Другая женщина - Евгения Перова

– К Тигре.

– Не, я не пойду. Очень надо. Ты иди, а я тут посижу. Пироги вон доем.

– Так я и оставил тебя тут одного! Даже не надейся!

– О черт! Да не могу я туда!

– Тогда вали куда хочешь…

Пока двое мужчин препирались на Варькиной кухне, сама Варька на кухне у Тигры ловко нарезала огурцы для салата. Как всегда, у Артемьевых стоял дым коромыслом: кто-то накрывает на стол, что-то запекается в духовке, дети орут, Дон настраивает гитару. Не жизнь, а балалайка! Артемьевы решили устроить маскарад, поэтому Тигра щеголяла в тельняшке и пиратской косынке на голове, как и Димка с четырехлетним Антошкой, а десятилетняя Катюшка нарядилась принцессой. У Варвары никакого костюма не было, поэтому ей выдали очки с красным носом и усами, которые пока что лежали на подоконнике.

– Варь, а ты чего такая? – спросила Тигра, внимательно глядя на Варвару.

– Какая?

– Тихая грусть.

– Представляешь, Котов приперся.

– Ну! Чего это он?

– Да мы с ним на работе встретились, на вечеринке.

– Ты ж не хотела!

– Случайно вышло. Смотрю – стоит, огурец жует, несчастный такой.

– Как же, несчастный! Варь, ну что ты всех подряд жалеешь!

– В общем, пообщались вчера, а сегодня – бац, приехал.

– И что?

– Ну, что! Как тебе сказать… В общем, Баркис не прочь.

– Про Баркиса-то понятно, он всегда не прочь, а ты?

– Том, я не знаю. Не понимаю, надо оно мне или нет. Потом, Котов вообще-то еще и не развелся. Весь мозг мне вынес своей Эсмеральдой, только о ней и говорит. Одной тошно, конечно, но… В общем, не знаю.

– Да-а… Нет обстановки – и это не мебель.

– И еще Усольцев заявился!

– А этому-то что надо?!

– Все то же! Очередная ласточка выгнала! Мы все у него сначала ласточки, а потом коровы.

– А ты что? Пожалела?

– От ворот поворот. Котов его выкинул, я прямо зауважала.

– Котов? Ишь ты, может, оказывается. Подожди! Если там у тебя Котов, чего ж ты пришла? Уже поругались?

– Слегка. Он меня жить учит. Со своей жизнью справиться не может, а туда же. Я думаю, он сейчас притащится. Даже Котов способен догадаться, куда я пошла.

– Варь, а может, тебе попытаться? Ну, с Котовым? И привыкать не надо, ты ж его знаешь отродясь! А?

– Вот именно, что знаю. Том, понимаешь, они все какие-то одинаковые, хотя и разные: Котов, Усольцев, да и первый мой – Олег. Все предсказуемые. И ненадежные. Это вон тебе повезло с Доном! Где ж еще такого найдешь?

– Ну да, конечно, – отвернувшись, довольно грустно произнесла Тигра, и Варька покосилась на нее: опять, что ли, поругались? Но спрашивать не стала: захочет, – сама расскажет.

– Ну вот, все! Салат готов.

– Красота! Давай отнесу. И вообще, пора за стол!

Томка подхватила миску с салатом, украшенным веточками петрушки, и уже от двери спросила фальшиво-равнодушным тоном:

– Варь, а Жеглова ты давно видела?

– Давно. Второго сентября, – ответила Варя и отвернулась к окну. Томкина квартира была на пятом этаже кооперативного дома, так что видно далеко, но смотреть особенно не на что: полночная зимняя тьма, только на горизонте, за лесочком, неясный свет от второго микрорайона, где как раз и живет Глеб Пономарев, которого они с Шараповым прозвали Жегловым. Вдруг в черном небе расцвели яркие вспышки – надо же, кто-то уже фейерверки зажег, подумала Варька. И двенадцати не дождался…

Варька вздохнула – каждый раз, когда вспоминала Глеба, так болела душа, просто нестерпимо. Она прекрасно понимала, чем ей не хорош Котов – да тем, что он не Глеб, только и всего. Если б могла – выпорхнула б в Томкино окно и полетела во второй микрорайон: а вдруг Глеб во дворе! Вдруг это он фейерверки пускает? Ну почему?! Почему все так несправедливо?! – подумала Варвара и всхлипнула. Но особенно разводить сырость ей не дали – заглянула Томка:

– Варь, Котов пришел. Слушай, он и Усольцева привел!

– Вот придурок, – сказала Варька и пошла разбираться.

– Варь, он снова приперся, этот твой гений – куда мне было его девать-то?! Не оставлять же там одного? – оправдывался Котов, а Славик скромно стоял рядом, держа в руках сумку с книжками. Варька махнула рукой: ну, что с ними делать?

Усольцев появился в ее жизни через несколько лет после разрыва с Олегом. Варька еще работала в Москве и чувствовала себя как заключенный – шаг влево, шаг вправо карается расстрелом: звонила матери по три-четыре раза на дню, после работы бежала сразу домой, все выходные торчала в Филимонове. Иной раз ее подстраховывала соседка тетя Дуся, когда надо было куда-нибудь оторваться, но не часто. Еще счастье, что мать соглашалась принимать лекарства – так напугала ее больница. Осенью и весной бывало совсем худо, а летом – полегче: Анна Викторовна копалась в огороде и отвлекалась. Когда Усольцев спросил, нельзя ли у нее остановиться – он по дороге из Питера в Тавду хотел заехать в Москву, Варька подумала: а почему бы и нет? Остался он чуть не на год, и Варька сначала радовалась: мать при нем была спокойней – все-таки мужчина в доме!

Хотя Варька почти сразу поняла, что образ, сложившийся у нее по письмам и стихам, плохо совпадает с реальностью, все равно смотрела на Усольцева с восторженным удивлением: надо же, настоящий поэт! Как он это делает, как приходят ему в голову эти странные строки, которые она не сразу научилась понимать?! И письма были такие же, и сам он – странный, слегка заумный, ни на кого не похожий! Потом-то оказалось, что еще паталогически ленивый, по-женски истеричный и страшный эгоист. Он искренне полагал, что является центром мироздания, и никак не мог понять, почему мироздание так плохо выполняет свои обязанности по отношению к нему – великому поэту Усольцеву?! А письма великий поэт писал не только Варьке, и стихи посвящал не ей одной, и в Питере, как оказалось, у него была такая же Варька, а в Тавде – жена с двумя сыновьями, в Екатеринбурге – еще одна бывшая, и где-то еще третья, тоже бывшая. И в один прекрасный день Варька вдруг озверела и выгнала его к чертовой матери! Пришла как-то с работы, а дома – шаром покати: великий поэт все подъел.

– Слав, ну ты мог бы хоть картошки сварить? Я устала как собака!

– Вот вечно ты с какой-то ерундой пристаешь! Картошка! На, для тебя, дуры, старался! – Он сунул ей тетрадку, исписанную кривым летящим почерком. – Купила бы уже принтер! А то пришлось от руки писать, ты ж знаешь, я не могу на мониторе править.

– Принтер?!

Даже поскандалить с ним как следует Варька не могла – мать бы расстроилась. Но выгнала. Не в этот день, потом. Тогда-то помирились кое-как, ведь и правда, для нее сказку сочинил, очень забавную, даже умилилась. Но он, видно, сделал выводы и довольно скоро торжественно заявил, что Варька его никогда не понимала, корова такая, а он не может жить с женщиной, которой не доступны его высокие искания! Так и сказал – высокие искания.