Уйти от себя… - Фридрих Незнанский

— А селедки почему не несешь? — потребовал Сергей Ковальчук, углядев в витрине открытую банку с толстыми спинами жирной селедки.

— Та вы ж не заказывали! — огрызнулась Зина.

— Заказую. Давай чисть нам, шобы мы тут не ковырялись, косточки не выймали.

— А не жирно будет? — возмутилась наглости клиентов Зина.

— В самый раз. Деньги платим. Клиент всегда прав! — заржал Сергей.

Зина сердито поддела вилкой самую большую тушку селедки и принялась с отвращением ее чистить, что-то бормоча себе под нос.

— …Не, ну менты, конечно, расслабились, — заявил Санек-Кудлатый, разливая водку по стаканам.

Олег опрокинул в рот рюмку и, не закусывая, пояснил:

— А знаешь, почему? Потому что мы этих свиней в жопу целуем. Ходим до них, взятки носим… «Вы только, хлопцы, не обращайте ни на что внимания, сидите себе да отчеты в районное отделение пишите…» Так они и разленились совсем.

— От я и кажу, — вмешался один из казаков, — посадили мы их себе на шею.

— Заткнись, дурень… — резко осадил его Димон. — Хочешь, шоб було, як три года назад?

У Олега на лице появилась шаловливая улыбка.

— А шо, Димон, непогано было бы… Тогда война была, весело… Гужевались на полную катушку!

Димон не поддержал Олега, а, совсем наоборот, осуждающе посоветовал:

— А ты своему братану это скажи. Послухаем, шо он тебе ответит.

— И скажу… — загорячился Олег. — А шо он устроил? Была у нас бригада, от ментов бегали, и шо? Завалили многих… Но зато в Тихорецк, як до себе домой ездили. А теперь шо? Вдруг казаками стали, в лампасы вырядились, как клоуны. А бабок и нема. Тебе не надоело, Димон? Я даже тачку себе купить не могу, — стал он прибедняться.

— Не хрен было разбивать. Сам виноватый, а теперь ноешь. Все правильно Куренной сделал. Мы теперь казаки — и нам почет.

— Почет? — криво усмехнулся Олег. — А шо нам с того почету?

— Ну ты темный, Бэмби! Мы ж теперь в кубанском казачьем войске, а это часть российского казачества! У нас теперь тех земель — и Краснодарский край, и Ставропольский! Усек?

— Да, шо все это наши земли. Только нам всем — дуля с маком. Эти земли на бумаге. А у тебя какие земли? Как были огороды и трохи пашни, так и осталось. И у меня так же. И у всех наших такая же хреновина. Такие мы вже все богатые, шо прямо не знаем, куда ховать наше богатство.

Олег ехидно усмехнулся и сплюнул на пол. Димон сердито смотрел на него из-под густых бровей.

— Шо с тобой говорить? Ты как упрешься рогом, тебя не убедишь. Ты в казачьих делах ни в зуб галошей.

Олег нервно вскинулся:

— Слухай, Димон, а твой дед хто був?

— Пошел ты… — злобно окрысился его собеседник. — Ты на свою родословную оглянись, хто твой дед був?

— А мени до этого дела нет. Это нехай братан нам великих предков придумуе. Хоча мой дед был казаком, он сам говорил. А моя думка — лучше, когда мы просто блатными булы.

— А твой брат каже… — не уступал своих позиций Димон, но закончить фразу не успел, так как раздраженный Олег бесцеремонно перебил его:

— Та я кажный день слышу, шо вин каже… Уже у вухах увязло. «Времена изменились… Пора на другой уровень выходить…» — неприятным тоном передразнил он отсутствующего брата. — Надоело уже.

— Хватит гундеть, — оборвал его Димон. — Шо тут поганого? Все схвачено, менты — наши, дела бывают нормальные…

Димон хотел, чтобы последнее слово осталось за ним, но Олег уже завелся и не собирался уступать. Его глаза зло блестели, рот искривился, на виске пульсировала набухшая от сдерживаемого гнева жилка.

— Де ж нормальные?! Де ж нормальные? Детский сад один… А як шо и случается, так братан вси гроши на какие-то типа организационные дела пускает. Куда вин их сливае, а? Спонсирует Кубанский казачий хор? Никогда не повирю!

— Кубанское казачество только восстанавливается як организация. Ясно тебе? На это знаешь, сколько грошей требуется? Я бачу, Олег, шо ты погано понимаешь нашу задачу. Мы возвращаем наши обычаи, традиции. Это ж не так просто, сто лет прошло, как мы их потеряли.

— Да и обходились без них. А теперь эти обычаи — одна тоска. Прямо театр карликов.

