Детство Иисуса - Джозеф Максвелл Кутзее

– Эй! – Альваро окликает возницу, спящего на облучке. – Где большая кобыла? Малец пришел ее повидать.

– Свалилась с конским гриппом.

– Его зовут Эль Рей, – говорит мальчик. – Он не кобыла. Можно мы его навестим?

Альваро и возница обмениваются настороженными взглядами.

– Эль Рей – в конюшнях, отдыхает, – говорит Альваро. – Лошадиный врач даст ему лекарство. Навестим его, как только он поправится.

– Я хочу его увидеть прямо сейчас. Я могу его полечить.

Вмешивается он, Симон.

– Не сейчас, мой мальчик. Давай сначала поговорим с Инес. И, может, втроем съездим в конюшни – завтра.

– Лучше подождать несколько дней, – говорит Альваро и поглядывает на него непонятно. – Пусть Эль Рей как следует поправляется. Конский грипп – скверная штука, хуже человеческого. Когда болеешь конским гриппом, нужен покой и отдых, а не посетители.

– Посетители нужны, – говорит мальчик. – Я ему нужен. Я его друг.

Альваро отводит Симона в сторону.

– Лучше бы не приводить пацана в конюшни, – говорит он и, по-прежнему не видя понимания, добавляет: – Кобыла старая. Дни ее сочтены.

– Альваро только что получил сообщение от лошадиного врача, – докладывает он мальчику. – Они решили отправить Эль Рея на лошадиную ферму, чтобы он быстрее поправлялся.

– Что такое лошадиная ферма?

– Лошадиная ферма – это такое место, где рождаются маленькие лошадки и отдыхают старые.

– Можно нам туда?

– Лошадиная ферма – далеко от города, и я точно не знаю, где именно. Наведу справки.

В четыре часа дня грузчики завершают работу, а мальчика нигде не видать.

– Он уехал с последней погрузкой, – говорит один из работников. – Я думал, ты знаешь.

Он тут же отправляется следом. Когда добирается до склада, солнце уже садится. На складе никого, громадные ворота закрыты. Сердце у него колотится, он ищет мальчика. Находит его посреди склада на погрузочной платформе, мальчик сидит на корточках рядом с телом Эль Рея, гладит по голове, отгоняет мух. Крепкий кожаный ремень все еще у кобылы под брюхом.

Он забирается на платформу.

– Бедный, бедный Эль Рей! – бормочет он. Потом замечает запекшуюся в ухе лошади кровь и темную дыру от пули над ней и затыкается.

– Все хорошо, – говорит мальчик. – Он через три дня поправится.

– Это тебе врач сказал?

Мальчик качает головой.

– Эль Рей.

– Эль Рей тебе сам сказал? Через три дня?

Мальчик кивает.

– Но это же не просто конский грипп, мой мальчик. Ты же сам наверняка видишь. Его застрелили из ружья – милосердно. Он, скорее всего, мучился. Он мучился, и они решили ему помочь, облегчить боль. Он не выздоровеет. Он умер.

– Нет, не умер. – У мальчика по щекам текут слезы. – Он поедет на лошадиную ферму и там поправится. Ты же сам сказал.

– Он поедет на лошадиную ферму, да, но не на эту лошадиную ферму: он поедет на другую, в другой мир. Там ему не придется носить сбрую и таскать тяжелые возы, он будет бегать по полям на солнышке и есть лютики.

– Неправда! Он поедет на лошадиную ферму и там поправится. Они положат его в телегу и отвезут на лошадиную ферму.

Мальчик наклоняется и прижимается губами к широкой лошадиной ноздре. Он поспешно хватает мальчика за руку и оттаскивает его.

– Не надо! Это негигиенично! Ты заболеешь!

Мальчик вырывается. Рыдает в голос.

– Я его спасу! – кричит он сквозь слезы. – Я хочу, чтоб он жил! Он мой друг!

Он крепко держит мальчика, тот бьется в его объятиях.

– Мой драгоценный, драгоценный ребенок, иногда те, кого мы любим, умирают, и ничего тут не поделаешь, остается только ждать того дня, когда мы опять будем вместе.

– Я хочу сделать так, чтобы он дышал! – рыдает мальчик.

– Он конь, он слишком большой, чтобы ты смог вдохнуть в него жизнь.

– Тогда ты можешь в него дышать!

– Ничего не выйдет. У меня нет какого надо дыхания. У меня нет дыхания жизни. Мне остается только грустить. Остается только скорбеть и помочь тебе в скорби. А теперь давай-ка, пока не стемнело, пойдем на реку и поищем цветов – положить на Эль Рея, а? Ему бы понравилось. Он был нежный конь, хоть и великан. Ему понравится ехать на лошадиную ферму в цветочном венке на шее.

Он отвлекает мальчика от мертвого тела, ведет к берегу реки, помогает нарвать цветов и сплести из них гирлянду. Они возвращаются. Мальчик укладывает гирлянду поверх мертвых, неподвижных глаз.

– Ну вот, – говорит он. – Теперь пора оставить Эль Рея. У него впереди долгий путь, до самой лошадиной фермы. Там на него посмотрят другие лошади, а у него корона из цветов, и они все скажут: «Он там, откуда приехал, наверное, был царем! Это он, великий Эль Рей, о котором мы слыхали, друг Давида!»

Мальчик берет его за руку. Они бредут по тропе к порту под восходящей полной луной.

– Как ты думаешь, Эль Рей уже встает? – спрашивает мальчик.

– Встает, отряхивается, ржет, как он это обычно делает, и пускается в путь – цок-цок-цок – навстречу новой жизни. Больше не плачем. Совсем не плачем.

– Совсем не плачем, – говорит мальчик и оживляется – даже чуточку беспечно улыбается.

У них с мальчиком общий день рождения. В смысле, они вместе прибыли на одном судне в один день, и потому им вписали днем рождения дату их совместного прибытия, совместного вхождения в новую жизнь. Решили, что мальчику пять лет, потому что он на столько выглядит, а ему – сорок пять (так вписано у него в карточке), потому что на столько в тот день выглядел он сам. (Его это уязвило: он представлял себя моложе. А теперь чувствует себя старше. Будто ему шестьдесят. А бывают дни, когда он чувствует себя на семьдесят.)

Поскольку у мальчика нет друзей, даже друга-коня, устраивать праздник бессмысленно. И все же они с Инес решили, что этот день нужно как следует отпраздновать. Инес печет пирог, поливает его глазурью и втыкает шесть свечек, они втихаря покупают подарки: она – свитер (зима на носу), он – счеты (беспокоится, что мальчик сопротивляется науке чисел).

Празднование омрачено письмом в почтовом ящике – напоминание, что после шести лет Давида нужно записать в городскую школьную систему, ответственность за запись возложена на его родителя (-ей) или опекуна (-ов).

До сего дня Инес убеждала мальчика, что он слишком умный, чтобы ходить в школу, и ту малость обучения, что ему потребна, получит и дома. Но его капризы при чтении «Дона Кихота», заявления, что он умеет читать, писать и считать, – при том, что ничего этого он явно не умеет, – заронили сомнения даже в ее голову. Может, лучше, теперь считает она, все же доверить обучение подготовленному наставнику. И они покупают ему третий – общий – подарок: красный кожаный пенал с инициалом «Д», тисненным золотом в углу, а в нем два карандаша, точилка и ластик. Все это они дарят ему вместе со счетами и свитером и сопровождают дарение счастливой и неожиданной новостью, что он скоро – может, даже на следующей неделе, – пойдет в школу.