Главная тайна горлана-главаря. Книга 4. Сошедший сам - Эдуард Филатьев

– А, да, да… Сейчас позову кого-нибудь из хозяев, они всех тут знают. Садитесь, пейте чай…

Он наливает мне чашку, пододвигает хлеб, масло, варенье – но всё это делается машинально. По лицу его бродит улыбка, он рассеян, и, выполнив свои хозяйские обязанности, он снова садится рядом с Наташей.

И тотчас же забывает обо мне…

Такой красавицы я ещё не видела. Она высокая, крупная, с гордо посаженной головкой. От неё исходит какое-то сияние, сияют ямочки на щеках, белозубая, румяная улыбка, серые глаза. На ней белая полотняная блуза с матросским воротничком, русые волосы повязаны красной косынкой. Этакая Юнона в комсомольском обличии.

– Красивая? – спрашивает Маяковский, заметивший мой взгляд.

Я молча киваю.

Девушка вспыхивает и делается ещё красивее…

Сначала мне немного неловко, но потом я понимаю, что не мешаю им, так они поглощены друг другом…

Изредка он коротко спрашивает её о чём-нибудь, она односложно отвечает… Папироса в углу его рта перестаёт дымиться, он не замечает этого и сидит с потухшей папиросой…

Покрытые лёгким загаром девичьи руки спокойно сложены на столе. Они нежные и сильные – и добрая, большая, более светлая рука прижимает её ладонь к своей щеке.

… по-моему, они даже не заметили, что я ушла».

А Наталья Брюханенко вспомнила ещё и о походе в лес за грибами:

«Маяковский ходил по лесу очень сосредоточенно, ни о чём не разговаривая. Изредка останавливался и тростью ковырял листья и землю… Мне было странно смотреть, как такой огромный дядя, да ещё “сам Маяковский”, наклоняется за каким-нибудь маленьким грибком или так простодушно радуется, когда найдёт особенно хороший белый гриб».

В тот момент вышел пятый том собрания сочинений Маяковского (его выпустили первым). Одну книжку Владимир Владимирович подарил Льву Кулешову с надписью и рисунком. Кулешов потом вспоминал:

«… поэт нарисовал летящую птичку, держащую в клюве книгу с цифрой "V", и написал:

"Льву Владимрычу.

Иссяк… и строчки никак не выворочу"».

Но, даря этот же пятый том своей «красивой девушке», Маяковский слова нашёл:

«НАТАЛОЧКЕ АЛЕКСАНДРОВНЕ

Гулять / встречаться / есть и пить

давай / держась минуты сказанной.

Друг друга / можно не любить

но аккуратным быть / обязаны».

Вручив книгу Наташе, Владимир Владимирович показал ей своё рукописное посвящение и, как пишет Наталия Александровна…

«… заставил меня подписаться:

"Согласна

Н. Брюханенко

11 / VII – 27."»

22 июля Луначарский вручил Маяковскому очередное «командировочное удостоверение»:

«Предъявитель сего поэт Владимир Маяковский отправляется для чтения лекций в города Сталино, Харьков, Луганск, Артёмовск, Симферополь, Ялта, Новороссийск, Баку, Батум, Тифлис, Кутаис. Наркомпрос просит оказывать тов. Маяковскому полное содействие в его поездке и работе».

И 24 июля поэт отправился в это турне.

Павел Лавут:

«Ещё до отъезда на юг Маяковский как-то спросил меня:

– Вы не будете возражать против того, чтобы я вставил вас в поэму?

– Каким образом я туда попаду?

– Помните ваш рассказ о бегстве Врангеля? Не зря я вас тогда мучил. Начало готово такое:

“Мне рассказывал тихий еврей

Павел Ильич Лавут…”».

У Лавута возражений не было.

О выступлении Маяковского в столице Украины – Павел Лавут:

«В Харькове он встретил С.Кирсанова и пригласил его выступить в тот же день вместе с ним. Он уговорил Кирсанова продолжать совместную работу и в Донбассе и снова в Харькове – на обратном пути».

А в Тифлисе в это время Лев Кулешов и Лили Брик готовились к съёмкам фильма «Паровоз Б 1000». И вдруг…

В воспоминаниях Льва Кулешова об этом сказано так:

«… неожиданно меня арестовали (не по политическим причинам).

В чём меня обвиняли? В том, что я – самозванец и выдаю себя за "известного Кулешова"».

Напомним, что председателем ГПУ при Совнаркоме Грузинской ССР был тогда недавно назначенный на этот пост Лаврентий Павлович Берия. Так что вся история с арестом Кулешова проходила под непосредственном руководством гепеушного шефа и его ближайшего помощника Всеволода Меркулова.

Лев Кулешов:

«Разумеется, это трагикомическое недоразумение быстро разъяснилось, но всё-таки за решёткой я просидел пять дней.

Продолжать в Тбилиси постановку фильма нам сразу расхотелось. И мы начали немедленно собираться в Москву.

Нас любезно и предупредительно провожали, устроили товарный вагон для моего мотоцикла с коляской, посадили нас с Хохловой в отдельное купе международного вагона и даже преподнесли цветы».

Организовал проводы Кулешова Всеволод Меркулов, который крепко подружился с бывшим подследственным. Что же касается посадки Кулешова и Хохловой в международный вагон, то тут режиссёр явно лукавит – ведь в «отдельное купе» его посадили не «с Хохловой», а с Лили Юрьевной Брик.

Вся эта загадочная история невольно наталкивает на мысль о том, а не на Лубянке ли была задумана «любовь» Лили Брик и Льва Кулешова? Ведь в ОГПУ, видимо, очень хотели, чтобы талантливый кинорежиссёр стал гепеушным осведомителем. Но своенравный Кулешов, надо полагать, никак на это не соглашался. И тогда к делу подключили проверенного агента – Лили Юрьевну Брик. Инцидент в Тифлисе тоже, скорее всего, входил в гепеушный сценарий: гордому режиссёру хотели показать разницу между «нашими» (с теми, кто сотрудничает с органами) и «ненашими» (с теми, кто сотрудничать отказывается). Вот его и посадили за решётку.

Как бы там ни было, но Лили Брик потом написала (весьма неточно указав даты событий – вероятно, запамятовала):

«20 июля 1927 года, перед моим отъездом с Кавказа в Москву, я получила от Маяковского телеграмму: "Понедельник 15-го читаю лекцию Харькове твой поезд будет Харькове понедельник 12.30 ночи встречу вокзале".

Мы не виделись почти месяц, и, когда ночью в Харькове я увидела его на платформе, и он сказал: "Ну, чего ты едешь в Москву? Оставайся на денёк в Харькове, я тебе новые стихи прочту", – мы еле успели вытащить чемодан в окно вагона, и я осталась. Как Маяковский обрадовался! Он больше всего на свете любил внезапные проявления чувства».