Хоккенхаймская ведьма - Борис Вячеславович Конофальский

сих пор была не в приюте, а шла за телегой по раскисшей дороге.

Волков дал знак Максимилиану приблизиться, тот пришпорил коня. Мальчишка был горд собой: он только что сделал первый свой выстрел из арбалета в человека и попал так, как хотел, и теперь рассчитывал на похвалу господина. Он поравнялся с кавалером, и тот заговорил:

– Хорошо попал. Молодец. Но впредь жди моей команды. Я поднял руку – ты приготовился. Я указал цель, опустил руку – ты выстрелил. Только в подобных ситуациях целься в ногу. Под одеждой может быть хорошая кираса, а ноги всегда видно, всегда.

– Я понял, господин, – кивал оруженосец.

Теперь он еще больше гордился собой.

А кавалер поехал к великолепной ратуше, ему нужен был командир городской стражи лейтенант Вайгель. У кавалера к нему было дело. И письмо.

* * *

– Господин лейтенант Вайгель? – Волков поклонился, протянул письмо от бургомистра и представился: – Кавалер Фолькоф.

Остальные титулы в воинской среде считались бахвальством.

– Фон Вайгель, – поправил глава городской стражи, тоже кланяясь.

Он происходил из хорошего рода, из городских нобилей. Куннеры из Вильбурга были известным домом, но взять себе имя Вильбурга никто бы не посмел. Вильбург являлся столицей земли Ребенрее, и такой титул могли носить только прямые отпрыски герцогов Ребенрее. Первый сын принца Карла именовался не иначе как фон Вильбург. А сейчас, пока сына у герцога не было, титул носил дядя герцога, поэтому семья лейтенанта не удостоилась приставки «фон». И лейтенанту пришлось купить маленький, убогий хутор Вайгель из четырех дворов, чтобы иметь право именоваться Отто Куннер фон Вайгель. И теперь он не забывал поправлять людей, если они произносили его имя недолжным образом.

В этом они с Волковым были похожи. Тому тоже очень хотелось получить к своему имени приставку, которая сразу говорит всем остальным, что перед ними человек благородный. А еще они оба вышли из воинского сословия. Хотя фон Вайгель никогда не был простым солдатом, тяжкого воинского хлеба съел тоже немало. Он взял у Волкова письмо и жестом предложил тому сесть. Прочел его и сказал:

– Бургомистр пишет, что за дело ваше радеют важные персоны.

– Полагаю, что так, – отвечал кавалер.

– Что ж, тогда в распоряжение ваше дам четырех людей и сержанта. Будет ли вам достаточно того?

– Будет, но сержанта прошу дать толкового, такого, который все и всех в городе знает.

– Будет вам такой сержант, да вы его знаете: он приходил за вами, чтобы в крепкий дом вас брать, – продолжал лейтенант вежливо. – Зовут его Гарденберг.

– Хорошо, что напомнили, мне также нужен будет доступ к тюрьме, я уже двух людишек взял, мне бы под замок их посадить.

– Коменданта Альбрехта известят незамедлительно. Крепкий дом будет в вашем распоряжении, – заверил лейтенант фон Вайгель. – А пока не желаете ли вина?

– Недосуг, – отвечал Волков. – Занят сейчас, а вот если вы составите мне компанию за ужином, буду рад с вами выпить. Я остановился по доброте бургомистра вашего в трактире «Георг Четвертый», а кухня там хороша.

– Изрядно хороша, обязательно приду, – обещал глава городской стражи.

Лейтенант не то чтобы очень хотел ужинать с этим рыцарем, пусть даже и в прекрасной гостинице с отличной кухней, – ему по должности требовалось знать, зачем сюда приехал этот человек, ведь наверняка и бургомистр его об этом спросит. Но и Волков не совсем бескорыстно приглашал лейтенанта, он тоже кое-что хотел выяснить.

В общем, два старых вояки, два тщеславных хитреца собирались друг друга пытать за ужином. На том и раскланялись в предвкушении встречи.

А сержант Гарденберг встретил Волкова тут же и сразу спросил:

– Господин кавалер, какие будут приказы?

– Никаких сегодня, завтра жду вас на заре у «Георга Четвертого». Станем производить розыск.

– Кого будем искать? – интересовался сержант.

– Мой меч, – отвечал Волков, разумно полагая, что говорить сержанту о настоящем деле не нужно.

* * *

Комендант Альбрехт носил панцирь и меч. Этот бойкий и здравый старик лет шестидесяти с белыми усами был уже в курсе и сразу отвел пекарю Кирхеру и сынку кузнеца камору. Обещал следить за ними, как за «своими детьми».

После того как пленников сдали коменданту, кавалер поехал в гостиницу, но по дороге сказал Максимилиану:

– Езжайте в лодочную мастерскую и скажите хозяину, что больше мы у него жить не станем, пусть вернет два талера из трех, что я ему дал.

* * *

Вернувшись в гостиницу, он распорядился об ужине, но немного перекусил, чтобы не сбивать аппетит, потом разделся и лег. Почувствовал себя нехорошо, опять начинала болеть голова, а ведь раньше такое с ним случалось крайне редко. Видно, сильно его ударили. В соседней комнате, в столовой, Ёган чистил одежду кавалера, и ему взялась помогать Эльза. Он послал ее мыть господину сапоги. Сыча не было видно; монах пришел справиться о здоровье, опять глядел его руку. Волков так и задремал незаметно и спал до вечера, пока Ёган его не разбудил, сказав, что пришел лейтенант и что распорядитель спрашивает, когда подавать ужин.

Кавалер просыпался с трудом, уж больно не привык он к господскому сну днем. Он спросил слугу, не приходил ли кто к нему – все надеялся, что, может, кузнец принес меч. Но Ёган сказал, что никто не приходил. Тогда Волков оделся в лучшую одежду и велел просить лейтенанта. А в столовой с удивлением обнаружил Эльзу в красивом бордовом платье доброго сукна. Девушка причесана была и чиста.

– Чего ты тут? – хмурился спросонья кавалер.

– Ёган сказал, чтобы прислуживала вам за столом и полезной была.

Волков ничего не ответил, согласился молча, а тут и лейтенант фон Вайгель пришел, и они сели ужинать. Блюда приготовили им отменные, и вино в трактире было прекрасным. Но когда воины выпили, они перешли на солдатское пойло – на пиво. И пили пиво, пока не разошлись, а разошлись они, когда уже ночь настала.

* * *

Когда Волков и фон Вайгель еще рассказывали друг другу, где и с кем служили, бургомистр уже собирался ложиться. Но тут лакей доложил, что письмо принесли, и он затрепетал сердцем. Некогда он также получал такие поздние письма, и теперь все время ждал их. Ждал с нетерпением. Он с радостью узнал дорогой почерк – тот был плох, буквы разные, словно писал ученик, линии строк не выдержаны, да и ошибки в словах бросались в глаза, но это совсем не волновало бургомистра.

– Одеваться, – крикнул он лакею, едва развернув письмо.

Да, его звали на встречу. На свидание. А куда еще могут звать на ночь глядя? На