Новая реальность - Олеся Шеллина

— Надо же, какие интересные новости, — я оскалился и вышел из лавки, быстрым шагом направляясь во дворец.

Там я застал Шереметьева в покоях скучающей Елизаветы. Он попросту сбежал от короля и слушавшего его тошнотворные излияния Румянцева.

— О чем вы так долго болтали все это время с его величеством? — я бросил подарки на стол, даже забыв про то, что собирался преподнести их в торжественной обстановке.

— Да ни о чем, — раздраженно ответил Шереметьев, которому тоже до смерти надоело сидеть в этом клоповнике. — О муштре на плацу, и о том, что его сыновья с пяти лет мундиры носят.

— А что говорят о нашем отъезде? — я сжал и разжал кулаки. За каким-то хреном Фридриху Вильгельму было нужно, чтобы мы сидели безвылазно во дворце, который даже не королевский, а принадлежащий кронпринцу.

— Говорят, что еще пару недель нужно подождать, — Елизавета подошла к столу, с любопытством разглядывая брошенные на него предметы.

— У меня другие сведения, — я пытался понять суть интриги, но у меня ничего не получалось. Для чего нужно, чтобы мы тут торчали? — Собирайтесь, послезавтра мы уезжаем.

— Слава Богу, — Шереметьев истово перекрестился и упал в кресло. — А адрес типографии тебе, Петр Алексеевич, уже не нужен?

— Еще как нужен, но ради него я сидеть здесь не собираюсь, — Петька без лишних слов протянул мне кусок бумаги, на которой был даже не адрес был написан, а подробная схема нарисована, как попасть в искомое место. — Все-таки странно, ни одной ассамблеи, ничего. Или это из-за нас такое затишье?

— Хм, — Петька глубокомысленно хмыкнул и замолчал. Я принялся буравить его пристальным взглядом, и он вскоре не выдержал и, покосившись на Елизавету, тихо проговорил. — Тут такое дело… В общем, его величество намедни орал так, что даже я слышал, хоть и в соседней комнате находился. Меня недалеко от принца Фридриха поселили, ежели что. Я так понял, что отец с сыном дюже лаются. Король даже в запале вскрикнул, что никогда не думал, будто его сын и наследник станет таким жеманным… он его содомитом назвал. Сказал, что стыдно такое порождение гостям показывать. Я так понял, что Фридриху запрещено с нами встречаться, поэтому-то мы его и не видим почти никогда. А еще его величество кричал, чтобы этого… фон Катте духа не было поблизости от Фридриха. И что они оба очень сильно пожалеют, ежели не прекратят. Но я не понял, что они должны прекратить. Неужели это правда, насчет Фридриха?

— Думаю, что в запале отец его так назвал, — я задумчиво провел пальцем по губам. Фон Катте, имя знакомое. Это не тот ли друг Фридриха, которого Фридрих Вильгельм убил на глазах у сына? Так может быть король пытается нас удержать вовсе не по политическим мотивам, тем более, что именно этот король, вроде бы помешанный на армии, практически не воевал. Может быть, мы нужны ему в качестве свидетелей? — Когда люди ссорятся, чего только не наговорят друг другу. А вот от тебя, Петька, я, если честно, не ожидал, что ты по стопам Андрея Ивановича решишь пойти и начнешь подслушивать.

— Да они просто кричали шибко, а я как раз мимо проходил…

— А потом развернулся и опять мимо прошел, — я усмехнулся, глядя на порозовевшие скулы друга. Шереметьев не ответил, лишь выпрямился в кресле, гордо задрав подбородок.

