"Аполлон-8". Захватывающая история первого полета к Луне - Джеффри Клюгер

* * *

Даже если во Флориде в субботу 21 декабря 1968 г. и устраивали бурное празднование (а без него не обошлось), то астронавтов «Аполлона-8» на него не приглашали. Точно никто не знал, сколько людей прибыло на мыс Кеннеди в автомобилях, наводнивших все парковки на пляжах и стоянки в мотелях, но ориентировочно получалось около четверти миллиона. Никто не допытывался, из какого далека они сюда приехали, однако номера на машинах указывали на десятки разных штатов и даже Канаду – территории куда более отдаленные, чем примыкающие к Флориде южные штаты, население которых буднично стекалось сюда даже на рядовые запуски.

Накануне старта руководству НАСА было не до зрительских толп, расположившихся прохладным вечером на ночлег в ожидании завтрашнего запуска. Гораздо больше внимания вызывала особая группа знаменитостей и других важных персон, приглашенных в качестве официальных гостей НАСА. Высокопоставленные гости собирались к каждому запуску, однако на этот раз список был огромным, более чем на 2000 персон: все члены Конгресса, Верховного суда и правительственного кабинета, а также верхушка Голливуда и промышленных кругов. Эти особые гости – для которых предназначались лучшие отели и специальные трибуны вдоль протоки Банана-Ривер – получили выгравированные приглашения на мероприятие:

Формулировка была намеренно торжественной и странно причудливой, особенно насчет «космического корабля “Аполлон-8”»: название напоминало одновременно и сказку, и гомеровскую «Одиссею». Никто в НАСА прежде не называл запускаемые агентством аппараты космическими кораблями, однако эпохальный тон приглашения вполне соответствовал событию.

В дни перед запуском Борман, Ловелл и Андерс практически не пересекались с толпой зрителей, важными гостями или репортерами, кишащими вокруг космодрома, и были этому только рады, особенно Борман. Шумиха вокруг полета только отвлекала, а он этого не любил. Ужин в Белом доме для Бормана был в меру приятным: пустая трата времени, но пережить можно, а Сьюзен и вовсе очень радовалась. Вскоре после него им с Валери Андерс предстояло вернуться в Хьюстон и смотреть запуск по телевизору, а Мэрилин Ловелл с четырьмя детьми отправлялась на космодром. Утро после приема в Белом доме было вполне подходящим для Сьюзен временем попрощаться с Фрэнком, учитывая все риски, на которые шел Борман, а с ним и вся семья.

После Белого дома спартанскую обстановку на мысе Кеннеди Фрэнк встретил с облегчением. Астронавтов поселили в некоем подобии квартиры с тремя спальнями: общая гостиная, ванная, небольшая кухня. Кровати – с металлической рамой, военного образца, комоды и тумбочки – примерно как в мотелях или чуть лучше, диван в гостиной – суровая поделка, мягкость которой едва-едва позволяла ей зваться диваном.

Единственной уступкой удобству астронавтов был приписанный к ним повар, которого помпезно называли шеф-поваром, хотя применительно к персонажу, который выучился этому ремеслу на буксирах во флоридских портах, такой оборот звучал странно. Впрочем, еду он готовил ровно такую, какую надо: сытную, простую, питательную, и никакие помпезные титулы этому не мешали.

Десять дней, оставшиеся перед стартом, экипажу предстояло мотаться от квартиры до тренажера «Аполлона» и обратно, временами выслушивая инструктаж от баллистиков и планировщиков полета. И даже в условиях полуизоляции команде было не избежать периодических вторжений – время от времени кто-нибудь из знаменитостей обращался к НАСА за позволением встретиться с астронавтами и был достаточно настойчив, чтобы попросить об этом не раз и не два.

