Охота на крокодила - Эдуард Юрьевич Власов

мгновение отсутствие на этом отрезке улицы припаркованных вдоль обоих тротуаров машин позволило мне принять влево и лишить «двойника» возможности более или менее прицельно палить по мне из правого переднего окна. Выстрелов действительно больше не последовало, утвердив меня в мысли о том, что душевный разговор идет между нами двоими и что никто третий ни с левого переднего сиденья, ни с трехместного заднего в нашу постепенно затягивающуюся, но, несомненно, увлекательную беседу не вмешается.

Теперь у меня появилась возможность повторить попытку выпустить излишки кислорода из правого заднего колеса упрямого «Патрола», но едва я выставил за окно правую руку, как «двойник», то ли прочитав мои черные мысли, то ли просто поймав мое движение в одно из зеркал заднего вида, ударил по тормозам и повернул перед моим носом под прямым углом налево.

Я же решил не малодушничать, то есть не вдавливать в пол педаль тормоза, и, не снимая ноги с газа, просто вывернул руль вправо, чтобы случайно не повредить «двойнику» щедро подставленный мне под удар капотом левый борт. Передние колеса тупо стукнулись о бордюр тротуара, и мой «Ниссан» вылетел на пешеходную дорожку. Задерживаться здесь я не стал. Главным для меня в данной ситуации было не позволить «двойнику» опять зайти мне в тыл, поэтому я крутанул руль влево до отказа.

Но, когда мой разворот на сто восемьдесят градусов был успешно завершен, я обнаружил, что «Патрол» опять исчез. На этот раз никаких улочек и переулков поблизости не было, зато справа зияла арка четырехэтажного дома – единственная в округе черная дыра, в которую мой «двойник» мог провалиться. Жильцов дома я решил пожалеть и в арку заехал уже без цветомузыкального сопровождения.

Посреди темного двора виднелся прямоугольник детской площадки с домиками, качелями, горками и прочими нехитрыми аттракционами, включая несколько деревьев, с которых жирными лианами свисали какие-то канаты и веревочные лестницы, а по ее периметру покорно ждали очередного рабочего утра разнокалиберные машины. Практически все они имели знакомые моему японскому глазу силуэты, но панорамный взгляд на мирно спящий ванинский дворик абриса «Ниссана Патрола» среди них не обнаружил. Я провел глазами по первому этажу, однако ни напротив, ни справа, ни слева второй арки не увидел.

Еще раз оглядев детскую площадку, я пришел к выводу, что единственным непросматриваемым с моего высокого водительского места сектором приютившего нас с «двойником» двора является пространство за самым большим из трех деревянных домиков впереди меня. Я подвел джип вплотную к низкой ограде детской площадки напротив этого домика, чтобы всеми шестью фарами осветить и его, и все, что находится за ним.

Разглядеть все это как следует я не успел. В домике вспыхнул уже хорошо знакомый мне оранжевый огонек, за ним до ушей долетел глухой хлопок, и одновременно с этим сантиметров на десять ниже и левее первого глазка в моем лобовом стекле появился второй такой же.

Проверять, осталась ли пуля в заднем сиденье, на этот раз я почему-то не стал, а по-простому, мешком риса на оптовом складе, вывалился из джипа на ледяной шершавый асфальт и на всякий случай легким движением скрюченного указательного пальца правой руки напомнил «двойнику» о том, что не у него одного сегодня есть при себе недетская игрушка. Судя по глухому треску, моя пуля, к моему глубокому сожалению, вошла не в человеческую плоть, а в одну из дощечек, из которых была сооружена детская избушка.

Я откатился подальше от ковалевского джипа, решив тем самым одновременно две важные задачи. Во-первых, я обезопасил себя от возможных попыток «двойника» превратить «Ниссан» в «Боинг» путем простреливания его топливного бака, а во-вторых, лишний раз убедился в своей профессиональной правоте – с новой позиции моему взору открылся силуэт «Патрола», спрятавшегося за домиком.

Лежать на холодном асфальте врачи не рекомендуют, по крайней мере японские, поэтому задерживаться на новом месте я не стал, а перевалился через низенькую загородку, присел за ближайшим деревом и запихнул в полупустой барабан три патрона. «Двойник» мой, видимо, понял опрометчивость своего решения переместиться из уютного салона «Патрола» в явно неотапливаемое помещение детсадовского «развлечения», и от домика в сторону горки метнулась черная тень.

