Статуя сексуальной свободы - Елена Логунова

– Бабуля очнулась?! – громко обрадовалась я. – Ура! Ма, па, Зямка, вы слышали? Бабуля пришла в себя и просит супу!

– Какого именно? – из кухни, блестя глазами, прибежал папуля.

Он уже повязывал передник, готовясь приступить к выполнению заказа.

– По-исландски! – держа телефонную трубку у плеча и безудержно улыбаясь, ответила я.

Трубка невнятно заквакала, и я переместила ее ближе к уху.

– Совсем забыл предупредить, что супчик заказан на завтра, – сказал Денис. – Нынче Катерина Максимовна вас не ждет, сегодня у нее лимит посещений уже исчерпан.

– Это кто же его исчерпал? – напряглась я. – Ты, что ли, прихватизировал нашу любимую бабушку?!

Кулебякин смущенно кашлянул:

– Ну, я… И еще другие наши люди. А как ты думала? Сами же требовали срочно провести расследование по факту нападения на родную старушку!

– Это меняет дело, – я раздумала скандалить. – Расскажешь, что бабуля говорит?

Денис не стал запираться:

– Говорит, что ранним утром поехала с банками-склянками в больницу, чтобы проведать свою хворую подружку, но по пути ей позвонили на сотовый с просьбой о встрече по важному делу.

– Кто позвонил?

– Не то женщина с прокуренным голосом, не то мужик хрипатый – она не разобрала.

– Неужели? – пробормотала я, настораживаясь.

Хм, а мне ведь тоже вчера вечером звонил – якобы от бабули – кто-то с ярко выраженными бронхиальными хрипами! И тоже с просьбой о встрече по важному делу!

– Договорились они встретиться вблизи больницы, но в стороне от торных троп, в тихом месте за углом, – продолжал Денис. – Катерина Максимовна прибыла на условленное место, встала под арку, стала ждать. Через несколько минут звякнул ее мобильник. Пока она с трубкой возилась, по сторонам не смотрела и неожиданно получила удар по голове. Все!

– Как это – все? – возмутилась я. – А кто ее ударил, чем и зачем?

– Кто и зачем – будем разбираться, – уклончиво ответил милый. – Пока похоже, что какая-то мразь уличная, хулиганистая-наркоманистая, в подворотне засела и нашла легкую добычу в лице рассеянной старушки. Бабулю чушкой тюкнули, бумажник и мобильник увели…

– Чем тюкнули? – машинально спросила я.

Как дипломированный филолог, я никогда не упускаю возможности пополнить свой лексический запас.

– Чушкой, – повторил многоопытный капитан Кулебякин. – Чушка – это такое самодельное орудие кулачного боя, наподобие кастета. Только кастет цельнолитой, а чушка – штучка сложносоставная, такое оружие ручной сборки: увесистая колбаска из монет или гаек, завернутых в тряпочку.

– В тряпочку?!

Не отходя от телефона, я распахнула платяной шкаф с верхней одеждой и спешно обшарила карманы своей куртки. Фаршированный пятаками носок, который я от переизбытка порядочности еще сегодня утром благородно хотела вернуть неизвестному растеряхе, никуда не делся, так и лежал в кармане мертвым грузом.

– Мертвым грузом – это в данном случае очень точное выражение! – насмешливо похвалил меня внутренний голос.

У него удивительная способность всегда просыпаться чертовски некстати, в тот момент, когда мне решительно не до разговоров.

– Чувствуешь, какая похожая ситуация? Хриплый голос, тайное свидание в уединенном месте… Похоже, вчера вечером у тебя был реальный шанс встретиться с бабулей прямо в реанимации, – зудел внутренний. – Дал бы тебе этот хрипатый злодей чушкой по макушке, и все, чао-какао! Прощай, жизнь молодая!

– Бабуля-то жива! – слегка напуганная перспективой, которой, к счастью, удалось избежать, напомнила я.

– Жива, – согласился Кулебякин, ошибочно полагающий, будто моим собеседником по-прежнему является он один. – Но только потому жива, что удар по голове вскользь пришелся. Видимо, в последний момент нападавший передумал глушить старушку намертво, придержал руку и увел кулак чуть в сторону.

– С чего бы вдруг такой приступ гуманизма? – пробормотала я и почесала голову.

Самые разные, но сплошь неприятные мысли закопошились в ней гадкими червячками.

Даже не будучи голодной, Римма Кондачкова не могла перестать думать о еде. Мысли о колбасе насущной, припрятанной в бетонном коробе теплотрассы, крепче всякой привязи удерживали ее в радиусе тридцати метров от клада. Поэтому покемарить после плотного завтрака Рюмка устроилась по-походному – за гаражом, на газетке, но и на свежем воздухе спала очень чутко и периодически тревожно поглядывала на приметную плиту, торчащую под углом, как древнее надгробие. Удалиться за пределы прямой видимости этого памятника «Домашней полукопченой» Рюмке не позволяло некое смутное беспокойство. Его природу она осознала в тот момент, когда мимо ее укромного лежбища с ветерком пронеслась темная фигура.

– Ш-шпингалеты! – недовольно прошипела потревоженная Рюмка, подумав, что это неугомонные мальчишки играют в казаки-разбойники на приволье пустыря.

Тут же ей пришло в голову, что вездесущие пацаны вполне могут распространить свою военную игру на катакомбу теплотрассы. Зная, какой прожорливый народ эти сорванцы, Рюмка понимала, что при таком раскладе ее колбаса выйдет из блиндажа только в желудках разбойных казачков. Она подхватилась и заковыляла к теплотрассе.

Малогабаритная бетонная стела уже не высилась над провалом, она легла на свое обычное место и стала совершенно неотличима от других серых квадратов. При мысли, что она не найдет «ту самую» плиту, Рюмку обдало ужасом. Она пригнулась к земле, как ищейка, и так же, как собака, поскуливая, забегала туда и обратно вдоль теплотрассы в поисках чего-нибудь такого, что помогло бы ей найти место свежего колбасного захоронения.

Через пару минут выяснилось, что ее белая полоса еще не совсем закончилась. Рюмка высмотрела придавленный плитой обрывок картона, и дразняще торчащий язычок послужил указателем.

– Это место, точно, оно самое! – успокаивая сама себя, забормотала она, подсовывая пальцы под край плиты.

Та была слишком тяжелой для слабой женщины, но мысль о пропадающей колбасе придала Рюмке сил. Сбегав на помойку, она вытянула из кучи строительного мусора пару крепких досок, дырявое эмалированное ведро и с помощью этого минимального снаряжения доказала, что Архимед не преувеличивал значение точки опоры. Доска, положенная на перевернутое ведро, сработала как рычаг. С натужным кряканьем Рюмка вновь подняла самопадающую плиту и сразу же полезла в темную яму, чтобы без промедления воссоединиться с возлюбленной колбасой.

Та была на месте, только мешок почему-то разорвался и аппетитно пахнущие колбасные кольца из него высыпались. Зато, подбирая их, Рюмка нашла между трубами прекрасную новую шапочку, по молодежной моде сшитую из вельвета в яркую шотландскую клетку редкой для традиционных кельтских нарядов бежево-розовой расцветки. Обрадовавшись еще одному неожиданному пополнению своего стремительно растущего гардероба, она натянула кепку до ушей и вплотную взялась за колбасу. Приметная бежево-розовая голова торчала из ямы, как люминесцентная садовая лампа.