Актриса - Салли Боумен

На фоне циничных разглагольствований Тэда истории Стефани казались искренними и простодушными. Элен потребовалось какое-то время, чтобы заметить в них небольшие неточности, вроде той, на которую она обратила внимание сегодня. Это открытие расстроило ее. Она поняла, что захватывающие рассказы Стефани по большей части сочинены ею самой.

Впрочем, Стефани она об этом открытии сообщать не стала. Девушка, похоже, сама верила своим рассказам, и Элен не хотела обижать ее, ловя на явных противоречиях. Кроме того, она поняла, что именно это наивное желание приукрасить свою жизнь и привлекло ее к Стефани.

Разве с ней не происходило то же самое? Разве прошлое Элен Харт, овеянное ореолом таинственности, не было такой же фикцией, что и увлекательные истории Стефани Сандрелли?

Эта мысль вызвала у нее какой-то неприятный осадок, и она постаралась побыстрей выбросить ее из головы. В конце концов не она же сочиняла эти нелепые истории. Что бы ни писали о ней падкие до сенсаций журналисты, ее прошлое оставалось ее прошлым. Уж она-то хорошо знала, как все было на самом деле. Но чем дольше она об этом думала, тем слабей становилась ее уверенность. А что, если память ее подвела и то, что она принимает за реальность, — всего лишь очередная фантазия журналистов? Может ли она с уверенностью сказать, где кончается правда и начинается выдумка?

Иногда ей казалось, что может. Особенно в те дни, когда она возвращалась в Лос-Анджелес и снова виделась с Касси, которая уже три года жила вместе с ними. Получив первый большой гонорар, Элен сразу же вернула ей долг. Они начали переписываться, и, когда Касси в одном из писем обмолвилась, что работа в парикмахерской становится для нее слишком утомительной и она подумывает о том, чтобы продать салон, Элен не задумываясь предложила ей переехать к ним. С тех пор она еще ни разу не пожалела об этом решении. Касси была единственным человеком, с которым она чувствовала себя свободно. За три года, проведенные под одной крышей, они хорошо узнали друг друга и по-настоящему подружились. Элен иногда казалось, что Касси в каком-то смысле даже заменила ей мать. Они говорили о прошлом, читали письма, которые Касси получала из Оранджберга, вспоминали старых знакомых, и Элен снова начинала понимать, кто она такая. Юг, трейлерный парк, мать, нищета и убожество, окружавшие ее в детстве, снова вставали перед ее глазами.

Но бывали дни, когда прошлое отодвигалось далеко-далеко, делаясь призрачным и нереальным, как мираж. Какая-то часть ее жизни была известна Льюису, какая-то — Касси, об остальном же знала только она одна.

Временами она и сама не понимала, что в ее воспоминаниях ложь, а что правда. Истина и ложь переплелись так тесно, что отделить их друг от друга было просто невозможно. Элен чувствовала, что с ней происходит то же, что и со Стефани: она забывала, что и кому она говорила, какой частью правды поделилась с окружающими. Ясность возвращалась к ней только тогда, когда она оставалась вдвоем с Касси, в эти минуты все снова становилось на свои места, она снова видела длинную цепь событий, связывающих ее с прошлым, и убеждалась, что нищая девчонка Элен Крейг и знаменитая актриса Элен Харт — одно и то же лицо. Но проходило время, и связь с прошлым терялась, новое имя отгораживало ее от действительности, мешало людям понять ее истинную сущность. Глядя на Элен Харт — такую независимую, такую уверенную, такую богатую, никто и представить себе не мог, в какой ужасающей нищете она провела детство. Окружающие ценили в ней не искренность и не актерский талант — качества, которые она считала в себе главными, — а такие несущественные, на ее взгляд, достоинства, как умение хорошо одеваться, сохранять со всеми одинаково ровный тон — что многие расценивали как природную холодность, — а особенно то, что она нигде не появлялась без мужа. Самые отъявленные сплетники не находили в ее поведении ни малейшего повода для скандала, а для Голливуда такое явление было поистине из ряда вон выходящим.

Где бы она теперь ни появлялась, все взгляды тут же устремлялись к ней. Люди моментально узнавали ее, подбегали, здоровались, словно были ее давнишними друзьями. Они судили о ней по фильмам и по статьям, им казалось, что этого вполне достаточно, чтобы ее понять.

Они не знали, да и не хотели знать, что она представляет собой в действительности; образы, которые она создавала на экране, были для них гораздо интересней. Когда она попробовала поделиться своими огорчениями с Тэдом, тот лишь недоуменно пожал плечами:

— Ну и что? Люди тебя узнают, это же прекрасно. Чего ты еще хочешь?

Элен вовсе не считала это прекрасным, но молчала, боясь показаться наивной. Разве она могла предполагать, что слава — такая жестокая вещь, что в обмен на признание зрителей ей придется расплачиваться собственной свободой?

В дверь постучали. Вошел ассистент режиссера, отвечающий за натурные съемки, и сообщил, что ее ждут на площадке. Элен встала и подошла к зеркалу. Через несколько минут ей предстояло стать другим человеком, и она хотела подготовиться к этому заранее.

Сегодня она была Марией, взбалмошной девчонкой из маленького провинциального городка, решившей удрать из дома со своим несовершеннолетним ухажером. Побег, начавшийся как веселое, романтическое приключение, закончился весьма трагично: Мария погибла, поссорившись со своим приятелем из-за какой-то ерунды, погибла бессмысленно и нелепо, так и не успев повзрослеть.

Для Элен Мария была не просто персонажем, она была ее лучшей подругой, ее давней закадычной приятельницей. Элен знала о Марии все: знала ее вкусы, привычки, манеру ходить, поворачивать голову, знала, какие платья она любит носить и какую прическу предпочитает, знала, какое лицо будет у Марии перед смертью и какие слова она скажет на прощание своему любовнику.

Мысль о Марии успокоила ее, наполнила уверенностью и силой. Это был отличный способ настроиться на работу, она открыла его еще в Риме, на съемках «Ночной игры». Она распахнула дверь, спустилась по лестнице и вышла на площадку. Стефани уже заняла свой наблюдательный пост. Увидев Элен, она широко улыбнулась и подняла вверх два скрещенных пальца.

Элен остановилась в тени. Ее тут же окружила толпа ассистентов: кто-то подправлял грим, кто-то проверял специальное устройство, спрятанное под платьем и состоящее из нескольких пластиковых мешочков с искусственной кровью, которые в нужный момент должны были взорваться.

Элен не замечала царящей вокруг суматохи. Ей казалось, что она стоит в узком, длинном коридоре, из противоположного конца которого к ней медленно и неуверенно приближается Мария. Ей хотелось, чтобы все побыстрей разошлись и оставили их вдвоем.

Наконец приготовления были закончены. Элен шагнула к краю площадки. Взгляд ее снова упал на стоящую в стороне Стефани. И она вдруг поняла, почему эта девушка постоянно притягивает ее к себе, вызывая одновременно и симпатию и жалость. Стефани была ее отражением — искаженным, нелепым, но все равно похожим. Обе они — и Элен, и Стефани — не могли разобраться в себе и именно поэтому предпочитали играть других.

Она встала туда, куда указал оператор, и огляделась: разбитый автомобиль; актер, исполняющий роль ее приятеля; револьверы, из которых ее должны были застрелить; пустыня, расстилавшаяся до самого горизонта; аппаратура, камеры, массовка — все было на месте. Не было только Марии.