Через несколько дней после прибытия экипажа к астронавтам пришел Чак Дитрих, один из операторов, отвечающих за возвращение корабля. Обычно в конце полета по околоземной орбите проводилось торможение: корабль поворачивался кормой вперед и запускал двигатель, чтобы снизить скорость и вернуться домой. Однако в полете «Аполлона-8» космический корабль должен был произвести такой маневр при приближении к Луне, чтобы выйти на орбиту, затем вновь запустить двигатель для возвращения и тремя днями позже войти в атмосферу Земли с такого расстояния и на такой скорости, каких еще никто не пытался достичь. И если у Дитриха был хотя бы небольшой вопрос, достойный обсуждения, то Борман хотел бы его услышать.

В тот день оператор и астронавт обсуждали работу двигателя, необходимую для выхода на окололунную орбиту. Сидя в гостиной, Дитрих взял в руки баночку крема для бритья, оставленную кем-то из астронавтов на кофейном столике, и повернул ее дном вперед, показывая ориентацию корабля во время работы двигателя. В этот миг раздался стук в дверь, показалась виноватая физиономия сотрудника по связям с общественностью. Вместе с ним на пороге стоял Артур Годфри, рыжий комик и персонаж телерекламы, известный в последние годы не столько по комедиям, сколько по рекламе сигарет «Честерфилд», которые он с экрана предлагал «покупать сразу коробками».

Артур вошел в комнату, опираясь на трость. С 1959 г. Годфри страдал раком легких – расплата за «Честерфилд», которые он с тех пор бросил курить, и сейчас выглядел гораздо старше своих 65 лет. Теперь он пришел познакомиться с людьми, которые отправятся к Луне. Борман встал и с улыбкой пожал руку гостю, хотя сейчас его интересовал исключительно крем для бритья в руке Дитриха. Фрэнк выслушал напутственные пожелания актера, поблагодарил за уделенное время, и ритуал был окончен. Сотрудник по связям с общественностью благодарно покивал и пошел провожать знаменитость – Годфри теперь вернется домой и будет взахлеб рассказывать, с кем он познакомился. Борман, если бы ему предстояло вернуться тем вечером домой, вряд ли последовал бы его примеру.

Более важным – и более неоднозначным – оказался визит Чарлза Линдберга чуть позже. Линдберг, как и обещал, не упускал астронавтов из виду и тенью последовал за ними на мыс Кеннеди, однако зашел к ним лишь накануне старта. Борман толком не знал, как к нему относиться. Они с Ловеллом родились в 1928 г., всего через год после знаменитого перелета Линдберга, и выросли с пиететом перед этим великим авиатором. Позже, почти как все американцы того времени, они поносили его за сотрудничество с германским рейхом в конце 1930-х гг. Линдберг, вполне в нацистском духе разглагольствующий о расовом превосходстве, стал одним из лидеров движения «Америка прежде всего» и агитировал за то, чтобы США держались подальше от надвигающейся войны в Европе. В доме Борманов о Линдберге говорили исключительно с презрением.

Теперь, 30 лет спустя, некогда знаменитый авиатор стучался в дверь квартиры астронавтов, испрашивая позволения провести с ними несколько минут. Пилоты «Аполлона-8» впустили его к себе в обеденное время 20 декабря. Вся компания села за стол и проглотила простецкую еду «шеф-повара» с портового буксира, после чего предполагалось вымыть тарелки и распрощаться с посетителем.

Вместо этого вся четверка продолжала разговаривать. Или – если быть точнее – разговаривал один Линдберг: о первых годах развития авиации, о знакомых ему летчиках, о полусотне боевых заданий, на которые он летал как американский летчик на тихоокеанском театре, когда война, против которой он ратовал, все-таки разразилась и Линдберг принял в ней участие. Рассказывал о знакомстве с Робертом Годдардом – американским изобретателем ракет на жидком топливе, который в 1920-х гг. сказал Линдбергу, что полет к Луне когда-нибудь может стать реальностью, но будет стоить невероятных денег – не меньше миллиона долларов.