Страх и отвращение в Лас-Вегасе - Хантер С. Томпсон

Очень странно сидеть здесь в Вегасе и слышать, как Брюс поет лютейшую чуму, такую, как «Чикаго» или «Country Song». Если бы менеджмент удосужился обратить внимание на слова, то весь ансамбль немедленно бы линчевали.

Спустя несколько месяцев в Эспене Брюс спел несколько песен в клубе, забитом туристами, среди которых оказался бывший американский астронавт… и, когда последний номер был отыгран, этот хрен подсел за наш столик и начал вопить всякую пьяную суперпатриотическую хуйню, наседая на Брюса — дескать, «какой наглости набрался этот проклятый канадец, чтобы приехать сюда оскорблять эту страну?».

— Слушай, мужик, — сказал я. — Я — американец. Я живу здесь и согласен с каждым его пиздатым словом.

Тут появились накурившиеся гашиша вышибалы, загадочно ухмыляясь во весь рот, и сказали: «Доброго вечера вам, джентльмены. И Цзин говорит, что пора успокоиться, так? И никто не может цепляться в этом месте к музыкантам, понятно?».

Астронавт поднялся, угрожающе бормоча об использовании всего своего влияния, чтобы «что-нибудь было сделано — и, черт возьми, быстро» — с иммиграционным статусом.

— Как тебя зовут? — спросил он меня, когда вышибалы-гашишисты потащили его прочь.

— Боб Циммерман, — ответил я. — И вот кого я ненавижу в этом мире, так это чертовых тупоголовых поляков.

— Ты думаешь, я поляк!? — завопил он. — Ах ты грязный сачок! Вы все дерьмо! Вы не представляете эту страну.

— Господи, будем надеяться, что и ты ее не представляешь, козлина уебищная, — пробормотал Брюс.

Астронавт все еще бушевал, когда его силой выкинули на улицу.

На следующий вечер он, трезвый как стеклышко, хавал свою жратву в другом ресторане, когда к нему подошел четырнадцатилетний подросток и попросил автограф. Этот хлыщ, скромно потупив глаза и притворно изображая смущение, небрежно расписался на маленьком листе бумажки, который протягивал ему мальчик. Тот взглянул на роспись и, порвав листок на мелкие кусочки, бросил их астронавту на колени. «Не все любят тебя здесь, парень», — сказал мальчик. Затем повернулся и сел за свой столик, в шести футах от него.

Немая сцена в компании астронавта. Восемь или десять персонажей — жены, менеджеры и привилегированные старшие инженеры — привезли астронавта весело провести время в легендарном Эспене. И сейчас они выглядели так, как будто кто-то обрызгал их стол поносом. Никто не сказал ни слова. Они быстро доели и без скандала покинули ресторан.

Слишком много для Эспена и астронавтов. У этого патриота никогда не было бы подобных неприятностей в Лас-Вегасе.

Небольшое прикосновение к этому городу, и тебя засасывает как в воронку. Через пять дней в Вегасе чувствуешь, будто провел здесь пять лет. Некоторые люди говорят, что им нравится, — но некоторым нравится также и Никсон. Он мог бы стать отличным мэром этого города, с Джоном Митчеллом в должности Шерифа и Эгню в качестве Главного Ассенизатора.

Когда я попробовал сесть за столик для игры в баккара, в меня сразу вцепились вышибалы.

— Тебя здесь не было, — спокойно сказал один из них. — Пошли на воздух.

— А что не так? — удивился я.

Они повели меня к главному выходу и просигналили, чтобы доставили кадиллак.

— А где твой друг? — спросили они, пока мы ждали.

— Какой друг?

— Большой хряк.

— Послушайте, — сказал я. — Я — доктор журналистики. И вы никогда не застанете меня здесь с каким-то чертовым хряком.

Они засмеялись.

— Тогда как насчет этого? — и они ткнули мне в рожу большую фотографию, на которой я и мой адвокат сидели за столиком в баре-карусели.

Я пожал плечами.

— Это не я. Это парень по фамилии Томпсон. Он работает на «Rolling Stone»… вот уж кто действительно порочный и сумасшедший человек. А тот, кто сидит рядом с ним, — наемный убийца мафии в Голливуде. Блядь, да вы изучали эту фотографию? Какой еще маньяк будет разгуливать по Вегасу в одной черной перчатке.

— Мы это заметили, — сказали они. — А где он сейчас? — Я развел руками.

— Он довольно быстро передвигается с места на место. Его заказы приходят из Сент-Луиса.

Они уставились на меня в недоумении.

— А ты откуда все это знаешь?

Повернувшись спиной к толпе, я показал им свой золотой значок ПВА, мелькнувший у них перед глазами как молния.

— Ведите себя естественно, — прошептал я им на ухо. — Не засветите меня.

Они все еще стояли остолбенев на входе, когда я отъехал. Тот мудак, предлагавший мне поставить текилу в холодильник, подогнал «Кита» в нужный момент. Я дал ему пятидолларовую купюру, и машина стильно рванула по улице.

Все было кончено. Я заехал во «Фламинго» и загрузил свой багаж в машину. Я попытался для интима натянуть крышу, но с движком случилась какая-то лажа. Огненно-красная лампочка генератора продолжала гореть и после того, как я отогнал тачку на озеро Мид для охлаждения. Беглый осмотр приборной доски показал, что каждый прибор в моей машине совершенно ебнулся. Ничего не работало. Даже передние фары… а когда я врубил кондиционер, то услышал противный хлопок под капотом.

Крышу удалось задернуть лишь наполовину, но я все-таки решил попытаться доехать до аэропорта. Если эта проклятая колымага заартачится, я всегда могу ее бросить и вызвать такси. К черту этот мусор из Детройта. Они не созданы для того, чтобы на них удирать.

Всходило солнце. Добравшись до аэропорта, я оставил «Кита» на парковке ВИП. Машину зарегистрировал мальчик лет пятнадцати, но я отказался отвечать на его вопросы. Он был слишком взволнован общим состоянием автомобиля. «Великий Боже! — восклицал он, обходя „Кадиллак“ и указывая на всякие вмятины, царапины, трещины и поломанные места. — Как же это случилось?»

— Я знаю, — сказал я. — Они выбили из него все дерьмо. Это, черт возьми, ужасный город, чтобы раскатывать по нему в тачках с откидным верхом. А хуже всего пришлось прямо на бульваре напротив «Сахары». Ты знаешь тот угол, где околачиваются все эти джанки? Господи, да я просто глазам своим не мог поверить, когда они внезапно обезумели…

Паренек мрачнел с каждой минутой. Если раньше вид у него был просто озадаченный, то сейчас он, казалось, онемел от страха.

— Не беспокойся, — сказал я ему. — Я застрахован, — и протянул ему контракт, указав на небольшой пункт, где говорилось, что я застрахован от любого ущерба всего за два доллара в день.

Он продолжал качать головой, а я просто-напросто сбежал. Я чувствовал себя немного виноватым, оставив его возиться с машиной. Однако объяснить этот огромный ущерб не было никакой возможности. С «Китом» было покончено, он попал в катастрофу, и больше никуда не годился. При нормальных обстоятельствах меня следовало бы задержать и арестовать сразу же, как только я имел наглость подсунуть им тачку в таком состоянии. Но не этим ранним утром, когда дело пришлось иметь только с этим парнем. А я был, помимо прочего, «ВИП». В противном случае они, прежде всего, никогда бы не дали мне напрокат «Кадиллак».