Хоккенхаймская ведьма - Борис Вячеславович Конофальский

– Конюху вели, чтобы запрягал, а жене скажи, пусть молится и ложится без меня. Я по делам. Скажи, к банкиру поеду, если спросит, куда я.

Собирался господин, нервничал, нужно ехать было скоро, а он все платье выбирал: то колет не тот, то шоссы не в цвет, то цепь вульгарна. Едва собрался, и все впопыхах. Сел в карету и поехал, кучеру даже говорить не пришлось куда, тот и сам знал.

Ночью стражников по городскому уложению в кабаки и трактиры пускать воспрещалось настрого. Ночная стража пить садилась и пила всю ночь, с девками, и играла в кости. А улицы не охраняли от злого люда. Теперь большой штраф грозил тому кабатчику, кто пустит стражников ночью, и они стояли у входов в кабаки, под фонарями, куда им пиво разносчики и выносили.

Где-то орали гуляки, визгливо смеялись распутные бабенки, собаки лаяли, а по городу ехала великолепная карета бургомистра. Фон Гевен волновался как юноша, хотя виски его давно были седы.

Наконец кучер остановил карету возле красивого забора, в тридцати шагах от ворот – он и раньше так останавливал. Дальше бургомистр всегда шел пешком и теперь пошел. Остановился у двери, вздохнул взволнованно и постучал негромко.

Ему отворили сразу, словно ждали его. Привратник Михель низко кланялся, запер дверь и повел господина бургомистра в дом. Они шли тихо, не переговаривались, как ходили много уже раз.

Михель стукнул для приличия в нужную дверь. Оттуда красивый женский голос произнес:

– Входите.

Михель распахнул дверь и так проворно отвел глаза, словно из темноты на солнце взглянул или до смерти боялся увидеть что-то. А господин фон Гевен, бургомистр, не отвернул глаз, он затем и приехал.

В просторной комнате с большой кроватью у стола стояла в одной нижней рубахе сама благочестивая Анхен. Стояла она обеими ногами в медном тазу, высоко подобрав полу рубахи, а служанка ее, Ульрика, мыла ей ноги. В подсвечнике горело сразу пять свечей, было светло. Привратник Михель, все еще отворачиваясь, чтобы, не дай бог, не глянуть, закрыл за собой дверь. Бургомистр не мог отрывать от прекрасной женщины взгляда, а она, видя, как он смотрит на нее, еще выше подобрала подол, так, что ему открылось то, что только мужу дозволено. Женщина улыбнулась и сказала:

– Чего смотришь так ошалело?

– Уже забыл, какая ты. Не зовешь меня с осени.

– А ты что, дни считаешь, что ли?

– Считаю.

Она вышла из таза и села в кресло. Служанка взяла полотенце, но бургомистр подошел, забрал у нее полотенце, встал перед красавицей на колени и стал сам вытирать ее ноги. А она, не стесняясь, не прятала от его взгляда себя, напротив, не давала рубахе прикрыть то, что скрыто быть должно. А служанке велела коротко:

– Поди.

Та поклонилась и ушла. Бургомистр как ждал этого, сразу потянулся к роскошному телу губами. Красавица его голову оттолкнула, а ноги сдвинула и подол рубахи опустила. Встала. Надела туфли.

– Отчего ты зла так? – удивился бургомистр, тоже вставая.

– Не зла я, – просто отвечала Анхен. – Просто матушка волнуется, а когда она волнуется, то и мне не до ласк.

Она встала у зеркала, взяла щетку, принялась расчесывать волосы. Он подошел, обнял сзади, стал трогать ее груди, сжал их крепко. Они оказались как камень твердые, тяжелые, горячие – молодые. Она была не против, смотрела на него с ухмылкой через зеркало да волосы свои волшебной красоты чесала.

– Отчего же ты так зла со мной, – сопел от возбуждения бургомистр. – Отчего не зовешь меня?

Он попытался задрать ей подол рубахи, но этого она не позволила сделать. Оттолкнула его и со смехом сказала:

– Пыл-то свой убавь. Не для того тебя звала.

– А для чего же? – не понимал он.

– Говорю же, матушка волнуется, ты мне писал сегодня, что рыцарь приехал в город, от вельможи какого-то. Розыск какой-то чинить.

– Писал, – нехотя говорил фон Гевен.

– Так вот этот рыцарь у меня сегодня был. Матушку разволновал он. – Она вдруг сделалась строга и холодна. – Она сказала, что рыцарь этот зол. Зол и опасен нам.

– Да какая в нем опасность? Мошкара, – отвечал небрежно бургомистр. – Приехал и уедет.

– Молчи, дурень! – вдруг резко и грозно крикнула Анхен. – Слова матушки под сомнение берешь? Или ошибалась она хоть раз?

Фон Гевен помрачнел. Он и вправду не мог вспомнить, когда ужасная старуха хоть раз ошиблась.

– Молчишь? То-то, впредь не смей в словах ее сомневаться. Вызнай, зачем он приехал, дай ему это, и пусть уедет из города, денег дай ему. Золота дай. Только чтобы не было его тут.

Анхен подошла к столу, скинула с себя рубаху, присела на край, ноги развела, стала сама себе груди трогать, словно взвешивала, улыбалась бургомистру и продолжала говорить:

– А еще матушка велела сказать, как проводишь злого человека, так придешь ко мне, будешь брать меня, сколько захочешь. А может, и две ночи будешь ложиться со мной.

– А может, сейчас? Не могу, сгорю я, – клянчил бургомистр.

– Ульрика, – крикнула благочестивая Анхен и, когда служанка отрыла дверь, продолжила: – Пусть господин бургомистр возьмет Бьянку или еще кого из наших дев, а то его еще удар хватит.

Бургомистр не уходил, стоял, смотрел на нее. Анхен была прекрасна. Так и сидела на краю стола с раздвинутыми ногами, трогала свою грудь, только вот глаза холодны. Ульрика стояла рядом с ним и ждала.

Но господин фон Гевен не уходил, еще надеялся на благосклонность. Но напрасно.

– Ступай, – повелительно сказала красавица, – не то велю и вовсе погнать тебя домой, к жене. А может, и вправду к жене тебя отправить?

Бургомистр склонил голову и пошел, как на казнь. Анхен улыбалась ему вслед, хотя на сердце ее было тревожно. Чувствовала она, что добром приезд рыцаря этого может и не кончиться.

Глава 17

С лейтенантом они выпили изрядно. Фон Вайгель ему бы понравился, да больно он много вопросов задавал, да пива пил много, и кавалеру лил тоже изрядно. И Волков пил с ним не то чтобы допьяна, но и немало. Но от вопросов лейтенанта неспокоен сделался, как на допросе сидел. Разошлись поздно и недовольные друг другом. После этого спал он крепко и еще бы спал, но его на заре растолкал Максимилиан:

– Кавалер, кавалер, проснитесь.

– Ну, чего? – хрипло бурчал со сна Волков.

– Кузнец Тиссен пришел.

– Меч принес? – кавалер перевернулся в мягких перинах, лег поудобнее.

– Он с людьми пришел, те с оружием. Схватили Ёгана, бьют