Зимняя вода - Сюзанна Янссон

Пару месяцев спустя Майе позвонил хороший друг и рассказал, что Эндрю лежит в больнице после попытки суицида. Она купила цветочек и пошла его навестить. Он был хорошим человеком, и у Майи сохранились самые светлые воспоминания о первом времени в Нью-Йорке.

Майю страшно удивило, что Эндрю демонстративно отвернулся к стене, заметив ее в дверях больничной палаты. Ей казалось, что с момента их расставания прошла целая вечность и он мог бы уже смириться.

— Что случилось? — спросила она.

— Ты просто ушла, — ответил он. — Я любил тебя, а ты просто ушла.

— Прости, — пробормотала она в замешательстве. — Я не поняла.

Только теперь, по прошествии многих лет, она поняла по-настоящему.

* * *

Майя выехала сразу после девяти утра. Ей предстоял путь до Лидчёпинга, полтора часа езды вглубь Швеции.

Улоф Меландер жил в пансионате для пожилых. Он не спрашивал, почему она так настаивает на личной встрече и не хочет говорить по телефону, и за это она была ему благодарна: Майя не чувствовала уверенности в том, что смогла бы убедительно все ему объяснить.

Она хотела не просто получить ответ на свои вопросы, но и встретиться с ним вживую, посмотреть, что он за человек. К тому же, всегда проще беседовать, сидя лицом к лицу.

А может быть, ей просто хотелось уехать.

Всю дорогу воспоминания о Бекке сверлили ее большим тяжелым гвоздем. Майя не гнала их, воспоминания следовали за ней из одной деревни в другую, мимо больших городов, а она надеялась, что они потихоньку отступят, выйдут из нее, исчезнут.

Позволят ей быть такой, как прежде. Если она, конечно, сможет. Как все было просто раньше. Нельзя просто вернуться, отменить ввод? Нажать на «удалить»?

Когда она добралась до места, небо затянули легкие облака, в мягком свете поблескивали вчерашние лужи. Вокруг пансионата росли лиственные деревья, летом тут, должно быть, все утопает в зелени, защищающей этот дом от внешнего мира.

Майя представилась сотрудникам, и ее провели в отделение, напоминающее обычный многоквартирный дом.

На одной из дверей было написано Меландер. Майя позвонила.

Дверь открыл пожилой мужчина крепкого телосложения, в коричневом костюме и пестром вязаном жилете. На шее висели очки для чтения на цепочке. Он улыбнулся и жестом пригласил войти.

— Я полагаю, вы Майя. Проходите.

— Спасибо, — поблагодарила Майя. — Спасибо, что разрешили приехать.

— Позвольте, я возьму вашу куртку, — Улоф взял у Майи куртку и повесил в шкаф. — Проходите, пожалуйста.

Майя сразу же оказалась на кухне, где на столе уже стояли две чашки и блюдо с печеньем. Большие окна выходили во двор, позади которого простирался парк.

— Хорошо у вас тут, — констатировала Майя.

— Да, неплохо. Мы с женой не жалуемся.

— Понимаю. Она сейчас тоже здесь?

— Да, сидит в гостиной. Элси? — мягко позвал Улоф и заглянул в гостиную. — К нам тут пришла одна женщина. Мы с ней немного поговорим.

Майя последовала за ним.

В кресле у окна сидела дама в тонком платье с крупным рисунком с седыми убранными наверх волосами. Она повернулась к Майе. Взгляд женщины казался одновременно заговорщическим и углубленным в себя, как будто она хранила какую-то тайну.

— Добрый день. Меня зовут Майя, — сказала Майя и протянула руку.

Элси кивнула, продолжая разглядывать ее.

— У нее деменция, — пояснил Улоф и вернулся на кухню. — Можно сказать, она живет в своем отдельном мире.

Элси поманила Майю пальцем, словно хотела сообщить ей что-то по секрету.

Майя нагнулась к ней.

— Он скоро вернется, — прошептала женщина ей на ухо. — Скоро Юхан снова будет здесь.

Майя посмотрела прямо в ее светло-серые в крапинку глаза, обрамленные неровной черной линией. Зрачки расширялись и сужались, словно пульсировали, дышали.

— Правда? — прошептала Майя в ответ.

Элси кивнула и отвернулась к окну.

Неужели она сидит тут и ждет, — подумала Майя, ждет, когда Юхан вернется? Как же по-разному оплакивают люди своих детей. Постепенно, шаг за шагом принимая тот факт, что ребенок исчез навсегда, как Александра. Или пытаясь воссоединиться с ребенком путем собственной смерти, как Мартин. Или как Элси, сидя в ожидании, что все наладится и станет как прежде. Майя не знала, как бы реагировала она сама.

Она села на стул рядом с Элси, они вместе смотрели в окно. Время от времени Элси бросала на нее взгляд и загадочно улыбалась, потом кивала и снова переводила взгляд на парк.

— Скоро, — шептала она. — Скоро он вернется.

Через некоторое время Майя вернулась на кухню и села за стол.

— Она уже несколько лет так, — сказал Улоф.

— Понимаю.

— Вначале было очень тяжело, но человек ко всему привыкает. Посмотрим, как долго это продлится. По крайней мере, мне не кажется, что она так уж несчастлива. Пожалуйста, угощайтесь.

Он обвел рукой стол.

— Спасибо, — сказала Майя.

— Ну, — произнес Улоф. — Что у вас за дело?

Майя понизила голос, чтобы не вынуждать Элси слушать разговор, если ей это покажется неприятным.

— Как я уже сказала по телефону, мой друг Мартин живет в том доме на Урусте, который в семидесятые годы принадлежал вам. У вас его купили родители Мартина, если верить бумагам, которые мы нашли.

Улоф не сводил с Майи глаз, ожидая продолжения.

— В начале года пропал трехлетний сын Мартина, Адам, когда находился у воды. Тело так и не нашли, однако в воде обнаружили его ботинок и ведерко. К сожалению, все указывает на то, что мальчик утонул.

Улоф смотрел на нее глубоким серьезным взглядом, однако была в лице его и определенная мягкость, которую, как догадалась Майя, он сознательно натренировал, как делают люди, которым приходится защищаться и выживать, когда жизнь по-настоящему бросает им вызов. Майя поймала себя на том, что надеется увидеть когда-нибудь такую же мягкость на лицах Мартина и Александры.

— Да, я слышал, об этом говорили по радио. До последнего надеялись, что мальчик найдется.

— Простите, если тревожу старые раны…

Улоф спокойно покачал головой:

— Все в порядке.

Он встал, подошел к высокому комоду, на котором стояли фотографии в рамках.

— Вот каким был Юхан, — сказал он. — Этот снимок сделан перед Рождеством, всего за пару недель до исчезновения. Ему только четыре года исполнилось.

Мальчик на черно-белой фотографии смотрел прямо в камеру. Можно было подумать, что это детский снимок самого Улофа — тот же глубокий, серьезный взгляд.