она лежала, свернувшись калачиком, в обнимку с подушкой, выпростав из-под одеяла полусогнутую в колене длинную голую ногу. Ее волосы золотом разметались по подушке, губы были полуоткрыты, веки подрагивали, — наверное, она видела сон. За последние сутки красота Таши, постоянно находящейся рядом, стала для меня чем-то обыкновенным, привычным. Сейчас же, глядя на нее спящую, я вдруг как-то по особенному осознал, насколько она фантастически красива! Я смотрел на нее, и мне хотелось смотреть еще и еще. Но ровно в девять тридцать телефон на тумбочке у меня за спиной залился трелью, я обернулся, на полугудке схватил трубку, надеясь, что звонок не успел разбудить Ташу, а когда опять обернулся, она уже не спала и смотрела на меня своими прозрачными, как вода на полотнах Айвазовского, серо-зелеными глазами. И я мог бы поклясться, что в ее взгляде было что-то, чего я уже очень давно не видел в глазах смотрящих на меня женщин. Я склонился над ней, и растаял в ее губах.