Мастер осенних листьев - Андрей Кокотюха
Шрифт:
Интервал:
Эльга вспыхнула.
– Я вовсе об этом и не думала!
Мастер вздохнула.
– Все равно. Люди, выбравшие мастерство, не самые счастливые люди. Оно гонит их, как листья по ветру, по чужим домам. А семья – это свой дом.
Эльга с шумом погрузила в воду одну из мисок.
– Ну и что? У вас же дом есть!
– Дом есть, а семья? Нет, у каждого мастера его единственной семьей являются ученики.
Бумс!
Унисса ножом отделила от курицы крылья. Со следующим ударом птица распалась на две половинки.
Бумс!
– А я у вас первая ученица? – спросила Эльга, смывая жир с шершавых глиняных стенок.
– Первая. И, скорее всего, последняя.
– Почему?
– У мастеров листьев – редкое, уходящее мастерство. Видимо, мало кому интересное. Я пять лет ходила по краю, прежде чем нашла тебя. Может быть, ты станешь последним мастером.
– А других разве нет?
– Не знаю. Я не видела. Может, где-то в Элемхоме или Саатуре есть, но сомневаюсь.
Унисса отправила в горшок порубленную курицу.
– Но это неправильно! – запротестовала Эльга. – Мы же спасли Дивий Камень! Вызвали дождь! Люди стоят за букетами…
Унисса улыбнулась.
– Значит, на твой век работы хватит. Кстати, ты сегодня еще ничего не сделала. А твои пальцы должны иметь дело с листьями каждый день.
– Они – страшные ворчуны.
– Кто?
– Дубовые, осиновые. Вообще все. То им не то, это им не это, пальцы им холодные, а руки медленные.
– Ты ворчишь как они.
Эльга фыркнула.
– Вовсе нет!
Унисса поставила горшок в печь.
– Может, тебе стоит набить Рыцека?
– Кота?
– Нет.
Эльга покраснела.
– Ой, я как-то… Я же раньше никогда…
– Возможно, пора попробовать. Ты быстро все схватываешь. Поверь. Мое обучение шло куда как медленнее.
– Почему?
– Наверное, я была глупее тебя.
– А людей тоже, как животных, надо любить, чтобы они получились?
Они перешли в комнату, и Унисса подошла к марбетте.
– Вот ты мне и скажешь.
Эльга покраснела еще больше.
– Я просто… Я его вижу.
– Кого? Рыцека?
Девочка кивнула.
– Оба слоя?
– Вяз, дуб, – стала перечислять Эльга, – яблоня, клен, одуванчик, лук.
– Так?
Унисса повернула марбетту.
Рыцек исподлобья взглянул на Эльгу с доски. Он был и вяз, и дуб, и клен жилкой дрожал на шее, и одуванчик желтел под горлом. Но все это сочеталось неправильно. Рыцек получился насмешливый, озлобленный, колючий, как еж. Лук змеей свивался под сердцем.
Смотреть на него было больно.
– Это не Рыцек! – крикнула Эльга.
– Нет, это он, – сказала Унисса.
– Он не такой!
Мастер повернула букет к себе.
– Ты думаешь, я не права?
– Да!
– Может, хочешь исправить?
– Я сделаю свой.
– Уверена?
– Я смогу! – сказала Эльга.
Унисса вдруг улыбнулась.
– Я беру с тебя обещание. Ты понимаешь, что должна сделать?
Эльга кивнула.
– Да. Это как с женщиной из жимолости и лимонника. Вы показывали.
– Я показывала, – согласилась Унисса. – Но знаешь что? Ты не должна воплощать в букете образ, который создала в своей голове. Он не имеет ничего общего с реальностью, понимаешь? Будь честной и с Рыцеком, и с собой.
Эльга поджала губы.
– Он все равно не такой, как у вас.
– Значит, я просто набила неудачный букет, – сказала Унисса.
Пальцы ее легли на доску.
Ф-фыр-р! – листья полетели из-под руки, обнажая деревянную основу. Лицо Рыцека исказилось, лопнули лиственной крошкой бровь и глаз.
– Зачем? – прошептала Эльга.
– Тебе же не понравилось.
Унисса провела ногтем, и клок светлых, слегка рыжеватых Рыцековых волос осыпался на пол. Еще проход – и не стало подбородка.
– Мастер Мару! – крикнула Эльга.
Ей вдруг стало чуть ли не физически больно от уничтожаемого букета. Тогда Унисса отбросила доску – та грохнулась и, кажется, треснула – и шагнула к Эльге по осколкам листьев. Хруп-хроп-хроп.
– А что? Ты же лучше меня разбираешься в людях и в мастерстве! – сказала она гневно. – И поднимаешь голос на учителя!
Эльга опустила голову.
– Простите, мастер Мару. Но Рыцек…
– Что – Рыцек?
– Он все равно не такой.
– Сядь, – сказала Унисса.
Эльга села на лавку, сложив руки на коленях.
– Рыцек именно такой, – с нажимом сказала Унисса. – Он видел смерть и сам был смертью для кого-то. Это очень изменило его, как меняет всякого. Лук – это горечь потери, и весь мир для него теперь имеет оттенок горечи. Даже ты. Одуванчик – это легкость. Но эта не та легкость, что позволяет не замечать неудачи. Это легкость, с которой можно творить страшные вещи. Легкость не принимать ничего близко к своему сердцу. Ни чужую привязанность, ни чужие любовь или горе.
Эльга почувствовала, как слезы подступают к горлу.
– Но ведь это можно изменить?
– Попробуй. Может, и получится.
Эльга встала.
– А вы мне поможете?
– Зачем? – удивилась Унисса.
– Но если… – Эльга втянула воздух носом и неуверенно продолжила: – Вдруг я не смогу…
– Это твое испытание, – сказала Унисса, резким пассом загоняя раскрошенные листья в угол комнаты. – И ты сама его выбрала. Можешь взять марбетту и свечи.
– Я…
– Ты хочешь расти?
Унисса вручила марбетту Эльге. Стукнули, складываясь, раздвижные ножки.
– Да, мастер Мару.
– Свечи – на кухне.
Рыцек спал, откинув одеяло.
При свете свечи, установленной в подставке на марбетте, его тело казалось желтым, а шрамы – красными. Шрамов было много. Пять свежих, в стежках крепких ниток. Остальные – старые. Один пересекал грудь слева наискосок.
Эльга поворошила листья.
Тише, тише. Дуб, гордый и храбрый, лист славы. Вяз, означающий красоту и практичность, а также глубокие чувства. Вы составите у меня основную часть. Один к одному, зубцами и жилками.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!