Человеческая природа в литературной утопии. «Мы» Замятина - Бретт Кук

себе то, что противоречит нормальным поведенческим склонностям человека. Единое Государство, как будто вняв завету Платона о том, что спонтанные развлечения подрывают устои общества, строго ограничивает виды игры – то обезличенными, распланированными сексуальными связями, то жестко контролируемым искусством и маршировкой. Что еще хуже, эта деятельность неизменна: нумера всегда маршируют под одну и ту же музыку и в одной и той же манере. Сексуальная активность не так строго регламентирована, но продолжительность свиданий жестко ограничена одним личным часом. Любознательность и дух исследования подавляются беспощадной стандартизацией, согласно которой в Едином Государстве нет ничего непознанного, необычного или интересного, кроме некоторых остатков прошлого, по неустановленным причинам сохранившихся в Древнем Доме. В нашей культуре просвещенные родители вешают над детскими кроватками мобили, чтобы обеспечить младенцам сенсорное разнообразие, развить у них заинтересованное восприятие. В Едином Государстве детей растят на Детско-воспитательных заводах, что предполагает отсутствие индивидуального внимания и недостаток стимулов как для детей, так и для взрослых.

Некоторые пагубные последствия лишения игр уже налицо. Единое Государство довольно инертно: из записок Д-503 можно понять, что последние шестьсот лет оно повторяло, по сути, одни и те же действия без вариаций. Ироничное название романа, как и безликие буквенно-цифровые имена, наводит на мысль, что у всех граждан имеются сложности с индивидуализацией. Мы уже отмечали в предыдущей главе, что одна из распространенных ошибок в интерпретации «Мы» состоит в том, что Единое Государство всемогуще, что оно слишком прочно построено, чтобы оказаться разрушенным, что оно непогрешимо. На самом деле, здесь предостаточно несчастных случаев и сбоев в системе безопасности. Единственный Хранитель, с которым мы знакомимся, S-4711, оказывается членом группы мятежников Мефи; исходя из этого можно предположить, что вся система ненадежна и кишит изменниками. Более того, она некомпетентна: даже после того, как верные режиму Хранители предотвращают захват «Интеграла» и возвращают ракетный корабль под контроль властей, повстанцам удается избежать ареста. Похоже, что только легковерие граждан, лишенных развлечений, позволяет Единому Государству сохранять иллюзию мощи.

Те же самые симптомы проявились впоследствии и в Советском Союзе, – конечно, Замятин не мог об этом знать, но, похоже, предвидел нечто подобное. Падение коммунизма предвещалось снижением креативности, уровня достижений, продолжительности жизни и даже рождаемости, так что советские граждане постепенно потеряли уверенность в себе. Таким образом, выявляется еще одно высокоадаптивное преимущество игры: она препятствует неряшливому, а следовательно, ленивому мышлению, которое было определяющим качеством как СССР, так и Единого Государства. Ко времени августовской революции 1991 года из всех продуктов советского производства, кроме оружия, конкуренцию на мировом рынке выдерживала только водка.

5. Дети в «Мы»

Одну из причин столь низкой эффективности нумеров можно усмотреть в том, как Единое Государство воспитывает детей. Им, по сути, отказано в настоящем детстве. Позже им будет так же отказано в возможности взрослеть, брать на себя ответственность, реализовывать себя[42]. Не побывав полноценными детьми, они не могут стать полноценными взрослыми. Д-503 говорит: «Мы же – слава Благодетелю, – взрослые, и игрушки нам не нужны» [215], но читателю виднее.

Дети в «Мы» появляются редко. За двумя исключениями, все эпизоды, в которых фигурируют дети, – это либо воспоминания, либо сведения из вторых рук. Но и этого достаточно, чтобы понять цель политики Единого Государства. Воспроизводство (подробнее об этом будет сказано далее) полностью низводится до уровня промышленного производства. Об отношении Единого Государства к отдельным младенцам говорит эпизод, в котором фонолектор, рассказывая о «детоводстве», не обращает внимания на малыша, готового вот-вот упасть с демонстрационного стола на пол [211]. Дети лишены общения с родителями, в обычной жизни первыми товарищами по играм. Метод обучения здесь самый примитивный: зубрежка. Д-503 вспоминает, как вместе с одноклассниками повторял тексты вслед за роботами-инструкторами [166]. Законопослушная учительница Ю хочет заставить учеников выучить наизусть отрывок из рукописи Д-503 [220]. Она строго ограничивает их манеру речи, чтобы они не предавались фантазиям [260]. Спонтанная игра сурово наказывается, как будто это подрывные действия. R-13 в школе был наказан за то, что напихал одному из роботов в рупор жеваной бумаги, так что тот при каждом слове выстреливал бумажными шариками [166]. Когда ученики Ю рисуют на нее карикатуру «в рыбьем виде» – наверняка подсказанную особенностью ее внешности, которую Д-503 сравнивает с «жабрами», а может быть, и отдаленным сходством буквы «Ю» с рыбой, – она вызывает Хранителей.

«Я очень люблю детей, и я считаю, что самая трудная и высокая любовь – это жестокость», – объясняет она Д-503 [220].

Игровые и подобные им склонности являются врожденными, а дети хуже взрослых умеют подавлять естественные поведенческие реакции. Оба вышеупомянутых проступка ведут к подрыву авторитета. Дети, вероятно, подозревали, какие кары им грозят от Единого Государства, но все же продолжали свою непочтительную игру. Примечательно, что дети сопротивляются навязанной им Единым Государством Операции по удалению фантазии, тогда как некоторые взрослые, в том числе Д-503, соглашаются подвергнуться ей добровольно. Ю рассказывает, что ей пришлось связать детей, а позже Д-503 встречает мальчишку, убегающего от толпы людей, очевидно намеренных доставить его на Операцию [261, 277].

Если по ходу сюжета Д-503 (вновь) обретает нормальные человеческие качества, то к ним относится и детское поведение. Этому отчасти способствуют его отношения с 1-330. Как напоминает нам Э. Берн, секс, особенно в плане выбора партнера, одна из главных игр, в которые играют взрослые [Берн 1998: 102]. Д-503 находит в 1-330 коварного и раздражающего товарища по игре. 1-330 часто насмехается над Д-503, она искушает его в Древнем Доме, но при этом дразнит: показывает ему часы, намекая, что, если он вступит в половую связь, ему грозит арест. Замятин и сам присоединяется к этой игре. Рассказывая об их романе, он допускает ряд эротических двусмысленностей. Так, Д-503 после секса с 0-90 чувствует, «до чего все опустошено, отдано»; 1-330 в его комнате сидит «в широко раскрытой чашечке кресла»; ему снится, что он занимается любовью с деревянным стулом: «неудобно, больно» [189, 221, 226].

Связь с 1-330 часто вызывает у Д-503 воспоминания о детстве – таким образом он как бы возвращает его себе. В День Единогласия, испытывая смутное чувство вины за свои похождения с 1-330, он, видимо впервые за многие годы, вспоминает свои слезы из-за пятнышка на юнифе: «Я был сейчас тот самый мальчик» [232]. Гуляя с ней, он фантазирует: «Весь мир – единая необъятная женщина, и мы – в самом ее чреве, мы еще не родились, мы радостно зреем» [185]. Д-503 начинает вести себя все более и более по-детски, вплоть до того, что Ю называет его ребенком и