— Слухай, ты казак. А казак не может считать себя казаком, если не знает и не соблюдает традиции и обычаи казаков, — поучительно стал говорить Димон.

— Тебя прямо заслухаешься, говоришь как по писаному, — вяло ответил Олег, которому спор за столом уже надоел.

— Я думаю, тебе будет понятный только один обычай, помнишь такой? «Отеческое внушение». Порка плетьми — самое доходчивое внушение. Вот ты, Олег, совсем от рук отбился. А порка способствует укреплению трудовой дисциплины, — спокойно провозгласил Димон.

Казаки заржали, даже Зина не удержалась и хмыкнула, разделывая селедку. Олег презрительно взглянул на Димона, но отвечать не стал.

За столом повисло молчание, казаки равнодушно слушали перепалку Олега и Димона, слышалось только чавканье. Один из казаков опять наполнил рюмки. Пили без тостов, кто во что горазд. Димон отставил стакан и, глядя Олегу прямо в глаза, задал вопрос, который, видимо, обдумывал последние несколько минут:

— Ты мне лучше скажи, якои холеры той бродяга, шо от ментов сбежал, про тебя расспрашивал? Откуда вы знакомы?

Олег вскинулся и непонимающе вытаращился на приятеля:

— Шо?! Хто тоби сказав? Менты?

Димон внимательно смотрел на Олега, в его глазах промелькнуло что-то, что не понравилось Олегу, и он напрягся. Но голос Димона звучал ровно и бесстрастно.

— Нам менты не кенты! Галька сказала из гагаринского магазина. Она и ментов тогда вызвала. Ты чого натворил, Бэмби?

— Не называй меня Бэмби! — огрызнулся Олег. — Мы ж теперь казаки… — с ехидцей добавил он. Затем демонстративно откусил здоровый кусок мяса, долго прожевывал его, наконец спокойно добавил: — Ничого я не натворил. Ладно, пора мне уже…

Компания осталась сидеть за столом, когда он попрощался со всеми и вышел на улицу.

Турецкий услышал звук хлопнувшей двери и едва не подскочил от неожиданности. За эти полтора часа, которые он провел в кустах, какие только мысли не приходили в голову. Он даже не пытался с ними бороться, заново переживая события последних дней. Услужливая память почему-то подбрасывала один и тот же сюжет — тесная прихожая Антона, испуганное лицо Ирины и совсем недовольное выражение рожи хозяина квартиры. Душа продолжала ныть, потому что он ясно понимал — застал их врасплох. И неизвестно, чем они занимались до его прихода. Хотя оба были в приличном виде, все детали одежды на месте, ни всклокоченных волос, ни виноватого выражения у обоих. Но ведь он тоже не вчера родился, знал одну мудрую истину — дурное дело нехитрое. На такое много времени не нужно… Мысли перескакивали, и логики в них не было. То он видел себя в вагоне-ресторане и сочувствующее выражение лица неожиданного попутчика Олега, то себя, бегущего за мужиком вдоль путей, а потом и его дружбанов, которые с разбойничьими рожами колотили его с нескрываемым удовольствием. Он вспомнил и огни уходящего от него поезда, и на этом месте возникало ощущение безвозвратной потери. Не зря говорят люди: поезд ушел. Да, черт возьми, ушел, и к тому же без него. И все эти напасти, которые навалились на него, — из-за самых дорогих ему людей. «Блин, хватит о них думать!» — приказывал он себе и усилием воли переключал мысли на свою прямую работу. Когда теряешь семью и друзей, остается только работа. А сидеть в засаде — это как раз та работа, которой он не раз занимался. Турецкий знал твердо: терпения ему не занимать. Но когда на тебе легкая рубашка, а ночи уже по-осеннему прохладные, хотя днем солнце и припекает, сидеть в скрюченном виде и дрожать от сырости малоприятно… Он сжал зубы, чтобы не стучали, и в этот момент увидел на пороге кафе своего обидчика. Тот выскочил как ошпаренный, с силой захлопнув за собой дверь. Турецкий сделал стойку, в нем проснулся охотничий азарт, и он успел злорадно подумать: «Ну, сволочь, вот ты и попался!» И тут дверь опять распахнулась, и на пороге замаячила фигура еще одного человека. Хоть лампочка горела тускло, ее неяркий свет падал прямо на лицо второго человека. Турецкий узнал и того. Один из тех, кто сопровождал живой подарок начальнику милиции. Это он вытаскивал из прицепа богатое седло и умело запрягал коня. Турецкий с досадой прикусил губу и чертыхнулся. А это уже перебор… Он навострил уши, и не зря. Второй мужик догнал Олега, когда тот уже спустился со ступенек и собрался пересечь двор, чтобы выйти на дорогу. Догоняющий негромко обратился к Олегу: