А печаль холод греет - Дайана Рофф

– Как думаешь, мы одни во Вселенной? – тихо спросила я, наклонившись к плечу Адлера и заметив, что он ничем не пах, как и всё вокруг. И даже я.

– Мы явно не одни во Вселенной, – затараторил вдруг он, переделывая хвост из своих двухцветных волос. – Либо какая-то цивилизация уже давно вымерла, либо ещё только развивается. Либо же они слишком умны, и мы кажемся для них примитивной формой жизни, которая не может принять своих же сородичей, и тем более которые не готовы к встрече с другой цивилизацией. Либо же они глупее нас и ещё даже не начали поиски. В любом случае, те сигналы, которые мы посылаем в космос, это пустая трата времени. Отправлять наши радиоволны и послания в двоичной системе так опрометчиво и самонадеянно, словно другая цивилизация обязана знать наш «язык». Их приборы могут просто не улавливать наши сигналы, как и наши могут не улавливать их. Однако зная то, что Вселенную называют бесконечной, что говорит о её неимоверном масштабе, очень самоуверенно думать, что мы одни.

– Сказал самоуверенный тип, – до сих пор не доверяя ему и общаясь с ним грубо, сказала я, хотя была согласна с его словами, которые, к моему удивлению, полностью совпадали с тем, как я думала на самом деле.

Адлер хихикнул:

– Конечно, ведь я – это ты. Очень многие мои суждения совпадают с твоими собственными.

Какие бы двоякие ощущения я бы ни испытала, я не стала ничего говорить по этому поводу и сменила тему:

– Где мы сейчас? И почему киты сюда летают?

– Ха, я уж думал, никогда не задашь эти вопросы, – растягивая каждое слово, с издёвкой сказал Адлер. – Это наши мечты, мысли, идеи, желания, прочитанные книги, прослушанные песни, просмотренные фильмы и многое другое. Это всё – воображение, разум в чистой форме, без Закулисья.

– Но разве Закулисье не само уже моё подсознание? – в этот раз я поверила его словам, каким-то неведомым чувством понимая, что он был прав.

– Да, но там хранятся твои чувства, – немного задумчиво ответил парень, точно пытался заранее придумать, что раскрывать, а что нет. – Закулисье – скорее олицетворение твоих поступков, твоей души и эмоций, там нет места воображению.

– А зачем тогда нужны киты?

– Они переносчики, – невероятно спокойно сказал Адлер, будто всё его безумие внезапно успокоилось. – Переносят эмоции и воспоминания из Закулисья в воображение, а из воображения передают некоторые мысли и идеи, иначе друг без друга они не могут прожить.

– Но должны существовать отдельно? – задала очередной вопрос я, что начинало уже раздражать, какая бы космическая красота вокруг ни творилась.

– А жаль, что не раздельно, – усмехнулся он. – Такой бы хаос творился, такое кровавое зрелище! Только стали бы мы с тобой в таком случае полностью сумасшедшими.

Меня передёрнуло: птицы-монстры, призраки, глаза, улыбки в темноте – это уже были признаки психического неравновесия. А то, что мне уже во второй раз снилось Закулисье – место, продуманное до деталей и узнаваемое до мелочей – можно считать почти полноценной шизофренией. Бу! – скоро начну шарахаться от людей, говорить всякий бред и видеть то, чего не видели другие: стены задышат, предметы оживут, силуэты забегают за мной, как за мячиком бегали собаки – клац! – и вопьются в плоть жёлтыми гнилыми зубами, заразят чернотой и ложью, превратят в труху, в ничтожество.

Ха, ха, ха!

Смерть так рада поиздеваться надо мной,

Смерть так рада взять меня с собой.

Смерть хотела жрать,

Смерти есть что брать.

Ха, ха, ха!

Смерти нет до человека дела,

Смерть и жизни не имела.

Смерть не чувствовала ничего,

Смерть не знала никого.

Ха, ха, ха!

Смерть смеялась надо мной,

Смерть питала весь мой гной.

Смерть пришла за телом,

Смерть обводила меня мелом.

Ищите, ищите!

Знайте, знайте!

Жизнь не так уж и хороша,

А смерть так добра!

Ха, ха, ха!

Жуткий смех всё ещё стоял в ушах, когда кит плавно нырнул в свой портал из тьмы и вынырнул уже в где-то в вечернем небе: большим жёлтым глазом на нас смотрело солнце, посыпая облака разными цветами – самые близкие, как родные люди, светились ярко-оранжевым или белым, дальше – бледно-голубые, сливающиеся с таким же по окрасу небом, а ещё дальше – сиреневые, плотные и недружелюбные, как далёкие прохожие, знать о которых мы вряд ли когда захотим. Мягкими кучными волнами облака улетали от нас в противоположную сторону, тогда как мы двигались вперёд и вперёд – над далёкой землёй, которую не было видно с такого высокого расстояния.

– Обожаю это место!

Адлер раскинул руки в стороны, всей своей сущностью ощущая свободу и радость. Но это лишь иллюзия – мы находились в моём воображении, а не в реальности. На такой высоте мы вряд ли смогли бы так спокойно дышать, как до этого дышали в космосе, вряд ли бы ничего не чувствовали, кроме мнимого порыва ветра. Почему-то я не могла как Адлер раскинуть руки, улыбаться от уха до уха, кричать от восторга и довольствоваться ложными ощущениями – я слишком сильно цеплялась за реальность, слишком сильно дорожила своими недавними воспоминаниями, слишком сильно боялась забыть, что это всего лишь сон, а не действительность. Я хотела проснуться, а не навсегда потеряться где-то у себя в воображении. Стать окончательно сумасшедшей – самое меньшее, чего я хотела.

Но именно к этому меня и тянула собственная бездна мрака.

– И часто ты тут бываешь? – спросила я, внезапно озадачившись.

– О, да вот совсем недавно, когда влезал тебе в мысли, пока ты где-то бодрствовала, – будто это так и должно быть, беззаботно махнул рукой Адлер.

– Это не смешно, Ад, – мрачно сказала я, отстранившись от него насколько это возможно.

– Твоей серьёзности хватит на нас двоих, детка, – рассмеялся он, совершенно не собираясь вникать в мои слова.

– Ты. Прекрати. Улыбаться, – ни капли не разделяя его оптимизма, прорычала я.

Парень лишь ещё шире улыбнулся, вытянув при этом, как всегда, язык.

– Боишься моей ослепительной улыбки?

В очередной раз я его проигнорировала, чего, пожалуй, так часто не делала ни с кем, кроме него. Оно и не удивительно – почти на все мои замечания я знала, что ответит моя «копия». Отчасти потому, что я сама любила так отвечать, отчасти потому, что Адлер до сих пор казался мне тем человеком, точно я знала его очень и очень давно, но просто… не помнила. Или не хотела вспоминать?

Чёрт.

Запутанность, потеря, незнание – ненавистные ощущения, что с каждым днём оставляли на моей душе всё больше и больше ржавчины, всё больше грязи и слизи. Они кислотными дождями омывали другие чувства, отравляли мысли, проникали в самые далёкие углы, которые до этого всегда оставались сухими. Но не сейчас. Всё – мокрое, словно от растаявшего снега. Но это таял мой лёд, незаметно построенный за несколько лет, но что там под ним, что? Желчная правда или подлое самовнушение? Психическое расстройство или обычная амнезия? В моей памяти что-то было, но вот что – я никак найти не могла, словно только что проснулась от сна и, казалось бы, запомнила его, но когда начинала подробно вспоминать, понимала, что ничего не помнила. Но при этом прекрасно знала, что сам сон был. Точно так же и у меня – я знала, что воспоминания были. Но докопаться до них – невозможно. Нужен был катализатор, какие-то события или новые лица, чтобы понять, что там хранилось под коркой льда, который я только-только начала греть. Осталось теперь набраться терпения… но проблема лишь в том, что у меня не было столько времени.