В то же самое мгновение мое чуткое ко всему музыкальному ухо различило в плотной ночной тишине отзвуки полицейской сирены: по всей видимости, мои цветомузыкальные экзерсисы дали о себе знать ковалевским коллегам, и они, несмотря на то ли еще поздний, то ли уже ранний час (времени задирать левый рукав и справляться по наручным часам о нем же у меня не было), решили порепетировать вместе со мной. Помимо того, можно было смело предположить, что кто-то из жителей дома, во дворике которого мы с «двойником» несанкционированно припарковали оба «Патрола», или страдает бессонницей, или же не отличается глубиной сна и вполне мог оповестить по телефону отдел на Хабаровской о подозрительных щелчках под своими окнами.

«Раз мой “двойник” обладает идентичным воображением и ходом мышления, то и слух у него наверняка не тупее моего», – решил я и логично заключил, что вряд ли он решится в одиночку вступить в поединок со мной и моей приближающейся подмогой. Усиливающиеся стоны по крайней мере двух сирен добавили мне сил и решительности, и я прыгнул вперед, к следующему дереву, стоявшему поближе к тускло поблескивавшей изогнутой кошачьей спиной горке. «Двойника» видно не было, а палить по сизому металлу вслепую было глупо. Я в три переката переместился вправо, к качелям, из-за которых стало просматриваться пространство за горочным спуском. Под трубчатой лестницей я разглядел большой черный сугроб, поспешивший моментально огрызнуться оранжевым огоньком. Свинец свистнул над моим затылком, и мне пришлось совершить еще две ротации, чтобы зайти неуемному «двойнику» во фланг и начать теснить его к арке, из которой все отчетливее и отчетливее доносились стенания спасительных сирен.

Он, без сомнения, оценил мою тактическую мудрость и попытался дернуться назад, под сень мощного дерева, отделявшего горку от изгороди. Допустить его исчезновения в ближайшем подъезде, до которого от дерева было не больше пяти метров, я не мог, поэтому мне пришлось дважды нажать на спусковой крючок, чтобы заставить его отказаться от дерзких планов по захвату спящих в своих тихих квартирах мирных заложников и вернуть его под горку. Он огрызнулся в ответ еще одним выстрелом, и я был вынужден нырнуть вправо, в сторону небольшого квадратного бассейна, заполненного почему-то какой-то странной крупной пылью. Разбираться в том, почему вместо воды над бассейном возвышается горка чего-то влажного и сыпучего, я не стал, но подумал о том, что именно этот природный материал может сослужить мне ту же службу, что и мой многострадальный матрас на «Анне Ахматовой».

Я двинулся вперед и специально приподнялся на руках и коленях, чтобы дать «двойнику» возможность использовать меня в качестве мишени. В своих расчетах я опять не ошибся, и золотистый плевок в свою сторону я разглядел уже в бреющем полете. Посадка на левый бок в метре от моей последней диспозиции сопровождалась взметаемым над бассейном фонтанчиком тяжелой пыли, радуя ненапрасностью моих акробатических этюдов.

Вой сирен уже бил в наши уши и сердца, и «двойнику» не оставалось ничего иного, как немедленно повторить попытку уйти к дереву и от него – в подъезд. Он опять дернулся назад из-под горки, но на этот раз мой прицельный выстрел под ноги его не остановил. Его черный силуэт вжался в дерево, а я тем временем в два прыжка добрался до изгороди и, прячась за машинами, стал приближаться к нему слева и сзади. Он же, видимо, потерял меня из виду и попытался шагнуть через ограду к подъезду. Я опять выстрелил ему под ноги, и в этот момент из-под арки во двор ворвался плюющийся во все стороны огнями «уазик». Фары его на миг осветили наш с «двойником» сектор двора, но сфокусировать на нем свое зрение я не успел: «уазик» повернул вправо, и силуэт под деревом так и не обнажил передо мной своего лица.

Через две секунды «уазик» был уже за моей спиной, и тут только до меня дошла вся трагичность моего положения. Выругаться про себя по-японски я не успел: громкоговоритель на брезентовой крыше лучшего и единственного внедорожника советской эпохи категоричным тоном потребовал от меня бросить оружие. Играть с судьбой в русскую рулетку, да еще и у нее на родине, я не рискнул и выпустил из руки револьвер.

Тут же до меня дошло, что