Флейта гамельнского крысолова - Мария Спасская

Как ехали в поезде, Аркаша не помнил. Забившись в угол плацкарты, парень остекленевшим взглядом смотрел в окно, на проносящиеся мимо деревья и покосившиеся крестьянские домики. Мимо, задевая коленями, ходили разбитные мужички, носили в чайниках добытый на станциях кипяток, громко смеялись, разговаривая, дымили едкой махрой, но Аркаша не поворачивался в их сторону – он думал о Лидочке.

Видя душевное состояние родственника, Всеволод Григорьевич оберегал его, точно занедужившего ребенка, одергивая зарвавшихся крестьян, понемногу вытесняющих Аркашу с лавки, с тем чтобы расположиться на освободившемся месте с максимально возможным комфортом. Под их напором Аркадий покорно сдвигался к самому краю, рискуя, того и гляди, свалиться на пол.

Время от времени историк, держа перед Аркадием алюминиевую чашку с так называемым «чаем», совал родственнику в безвольную ладонь ломоть черствого хлеба, и тот автоматически жевал сухой мякиш, запивая заботливо вливаемым в рот кипятком. Остальные члены экспедиции – особистская ее часть во главе с заведующим отделом сектора валюты и внешней торговли Наркомфина Острягиным, – смотрели на занятную парочку, как на чудаков, держась от них на расстоянии, точно боялись заразиться их причудами. Энкавэдэшники обосновались в начале вагона, благоухая самогоном и домашними пирогами.

Поезд размеренно бежал по рельсам, останавливаясь, согласно расписанию, на станциях больших городов и на малых полустанках, день сменяла ночь, наконец, впереди показался Архангельск. Наркомфиновец Острягин тут же пересел на дожидавшийся его автомобиль и двинулся в порт, в то время как два бойца НКВД вместе с научной частью экспедиции отправились к стоящим у полосатого столба подводам, торговаться с заламывающими немалую цену извозчиками. Вскоре майор Сапунов – бескомпромиссный моряк с рябым лицом и щербатыми зубами, пришедший с Балтфлота в ряды НКВД по велению сердца, сумел найти подводу, получив ее бесплатно, запугав возницу до обморока.

Потрясая мандатом, он отнял у мужика вожжи и заявил, что транспортное средство конфисковано в пользу революции. В экспедиции майор был самым яростным поборником новой власти, считая свои полномочия безграничными. Еще в поезде, размахивая маузером, Сапунов очистил от мужичков-мешочников половину вагона, расположившись с комфортом на трех отдельных лавках, теперь вот разбойничьим наскоком отвоевал подводу…

Невозмутимый финансист Острягин взирал на художества подчиненного с отеческой снисходительностью, в то время как третий особист – простоватый рядовой Егоров – смотрел на майора с сыновьей любовью. Трясясь в телеге, неспешно движущейся в сторону моря, откуда планировался водный переход до Соловецких островов, Корниевский с содроганием предвкушал встречу рябого майора с сокровищами монастыря. Эта встреча состоялась в тот же день, не обманув тревожных ожиданий историка.

Судно пришвартовалось к Заячьему острову, высадив помголовцев на обледеневшие доски причала, майор закинул на спину вещмешок и бегом устремился к позеленевшим стенам монастыря, точно торопился запустить алчные руки в ризницу. Помахивая чемоданчиком и неопределенно улыбаясь, вслед за Сапуновым неспешно двинулся финансист Острягин, за ним потянулся молодой недалекий Егоров.

Холодный ветер с Белого моря рвал полы пальто, задувая за воротник и покрывая кожу мурашками. Заметно нервничая, Всеволод Григорьевич помог Аркадию сойти с трапа, не выпуская из поля зрения сотрудников НКВД. Нельзя было допустить, чтобы особисты самочинно приступили к изъятию ценностей. Договоренность договоренностью, но торопливость рябого майора не оставляла сомнений в его намерениях.

Страдая одышкой и задыхаясь на стылом ветру, похожий на раненую птицу историк семенил по осклизлым доскам, таща за собой погруженного в меланхолию Аркашу. Особисты уже скрылись за дубовыми воротами, и Корниевский прибавил ходу. Помогая Аркадию, вошел в калитку и увидел, как из маленькой монастырской дверки выскользнули два монаха, черные рясы которых были особенно заметны на фоне серых стен. Их голоса разносились далеко по берегу.

– Налетели, коршуны, на ризницу, даже службу достоять не дали, – сердито заметил один из них. – Брат Зосима, зря мы ушли, отец Илларион там остался.

– Игумен молитвой с ними справится, – сурово откликнулся второй.

– Молитва против маузера не сильно помогает. Убьют они его. Видал, как приставили дуло к виску?

– Господь с тобой, брат. Не наше это дело. Наше дело уголь в топку подбрасывать.

Опустив головы, монахи торопливо прошли мимо представителей Третьяковки и скрылись в котельной.

– Аркаша, быстрее, прошу тебя, – дергая художника за руку и ускоряя шаг, взмолился историк.

Аркадий прибавил ходу и следом за родственником вошел в монастырь. В низком зале перед иконами горели свечи, у амвона застыл с приставленным к голове маузером высокий статный священник. Пистолет, дуло которого упиралось в седой длинноволосый затылок, держал бесноватый майор. По храму между застывшими монахами расхаживал наркомфиновец, задерживаясь перед развешанными на стенах иконами и оценивающе их осматривая. Наибольший его интерес вызывали иконы в массивных серебряных окладах, перед которыми уполномоченный задерживался особенно долго. Золотые оклады экспроприировали еще раньше, теперь дошла очередь и до серебра. Рядового Егорова не было видно, лишь грохот металла о металл доносился из ризницы.

– Господа, ну что же это такое? – плаксиво заговорил Корниевский, дергая длинным носом. – Договаривались же, без нас не начинать!

– Это у тебя, что ли, у черта очкастого, я должен попросить разрешение на раскулачивание монастырской сволочи? – добродушно усмехнулся майор.

– Я обязан оценивать экспроприируемые ценности, а Аркадий Борисович производить зарисовку…

– Сволота интеллигентская. – Майор сплюнул на амвон, наблюдая, как финансист протягивает руки и снимает со стены приглянувшуюся икону в пышном серебряном окладе. К святотатцу тут же ринулся тщедушный монашек, намереваясь защитить реликвию, но сразу упал, сраженный пулей майора Сапунова.

– Братья, не противьтесь, – пробасил игумен, скорбно оглядывая монахов.

– Чего притихли, чернорясники? Кто еще хочет прямым ходом отправиться к своему боженьке? – глумился щербатый особист. – Валяй, подходи по одному!

– Сапунов, прекрати нести чушь! – прикрикнул завотделом наркомфина, коленом вышибая икону из оклада, а оклад бросая в объемный мешок у ризницы. – Делай, что тебе приказали и поменьше болтай.

– Так мы приступим к своим обязанностям? – осторожно уточнил Корниевский.

– Валяйте, – махнул рукой финансист, срывая со стены другой увесистый оклад. И, обернувшись к монахам, выдохнул: – А вы, товарищи, свободны. Монастырь закрыт. Возвращайтесь к общественно-полезной деятельности, становитесь полноправными гражданами Страны Советов и стройте вместе со всеми коммунизм.