Был ли Фридрих на самом деле связан с мужчинами любовными связями? Историки моего времени до сих пор спорят об этом. Доподлинно известно только то, что у него была как минимум одна любовница – графиня Ожельская. А вот с женой он не спал и у него не было детей: ни родных, ни побочных. Наличие Анны Каролины уже делает его бисексуалом, если все остальное все-таки правда. А оно мне вообще надо – гадать об ориентации будущего Фридриха Великого? Еще как надо. За такие шалости вообще-то казнят, если шалость удается доказать. Я ведь, в случае чего, молчать в тряпочку не буду, всем, кто меня захочет услышать про это расскажу. Будут ли солдаты уважать и слушать своего прославленного командира, если такая неприглядная правда всплывет? Вряд ли. Не то сейчас время. Когда про его брата Генриха начали вслух подобные мысли измышлять, тот сразу же перестал быть военачальником, удалившись в дальнее загородное поместье.

— Вы сейчас говорите о таких откровенных гадостях, при этом совершенно не стесняясь меня, — голос Лизы прозвучал капризно, но из него исчезли истеричные нотки. Новость о скором отбытии подняла настроение не только Шереметьеву.

— Привыкай. При французском дворе и не такое услышишь, — я искоса посмотрел на нее. Лиза в это время вертела в руках мои подарки. — Это нам должно быть с Петькой противно. Все-таки про мужчину говорим, будущего короля.

— Оставьте эти свои разговоры, — Лизка протянула руку с зажатой в ней длинной палочкой с инкрустированной драгоценными камнями рукоятью. — Что это? Такая шпилька любопытная?

— Ну-у-у, — протянул я и как бы невзначай отступил поближе к двери. — Это специальная такая палка. Ты же слышала про прически, что носить тебе придется, дабы не опозориться при дворе. Вот этой палкой в такой прическе можно башку почесать, — выражение лица Елизаветы менялось со скоростью звука, с которым вылетали слова из моего рта. — А вот эта интересная коробочка, которую ты во второй руке держишь, это вошница. Очень удобная штуковина. Ловишь вошку с короля и таким кокетливым движением раз в вошницу убираешь…

Я успел пригнуться, потому что злополучная вошница, украшенная россыпью сапфиров, полетела мне прямо в голову, а учитывая, что Лизка сама знатная охотница… В общем, я успел пригнуться. И довольно изящная на самом деле вещица с весьма неприятным стуком ударилась в дверь. Ну это уже совсем не по правилам. Табакерками русских царей убивали, было дело, а вот вошницами – никогда. И я просто не могу позволить себе погибнуть в столь юном возрасте такой позорной смертью.

Пока Лиза набирала в грудь воздуха, и явно не для того, чтобы поблагодарить меня за подарок, я сумел выскочить за дверь. Уже закрывая ее, я услышал отборный мат, который издавал нежный женский голос. Прислушавшись, покачал головой, а она умеет. Ну, собственно, чему удивляться-то? Ее отец всем известный загиб изобрел, грех таким генам пропадать втуне. Громко засмеявшись, чем вызвал еще более разнообразную брань, я пошел к себе на конюшню, чтобы приготовиться для визита в одну типографию.

— Что там происходит? — я обернулся и увидел испуганные глаза той самой горничной, которая про подставку для прически рассказывала.

— Я умудрился вызвать гнев ее высочества, и меня прогнали вон, — состроив скорбную мину, я вполне натурально вздохнул. — У ее высочества очень вспыльчивый нрав, — еще раз вздохнув, я удалился, провожаемый сочувствующим взглядом.

— …Государь, — я повернулся к Михайле. Мы уже стояли возле двери, которую с трудом разглядели в неярком свете молодой луны. — Мы или пойдем, или вернемся. По мне так лучше второе, но, разве мое мнение тебя остановит?

— Нет, разумеется. Я не для того в дерьмо вляпался, чтобы в последний момент сыграть труса. Тем более, что мы не к разбойникам в логово суемся, а к свободным художникам, если их можно так назвать, — и я толкнул дверь ногой, чтобы убедиться в том, что она закрыта, и нужно придумать способ попасть внутрь. К моему невероятному удивлению дверь тихо открылась, явив нам черный провал, идти в который было совершенно неохота. — Факел нужно было взять с собой, что ли, — я поморщился. И почему я не додумался свечу захватить?